Дмитрий Дюков - «Рядом с троном – рядом со смертью»

– Знаю я того святого старца, дай бог свидимся, обмолвлюсь о том с ним, – произнёс я озадаченно.

Кто бы мог подумать, что виденный мной в Троице благообразный крепкий старик есть один из тех немногих людей, которые имели прямое влияние на моего крайне религиозного царственного брата.

Выехав поутру из Городецка, я пытался узнать мнение Ждана относительно просьбы о пожаловании в удел сего града через настоятеля и приближённую к нему братию Троице-Сергиева монастыря.

Менять свои рекомендации Тучков не хотел, отговорившись пословицей:

– Не буди лихо, пока оно тихо!

Еще за несколько часов до подъезда к УстюжнеЖелезнопольской стало ясно, что въехали мы в металлургический край. Во все стороны от дороги, идущей по реке Мологе, курили дымы из ям, в которых пережигали древесный уголь. Ближе к городу виднелись работавшие плавильные домницы, только невооружённым взглядом их насчитывалось не менее двадцати, и это несмотря на совершенно не сезонный, зимний период. По въезде в Устюжну энтузиазм мой угас, два из каждых трёх домов стояли покосившимися и заброшенными, запустение царило страшное.

Встретивший нас городской приказчик Устюжны Иван Федотов на вопрос, куда же подевались жители, пояснил:

– Да уж лет двадцать как мор пришёл на посад, после того народу померло изрядно, а подати подняли. Вот и бежит чёрный люд прочь.

Похоже, и в этом городе присутствуют перегибы в налоговой политике.

На центральной площади перед дьяческой избой собралась небольшая кучка народа, которая яростно перебранивалась со стоящим на крыльце чиновником. Тот уже криком сорвал себе голос и лишь сипел и грозил кулаком.

– Чего эт тут за брань, так, гляди, и драка начнётся, – полушутя-полувсерьёз произнёс Бакшеев.

– Эх, – махнул рукой устюженский голова Иван. – Дьяк пушечного приказа царёв урок привёз новый, с ковалями рядится.

– Сдаётся, ряд энтот не рукобитьем, а душегубством кончится, – продолжал сомневаться в нормальном течении коммерческого спора Афанасий.

– Требует великий государь к лету изготовить полтыщи пуд ядер железных, – пытался объяснить ситуацию Федотов. – Кузнецы работу брать отказываются, за то батогами на правеже дьяк им грозит.

– Так се измена прямая, а ты, гляжу, ей потакаешь, – голос воинственного рязанца зазвенел сталью. – Первым делом зачинщиков сыскать. Потом от них допытаться, кто подбил их на эдакое дело, чтоб московский пушечный наряд припасов лишить.

– Не верно яз сказывал, – поправился городовой приказчик. – Брать не отказываются, а бают, плата вельми мала, не сделать за такую дешевизну.

– Пущай в приказ челом бьют, – вступил в разговор Тучков. – Боярин приказной дело рассмотрит, если ваша правда – оплату повысят.

– Били уже, – признал устюженец Иван. – Ответ пришёл, что, дескать, на Москве и Серпухове по назначенной цене делают и довольны, а вы вдвое от честной цены просите.

– Ежели иные за указанную плату припас куют, то и здешним кузнецам мочно сие, – не понимал капризов устюженских мастеров Бакшеев. – Удвоить оплату против прочих ковалей, на войне наживаясь, – это ж воровство злое. Значит, на Устюге пироги ситные жрать будут, а московская рать о каменные стены свейских крепостей лбом долбиться, по нехватке припаса?

– На Москве и Серпухове мастера-то все казённые. Им и жалованье, и корма, и кузнечный снаряд от казны даром. Уголь и тот черносошные по оброку свозят. На Устюжне народ сплошь посадский. Железо да уголёк иль сам готовь, иль за монету купляй. Опять же подати платить надобно, – пытался растолковать несоизмеримость условий для выполнения работ Федотов. – Платы, от царя назначенной, только что за цену железа да угля хватит. Старанье всё даром пойдёт, да и молотобоям жалованье прямой убыток. Опять же великий государь за припасы по весу платит, а два ядра в гривенку весом от одного двугривенного в треть ценой отличаются, оттого и спор, кому чего делать.

– Эт почему ж так? – не понял такой коллизии Бакшеев.

– На мелком ядре припаса и угля на вес поболее уходит, и самого железа в распыл, да и труда в тяжёлом меньше, – растолковал суть вопроса устюженский голова.

Мне оставалось только чесать в затылке. Обеспечивать своевременное выполнение государственного оборонного заказа в условиях позднего феодализма оказывалось явно потруднее, чем в офисе за директорским столом составлять график встречных поставок.

Следующим утром я пробовал расспрашивать вернувшегося с посада Акинфова:

– Все дела сделал – крицы купил, знакомых нашёл?

На что увидел серию жестов, от изображения поцелуев и скрещения кистей рук в замок, до раздвигания большого и указательного пальцев и качания головой.

– Значит, все живы-здоровы. Крицы купил, по рукам ударили, но цена выше, чем обычно? – вроде отгадка пантомимы мне удалась. – Свой полосовой уклад-то давал приятелям тутошним смотреть?

Угличский кузнец покачал головой и отрицательно помычал, потом скорчил физиономию, мол, тут народ недоверчивый.

Собственно, в светлом будущем нашей стали пока, похоже, сомневался сам Акинфов. Производили мы её уже в двух печах, в одной по ускоренной программе, в другой с длительным науглероживанием. Причём для производства уклада попроще нашлись и более дешёвые материалы для тигля. Жжёную кость и тёртый уголь вместо графита подобрал находчивый сын кузнеца Петруха. В общем, Углич уже предлагал на рынок сталь и дешевле и лучше, чем традиционный продукт. Только вот потребителей насчитывались единицы. В самой столице удела обычный уклад покупали кузнецы, делавшие косы, ножи и прочие орудия труда и быта. Их потребности составляли всего несколько пудов в год, мы же выдавали десять в день. Высокоуглеродистая сталь вообще казалась никому не нужной, по причине отсутствия в городе оружейников. Правда, нашёлся мастер-замочник, оценивший пружинные свойства нашего металла после закалки, но у него уходили даже не пуды материалы – фунты. Так что сейчас практически весь произведённый за четыре месяца уклад ехал на ближайшие крупные рынки, также немного взял с собой в Устюжну Акинфов. Собственно, в случае провала идеи со свободной продажей стали оставалось лишь упрашивать Годунова на государственные закупки.

За проведённую в Устюжне-Железнопольской ночь мне стало совершенно ясно, как помочь местным мастерам исполнить царёв урок и не остаться внакладе. Дело оставалось за малым – убедить в этом самих устюженцев.

– Фёдор, собери знакомых тебе ковалей, да пусть те прочих приведут, но токмо чтоб явились мастера добрые, да царёвым запросом отягчённые, – дал я задание Акинфову. – Уж как не знаю, но докажи тем, кого позовёшь, что не для шутовства и баловства сбор этот.