Борис Попов - Приятная неожиданность

– Акимович, мы поедим, нас не тревожь. Надо будет, позовем.

– А вот…

– Ничего пока не надо.

И мы набросились на гуся. После первых укусов его ноги я понял, что упущено. Водка! Мы же должны отпраздновать покупку домры. Сказал об этом музыкантам. Они одобрили, налили себе пива. Я от пенной радости отказался – не люблю.

Плеснул себе водки. Вздрогнули. Вот тут уже заели основательно. Помня о том, что между первой и второй перерывчик небольшой (мудрость алкоголиков), шмякнул вторую. Похорошело. Как иностранцы, пить по двадцать граммов в час, русский не будет. Нашему главное – не опиваться. Если ты пьешь больше меры: роняешь морду в салат, не можешь идти, говорить, делаешься буйным, опохмеляешься, на другой день тянет выпить – все, приехали. Это может длиться долго. Смешно глядится в театре и кино, звучит в анекдотах, читается в книгах – а на самом деле это надвигающийся ужас.

Ты умный, успешный, удачливый человек, лишаешься в жизни всего: с работы тебя вынуждены выгнать, жена рано или поздно, намучавшись, уходит, дети ненавидят. Поэтому как увидел первые опасные признаки – больше в рот алкоголь не бери. Иллюзиями себя не тешь. Да я волевой, брошу в любой момент – это фикция, на ней сгорели миллионы мужчин и женщин. Это ты сейчас все можешь. А втянулся в каждодневную пьянку – воля твоя слабеет, за стакан водки продашь и мать, и жену. Да, об этом много говорят и пишут, но миллионы из года в год попадают в этот капкан. Сейчас и мне пора сделать паузу.

Я взял домру в руки и начал играть разные мелодии своего времени. Кабак заинтересовался.

– А ты петь-то можешь?

Хотелось ответить: с трудом и матом. Но не время.

– А о чем петь?

– О любви! – и последовал жеребячий хохот.

– О вашей между собой? То-то я вижу, как он тебя обнимает и целует… – Ты что хочешь сказать, гад?

– Ну, что я вас любить не буду.

Тут пошел хохот всей харчевни. Двое с красными рожами подлетели к нашему столу. Да мы тебя сейчас… Я не боялся. Их двое, нас пятеро. Сейчас они проорутся, пошумят и уйдут. Но все решилось иначе. Уверенный хриплый голос сзади решил поучаствоват в этом празднике жизни.

– Что-то вы сегодня наглые… Зажились, видно на белом-то свете!

Сзади, за трактирными грубиянами, стояли, подбоченясь, три добрых молодца с саблями на боку, похоже привычные к бою. Лица, продубленные, ветром и дождем, уверенные. Ощущение, что нужно будет – и против десятка встанут. Торговцы их знали. Они торопливо сорвали шапки и кланяясь забормотали:

– Мы не хотели…мы все поняли…

– Пошли вон, – сказал, как плюнул, боец.

Наглецы махом унеслись из кабака прочь.

Я встал побеседовать с уважаемыми людьми. Они крепко пожали мне руку.

– Этих гнид мы давно знаем. Приказчиками у купца Скорина служат. На ушкуи часто берем у них крупу, муку. Уж не знают, как нас лизануть. Ну да ладно. Мы к тебе по делу. Вы ведь скоморохи?

– Ну, да. Обычно нас шестеро, сейчас один отошел. Спеть что-то надо? – Мы ушкуйники. Парень у нас молодой, атаман ватаги. Вон сидит. Печалится он последнее время. Полюбил девицу, купеческую дочь. И потерял покой. Обычно пьет по чуть-чуть или вовсе не употребляет, ну не любитель. А сегодня одну за одной, одну за одной…, почти не закусывает. И печальный, будто умер кто.

– Не любит его девушка? – вникал я дальше.

– А вот это выяснить Матвею не удалось. В дом к ней его не пускают, волкодавов спускают. Отец говорить не хочет. Ходит она только в церковь. Рядом бабка, злая, как черт. Матвей пытался поговорить, старуха-приживалка огрела его палкой, с которой ходит. А мать в другую церковь отец водит.

– А я чем могу помочь?

– Ну, присядь к нему, отвлеки чем-нибудь, спой песенку. С нами он говорить не хочет. Денег мы дадим.

– Сейчас, только подумаю.

В раздумьях прошло минуты две.

– А Матвей не трусоват?

– Отваги необычайной в бою. Один может на сотню броситься. Кличка у него среди нас – Смелый. Говорят – вон ушкуй Смелого идет. Никогда и ничего не боялся! И до баб был горазд, а тут дал слабину. Предлагали ему девчонку утащить и обвенчаться втихую. Можно и уехать в другой город. А к родителям прийти через год с внуком. Примут, куда денутся. Да и кому она после него будет нужна? Не хочет. Девушка будет сердиться! Без родительского благословения – не пойдет под венец. А силой он ее брать не будет – большая любовь парня посетила.

– Ну что ж, попытаемся помочь, – сказал я. – Только вам пока лучше здесь посидеть.

– Мы тут с ребятишками побудем.

Надо идти. Подошел к одиноко сидящему спиной ко мне юноше, сел. Он поднял абсолютно мертвый взгляд.

– Здесь занято, произнес Смелый.

Да, тяжело любить без надежды.

– Они вон присели с моими парнями.

Матвей даже не обернулся. Налил водки и выпил. Еду не взял. Я закинул ногу на ногу, устроил домру поудобнее и запел песню про любовь. На втором куплете ушкуйник заинтересовался, начал внимательно слушать. После заключительного куплета переведенных на русский англичан, – тяжело вздохнул.

– Несчастная любовь?

Понуро кивнул. Я раскручивал дальше.

– Девушка терпеть не может?

Тут его прорвало.

– Она мне улыбается, видно, что рада моему приходу, а я ничего не могу сделать.

По ходу он назвал ее имя. И рассказывал, и рассказывал. Всплыли все отрицательные персонажи: собаки, отец, злая бабка с клюкой и все подробности событий. Я уже давно его не слушал, а вспоминал песни с этим именем – Елена. Ничего достойного. И тут осенило: есть такая! Заменить имя и переделать кое-что. Не зная оригинала, не почувствуешь разницу. И очень удачный припев. Парень как раз закончил. Ну, начали!

– У меня есть одна мысль.

Он насупил брови.

– Говори. Но красть девушку – не буду.

Я собрался для броска.

– В какое время она ходит в церковь?

– Утром, к службе.

Тут уже вернулся кормилец старушек Егор, махнул мне и навалился на еду. Пошли дальше.

– Ты петь-то можешь?

– Нет. Музыку вру.

– Идея моя такова: идешь к церкви, дожидаешься девушку, потом ждешь, когда она выйдет, идешь сзади и кто-нибудь поет.

– Смысл?

– Послушай песню.

Я спел.

– И с именем-то угадал.

– Ты мне сам сказал. А главное – смысл этого пения. Отпел, и тут же сделал предложение руки и сердца! Как встретиться у нее дома, посвататься? Мать и отец поговорить вам в спокойной обстановке не дадут.

– Да, родители точно будут против.

– Ну, думаю нескольких дней ей будет достаточно, чтобы их уломать, если она захочет тебя видеть. От церкви до ее дома далеко?

– Квартала четыре.

Прикинул: спеть раза три успею. Девчонка с первого раза может не понять.

– Ну, опасно…

– А чего опасного? Ты идешь молча, не нахальничаешь. Только дирижируешь.

– Это как?

– Вот так.