Сергей Щипанов - По ту сторону

– Ага, давай, друже, выпьем за знакомство! Я Ивашка, а то брат родный – Офоня, прозывается Сомом, ха-ха-ха! Зубов-то, яко рыбина, лишён, с отрочества ещё – кобыла копытом обласкала. Рябовы мы, близнецы. А се кормчий наш, Роде, – уважительно кивнул на «майора» Ивашка, – по-ихнему – капитан Карстен, мы же, команда, его Рысью кличем. А тебя как звать-величать?

– Джек Воробей, – ответила я бодро. Всегда можно на шутку списать, ежели что.

На «Джека» новые знакомые никак не отреагировали, а вот «воробей» их позабавил.

– Ха-ха! Воробей! Похож. А то мы бы тебя Ершом распрозвали – уж больно ершист.

Выговор у братцев напоминал волжский, каким его в кино изображают (в действительности, так уже, наверное, никто не говорит). Напирали на «о», да ещё слова коверкали, что не сразу и поймёшь, о чём толкуют.

Из братьев, тот, что назвался Ивашкой, побойчее был, шумлив, балагурист. Афоня, хоть и улыбался широко, во весь беззубый рот, вёл себя куда сдержанней, говорил мало, не реготал, как брат, «на всю Ивановскую». Назвал «майора» капитаном. Выходит, они моряки? Ну и ну…

Ивашка представил мне и трёх других участников застолья, мужчин, не принявших участия в избавлении меня от гопников (я на них нисколько не обиделась). Двоих, угрюмых мужиков, назвал по кличкам: Бес и Лис, а толстенького круглоголового коротышку по имени – Карл, добавив: немчура, костоправ.

Не забыли про выпивку. Ивашка, обращаясь к женщине у очага, крикнул:

– Эй, фру! Нойн бир! Шнель!

Женщина кивнула, сказала что-то мальчишке и, вместе с ним, отправилась выполнять заказ.

Разговор продолжался, но я не слушала, поддакивала машинально, пытаясь разобраться с сумбуром мыслей, крутившихся в моей почти ничего не соображающей голове.

Если всё, происходящее вокруг, не игра, то тогда… тогда…

Меня тряхнули за плечо.

– Аль оглох? Ты чьих, говорю, будешь? – пробасил мне в ухо Ивашка.

Ну да, конечно, это мы уже «проходили»: «Ты чей холоп?». Наверное, в ответ мне следует сказать: «Рюриковичи мы».

А Ивашка продолжал допытываться:

– Попович, что ль? Али боярский сын? Руки у тя, паря, яко у девицы…

Вон оно что! Потому-то их капитан на мои руки пялился – не мужские руки, это уж точно.

– Фельдшер, – честно ответила я. Врачом пока только мечтаю стать. После колледжа отработала два года, потом три курса на медицинском факультете отучилась, а сейчас взяла академический, и – опять фельдшер.

Братья переглянулись.

– По-алемански? – уточнил Афоня. – А по-нашему – лекарь? Костоправ, аки наш Карла?

Я молча кивнула. Верно, ведь коллеги мы с их Карлом, вправлять кости – это всегда, пожалуйста.

И тут некая мысль, подспудно сидевшая в глубинах сознания, озарила меня, подобно яркой вспышке.

– Послушай, друг, – обратилась я к «Овечкину со шрамом», – а вы когда родились, в каком году?

– На кой ляд тебе?! – удивился Ивашка. – То поповское занятие, лета счислять. Бог нам дни даёт, и ладно…

Вмешался Афоня:

– Э-э, глупой ты, Ивашка, аки щука на нересте, – и мне: – А год-то был, друже, семь тыщь семидесятый.

Он что, издевается?! Или… или… Неужто он допетровское летоисчисление использует?!

Я повернулась к капитану. Тот важным делом был занят: набивал табаком огромную – так мне представлялось – трубку.

– Сэр, – обратилась я к морскому волк, – what was the year of the Nativity of Christ?

Уж он-то, будучи европейцем, должен «счислять лета» от Рождества Христова.

– One thousand five hundred and eighty-two, – спокойно ответил капитан.

Внутренне я готова была услышать нечто подобное. И всё же. Трубным гласом небес прозвучал для меня ответ Роде.

«Тысяча пятьсот восемьдесят второй», – прошептала я обречённо.

Несмотря на всю абсурдность услышанного, я безоговорочно поверила этим людям, из которых кто-либо – чем чёрт не шутит, – быть может, является моим дальним предком.

Слово «ошеломить», как известно, буквально означает «ударить булавой (или иным тяжёлым предметом) по шлему». Именно такое было ощущение: меня ошеломили – огрели молотом. Но не по шлему, а по ничем не защищённой (бандана не в счёт), головушке.

Так и сидела, пришибленная невероятным, но очевидным фактом: я в прошлом! Во времени, отстающем от нашего на четыреста с лишним лет!

Как такое могло произойти? И что мне теперь делать? Ответа на эти исконно русские вопросы я не находила. Лишь одно знала: какая-то неведомая сила перенесла меня за отметку (на временной шкале) «четыреста лет до моего рождения». Не слабо, да?

Впрочем, и страха, как такового, не было. Ни страха, ни отчаяния – ничего. Это потом, наверное, стану кричать, плакать, биться в истерике, рвать на себе волосы и взывать к небесам; а пока я сидела и тупо смотрела на кружку, поставленную передо мной женщиной с пышными формами, как видно, хозяйкой «заведения». Затем столь же тупо глотала крепкий, как вино, напиток, не чувствуя вкуса. А вокруг царило кабацкое веселье: кто-то затягивал песню, остальные подхватывали, истерично хохотали пьяные путаны, подвыпившие мужчины стучали по столу кружками, требовали у хозяйки ещё пива…

Меня опять тронули за плечо.

– Слышь, Рысь тя спрашивает, чего, мол, давеча ты в карман сховал?

– Yes, – поддакнул капитан, – what have you got in your pocket? (Да, что там у тебя в кармане?)

Его телефон заинтересовал, ха-ха! Я едва сдержалась, не дав нервному смеху вырваться наружу. Дура, едва жизнью не поплатилась, защищая абсолютно бесполезную здесь игрушку. Мобильник в шестнадцатом веке – умора! Отдать, что ли? Возьми, мол, на память сувенир, капитан… Нет, нельзя, чужая вещь, и потом… а вдруг заработает?

Ничего глупее, конечно, чем надеяться на появление тут сотовой связи и придумать невозможно, а всё же… Нет, отдавать нельзя. Нужно найти отмазку.

– Талисман, – ответила я капитану, а для Ивашки добавила, – оберег.

Реакция «добра молодца» оказалась неожиданной: набычился, сделал страшные глаза, проскрежетал:

– Ты крещён ли, али язычник поганый, нехристь?!

Как хорошо, что ношу серебряный крестик на цепочке – достала из-за ворота рубахи, продемонстрировала собеседнику. Его настроение враз переменилось: если крест, стало быть, христианин, а то, что языческий оберег с собой носит – ну, так это дело личное.

Желая сменить тему, я стала расспрашивать: где мы находимся, в каком городе, стране? Пояснила: память, мол, от выпивки совсем отшибло (валить всё на «зелёного змия», это по-нашему, по-расейски). От братьев Рябовых внятного ответа добиться не удалось. Ивашка, тот отмахнулся – на кой? Афоня, хоть и был явно эрудированнее братца, затруднился правильно назвать город, выдав что-то типа «рига-мотя». Может, он столицу Латвии имел в виду? Пришлось обратиться к капитану.