Андрей Кощиенко - Айдол-ян. Книга 4, часть 4. Смерть айдола [СИ : с илл.]

Ваауу! — выдыхают журналюги, видимо, уже понявшие, куда ведут мои логические построения и с нетерпением ожидавшие — «скажу я или не скажу?».

— Тишина в зале! — требует судья.

— В Пукхан коэффициент рождаемости 2,1. Нашествие иностранных рабочих ему не грозит. Мой дядя — истинный кореец. Хоть он всегда за всё корейское, но патриотизм не мешает ему видеть действительность, потому что он ещё очень умный человек. Думаю, он понял, что здесь спасать нечего, впереди лишь стагнация. Поэтому и занялся контрабандой в Пукхан. С целью помочь тем, кто поведёт остатки нации дальше. В будущее…

… - Поэтому меня и возмущают эти преподаватели-алкоголики, которые вместо того, чтобы научить как жить, — учат своих учеников как быстрее умереть. — говорю я, решив добавить по существу рассматриваемого вопроса, раз есть такая возможность. — А потом, когда их спрашивают — «что же вы делаете?», начинают закатывать глазки и прикрываться адвокатами. Да, можно заниматься казуистикой и выкрутить нужное судебное решение. Только народонаселения от этого не прибавится от слова — «вообще». При коэффициенте рождаемости 0.92 государству нужно каждого подростка ставить на учёт, ибо молодые люди становятся дороже золота. А тут — ну пусть пьют, пока не сдохнут! Да ещё учителя их этому и научат! Дикость, варварство, каменный век!

— Вы хотите сказать, что мы проиграли Пукхан?! — удивлённо восклицает очнувшийся адвокат, в котором, видимо, сработал какой-то профессиональный триггер при упоминании рассматриваемого дела.

— А вы что, этого не поняли? — удивляюсь в ответ я. — Без сомнения, — да!

Время действия: десятое ноября

Место действия: воинская часть в которой служит ЮнМи

— Эй, предводитель! Скорей иди сюда! Твою Агдан арестовали!

— Это твоя неудачная шутка или ты реально смерти хочешь? — подходя к кричавшему, хмуро интересуется ЧжуВон.

— Ты чего, хён? Не веришь? Не только я видел! Военная полиция на джипе. Двое срочников с автоматами и вместе с ними капитан. Вывели Агдан из офицерской казармы, посадили в машину и увезли!

ЧжуВон с недовольным видом обдумывает полученную информацию.

— А за что? — пару секунд спустя спрашивает он у принёсшего нерадостную весть. — За что арестовали?

— Неизвестно. Но я слышал слухи, что она вчера на суде неправильно о Пукхан сказала.

— Щибаль! — одним словом высказывает ЧжуВон то, что думает о ситуации и возмущается. — Почему у неё язык за зубами не держится? Разве это сложно? Особенно для девушки?

— Хён, о чём ты говоришь? — удивляются его последнему вопросу. — Конечно, сложно! У девушек вообще рот не закрывается, постоянно болтают!

— Я не об этом. — недовольно отвечает ЧжуВон. — А о том, что девушки должны молчать в присутствии старших или незнакомых людей. Она же постоянно со всеми спорит!

— Аа-а, вот ты о чём! Ну не знаю, хён. Следует спрашивать у её семьи, почему они так воспитали свою дочь. Делать-то что будешь?

— Что делать?

— Ну полиция ведь увезла. Видно, дело серьёзное. Выручать будешь?

ЧжуВон задумывается над вопросом, вспоминая последнюю проказу ЮнМи с летающим чучелом. «А может, решили дать ход этой истории?» — приходит ему в голову мысль. — «Тогда даже не знаю, что можно будет сделать…».

— Посмотрим. — хмуро говорит он. — У неё постоянно проблемы. Может, в военной полиции её сумеют как следует напугать.

— Предводитель, у девушек всегда проблемы!

— Проблемы простых девушек решаются просто. Шоппингом. — отвечает ЧжуВон, одновременно думая о том, какое обвинение может быть предъявлено в «деле о летающем монстре». — А у этой, — они вечно такие, что постоянно удивляешься — «как она смогла их создать»?

— Но она же талантлива? Сам ведь говорил.

— Говорил. — не отрицает «предводитель». — Только к таланту бы ещё капельку мозга добавить. Вообще бы супер стало!

Время действия: десятое ноября

Место действия: здание службы военной полиции Республики Корея.

Сижу в коридоре на скамеечке, жду дальнейшего развития событий. Рядом топчутся два срочника в форме военной полиции и с оружием в руках. Приехали утром на машине вместе со своим старшим, — капитаном, показали командованию бумаги и забрали меня с собой. Проводить нас вышли сам командир и начальник штаба части. Возможно ошибаюсь, но, кажется, в этот миг на их лицах было выражение надежды на то, что я больше не вернусь. Однако это, как говорится, — «мы ещё посмотрим»!

Рядом открывается дверь и в коридор выглядывает капитан, который привёз меня сюда.

— Введите арестованную Пак ЮнМи! — требует он у моих конвоиров.

«Сейчас мы всё и узнаем, — думаю я, вставая со скамейки. — Похоже, вчера на суде я таки всё же дотрынделся…»

(несколько позже)

— Прошу прощения, госпожа капитан, но я не согласна с вашей трактовкой событий и могу объяснить, почему, — возражаю я.

В общем, имеющиеся у меня предположения оказались верными. В вину мне вменяют статью 99 — «Оказание врагу помощи другими способами». Перед ней есть статьи с 92-ой по 98-ую, описывающие другие, различные виды помощи врагу, но если преступление не подходит ни под одну из них, — тогда в действие вступает девяноста девятая. Большая и всеобъемлющая, с весьма нечётко очерченными границами. В неё, кстати, можно засунуть и агитацию с пропагандой, наказание за которые предусмотрено в сто первой статье.

— Я не делала никаких публичных заявлений. — убеждённо говорю я — Вчера было слушание дела, судья делала свою работу — пыталась установить истину, чтобы вынести справедливое решение. Для этого она задавала вопросы всем участникам судебного процесса, они на них отвечали. Ко мне она тоже обращалась, я тоже отвечала. Однако, никаких публичных заявлений не делала.

— Журналисты, присутствовавшие в зале, зафиксировали и выложили в сеть в своих видеорепортажах всё, что было сказано вами на слушаниях. — сообщает капитанша. — В итоге это стало публичным заявлением.

— Вопрос не ко мне. — отрицательно крутя головой, решительно заявляю я. — Он к госпоже судье, разрешившей присутствие представителей средств массовой информации. Или к самим представителям СМИ, или к руководителям их агентств, решившим пустить эту информацию в эфир. Если они что-нибудь нарушили, то разбирайтесь с ними и наказывайте. Я не превращала своё выступление в публичное. Не вставала на ящик, не кричала в мегафон, не приглашала журналистов, а просто делала то, что была обязана делать в суде — способствовала установлению истины.

Капитанша, без всякого удовольствия во взгляде, смотрит на меня.

— Сангса, но вы же видели, что в зале есть журналисты? — спрашивает она. — Разве вы не понимали, что всё сказанное вами станет достоянием общественности?