Валерий Строкин - История с Малыми Тмутараканями [СИ]

Все увидели, как по оврагу плыл, клубясь, странный багровый туман.

Впереди, громко всхрапнул мерин и стал заваливаться на бок.

— Лошадь отравили! — испуганно закричал Карпенко, озираясь по сторонам и ища невидимых врагов.

Кузьмич слез с телеги, нагнулся к земле, рассматривая странный, багровый, не имеющий запаха, дым. Через секунду, покачнувшись, неловко упал лицом в низ.

— Всем наверх, это ловушка! — отдал приказ Максим Строгов. Он задрал голову и тихо выругался. Багровые кольца, не только поднимались со дна оврага, темными, алыми облаками, они срывались со склонов оврага, на дно. Скоро в клубящемся, багровом тумане, скрылся весь овраг, наверх никто не выбрался.

Из слепящей багровой тьмы оврага, вырвался странный утробный рев, заставивший испуганно вздрогнуть кроны деревьев. Черная стая ворон взметнулась к потемневшему небу, протестующе каркая.

Среди кустов, промелькнуло бледное, мокрое от пота, лицо Вани. Сын мельника выбежал в дубовую рощу, на миг остановился, оглянувшись назад, торопливо перекрестился и вновь припустил бежать в сторону своей Матвеевки.

… Ранним утром, натружено скрипя, из сумерек лога, вырвалась старая телега.

— Давай, давай братишка, — нахлестывал мерина комиссар. За нм в телеге сидели, стуча зубами от холода Карпенко, Кузьмич и Юлиан Сидоров.

— Тпру-уу!!! — комиссар оглянулся на своих красноармейцев. — Все расслабились, все живы.

— Живы, но зачем мы всю ночь провели в овраге? — недовольным голосом спросил Карпенко.

— Колдовство какое-то, это все сын мельника нас охмурил, — Карпенко высморкался в серый от старости платок.

— Мельник еще ответит, за свои шуточки, — пообещал комиссар.

— Туман, вроде был, како-то. Багровый, такой, странный, — потирая лоб, пытался вспомнить Кузьмич.

— Смотрите красота, какая! — восторженно воскликнул Юлиан, вытягивая вперед руку.

Огненно-рыжий глаз солнца выкатился на вершину холма, заливая золотым светом, квадратики ровных полей, вспыхнувший золотой рукав реки, обнимающей холм. На вершине холма, в центре золотой солнечной ауры, чернели высокий частокол и жилые постройки. За всем этим великолепием, стояло еще одно; пытаясь разорвать горизонт и слиться, с ранним, бирюзовым небом — широко раскинутое, зеленое покрывало степи.

— Домой поедем по старому тракту, — пробормотал Строгов, дернул вожжи, коротко свистнул и гаркнул:

— Н-нооо!

Мерин радостно затрусил к темным квадратикам полей….

Выходящие на раннюю работу в поле люди, с удивлением оглядывались на странную, дребезжащую телегу и пассажиров, проезжавших мимо их земляных наделов. Пассажиры с не меньшим удивлением смотрели на полевых работничков, одетых в широкие суконные рубахи и штаны, перепоясанные простыми тесемками, обутыми в лапти.

— Голытьба крестьянская, Русь лапотная, — вздохнул Карпенко, натягивая на нос кепку.

— Маскарад, — фыркнул Строгов. — Пока мы спали в овраге, их предупредили матвеевцы. Не удивлюсь, если все запрятать успели, — рот комиссара недобро улыбнулся. — Посмотрим. Найдем, все найдем. Посмотрим…

Колеса телеги прогромыхали по широкому, но не оборудованному перильцами мосту. Промелькнула синяя речная полоса, берег заросший густыми камышовыми зарослями. Где-то встревоженно крякнула утка, ударила по воде тяжелая рыба.

— Эх, ушицы бы или супчика с потрошками, — мечтательно протянул Карпенко. Требовательно добавил: — Жрать хочется.

Дорога медленно стала взбираться вверх, к высокому острому частоколу, двум, распахнутым настежь, половинкам деревянных ворот, прилепленной с боку, странной башенке.

— Совсем отсталая, доисторическая, какая-то деревня. Кузьмич, может все-таки, покурим? — Карпенко, толкнул сослуживца в бок.

— Покурим, — пообещал Кузьмич, шаря за пазухой, в поисках кисета с толченым табачком.

— У меня бумажка папиросная — высший класс, — обрадовался Карпенко.

— Стой, скотина, — комиссар натянул вожжи, останавливая мерина перед здоровенным детиной, перегородившем им дорогу в ворота. Мужик держал в руке здоровенный кол, на конце которого блестело острое копейное жало.

— Шик, — только и сумел сказать Юлиан, такого он еще не видел. Кузьмич, забыв про табачок, перекрестился, хотя раньше, никогда не слыл набожным. Карпенко открыл рот и вопросительно хлопал глазами. Один комиссар, приученный партийными заседаниями, ко всему, соскочил с телеги и направился к детинушке.

Одет детинушка, был очень странно, в тон своему вооружению. На нем были длинная, до колен, переливающаяся, самая настоящая, музейная, кольчуга, из нее росли белые штаны, заправленные в фасонистые, красные сафьяновые сапоги. На широкую железную грудь, падала широкая пшеничная борода. На голове мужика сидел железный шлем-шишок. В общем, образцово-показательный портрет древнерусского витязя, — так думал Юлиан.

— Кто? Откуда? Куда и зачем? — Деловито, прозвучали короткие вопросы, из под пшеничной бороды. Копье требовательно стукнуло тупым концом, по земле.

— Это ты у меня спрашиваешь, кто я откуда и зачем? — возмутился комиссар, подскакивая, словно задиристый петушок, к детинушке.

— Отвечай! Ты не знаешь, кто я и зачем сюда прибыл?

Витязь странно посмотрел на комиссара, пожал широкими плечами.

— Может, по делам торговым, а может, князь, какой?

— Я комиссар, из Губернска, ты что, не признал Максима Строгова9

— Не признал, князь.

— Уйди с дороги, я тебе покажу князя и всех благородий!

— Что? — В голосе детинушки слышалось обидное недоумение.

В руках комиссара появился маузер.

— Прочь с дороги, — черный оружейный ствол заплясал перед лицом богатыря.

— Ты знаешь, чем это пахнет? — Ствол приблизился к носу детинушки.

— Нет, — честно признал дружинник, втягивая в себя незнакомый запах пороха.

— Смертью пахнет, смертью, дурашка! — закричал комиссар.

Витязь покачнулся, зажимая рукой нос, испуганно отшатнулся в сторону.

— Кузьмич, вперед! — Комиссар бравой походкой завоевателя первым вошел в деревню…

Телега, скрипя, въехала на сельскую площадь. Впереди красовалась, рубленая, в два этажа, изба, с узкими, похожими на бойницы, окошками, широкими двухстворчатыми дверьми и крыльцом. Рядом с домом, возвышался, высокий и могучий, не меньше шести человеческих обхватов, царь-дуб, на пол площади простиравший свою зеленую крону. Зачем-то дуб был обнесен странным палисадом. Странным потому, что на оголенные колья палисада, были насажаны оскалившиеся, желтые черепа животных.

В центре пыльной площади стоял бревенчатый колодец, а рядом с ним, высокий столб, с изогнутым концом и напоминающий букву «Г», но в первую очередь, виселицу. На её конце висел железный брус, а рядом с ним, на железной, с крупными звеньями цепи, молоток.