Джон Мильтон - Потерянный рай

Речь Херувима, строго прозвучав, Была неотразимою в устах Сияющего юной красотой Воителя, и посрамленный Дьявол Почувствовал могущество Добра. Он добродетели прекрасный лик Узрел и об утраченном навек Печалился, но более всего Скорбел о том, что Ангелами он Неузнан был, настолько тусклым стал Его бывалый блеск; но Сатана Бестрепетен казался: "- Если мне Сражаться надо,- с главным поборюсь, А не с посланцами; не то на бой Вас вызову одновременно всех; Я либо славу вящую снищу Иль меньшему подвергнусь посрамленью!" Зефон ответил доблестно: "- Твой страх Свидетельствует, что из нас любой, Слабейший, может грешного тебя, А стало быть - бессильного,- сразить!"

Враг промолчал, от злобы онемев; Подобно горделивому коню, Грызущему стальные удила, Он двинулся вперед, сочтя побег, Равно как битву,- тщетными. Испуг, Внушенный свыше, сердце оковал, Не знающее страха ни пред кем, За исключеньем Неба одного. Они от западной недалеки Черты, где, полукружные пройдя Пути, сошлись дозоры и в ряды Построились, дабы приказу внять Очередному. Вождь их, Гавриил, Вскричал: "- Друзья! Мне слышатся шаги Проворные, спешащие сюда. Итуриила и Зефона вижу Светящихся в тени, а с ними - царь Осанкою; хоть блеск его погас, Но поступь и свирепость выдают Владыку Ада. Вряд ли без борьбы Отступит. Будьте стойки. Дерзкий взор Пришельца вызывает нас на бой!"

Лишь только он промолвил, два гонца Приблизились и кратко доложили: Кто приведенный, где его нашли, Что делал и в каком обличье был. Сурово глядя, Гавриил сказал: "- Зачем предел, назначенный тебе, Ты преступил и стал помехой нам, Отвергшим твой пример? Облечены Мы властью и законом допросить Тебя: как ты посмел пробраться в Рай, Наверно, с целью возмутить покой И сон четы, которую Творец В обители блаженства поселил?"

Глумясь, ответил Враг: "- На Небесах Ты, Гавриил, считался мудрецом; Я был согласен с этим, но теперь Внушает мне сомненье твой вопрос. Ну кто же собственным страданьям рад? Кому застенок люб? Кто б не бежал Из Преисподней, ввергнутый в огонь, Когда б возмог возвратный путь найти? Ты на побег отважился бы сам, Как можно дальше от Гееннских мук, В места, где есть надежда заменить Терзанья - безмятежностью, а скорбь Отрадой. Вот чего ищу я здесь. Ты не поймешь, ты горя не знавал, Ты только благо ведал. Мне в укор Твердишь о повелении Того, Кто держит нас в тюрьме. Но почему Он крепче не замкнул Свои врата Железные, коль нас хотел навек В темницу заключить? Вот мой ответ На твой вопрос. Все остальное - верно; Твои посланцы там нашли меня, Где сказано. Однако в этом нет Ни наглости, ни умышленья зла!" Так издевался нагло Архивраг.

Воинственный Архангел возразил С презрительной усмешкой: "- Небеса Какого ж потеряли судию Премудрого, с тех пор как Сатана, Охваченный безумьем, сброшен в Ад. Вторично обезумев, он тюрьму Покинул ныне и в сомненье впал Глубокое: считать ли мудрецом Того, кто задает ему вопрос Какою дерзостью он приведен Сюда? Как самовольно ускользнуть Посмел из Ада? Бегство от расплаты Заслуженной, от справедливых мук Он полагает мудрым! Думай так, Бахвал, пока не грянет Божья месть, Которую побегом ты навлек, Семижды наказуя беглеца, И мудрость, не постигшую досель, Что никакими пытками нельзя Безмерный гнев Господень утолить, Столь безрассудно вызванный тобой,Бог ввергнет вновь ослушника в Геенну! Но почему же ты один? Зачем Весь Ад не вырвался? Неужто им Страдать легко и незачем бежать? Быть может, боль ты менее других Терпеть способен? О геройский вождь, Удравший первым! Если б ты открыл Покинутым товарищам причину Побега, был бы ты не одинок".

Насупясь, Враг ответил: "- Никому, Ехидный Ангел, я не уступлю В отваге и терзаний не страшусь. Сам знаешь, как я стоек был в бою, Пока разряды залпов громовых Не подоспели с помощью к тебе Нас разметать; без них твое копье Мне страха не внушает. Речь твоя, Вопимая тобою наобум, Лишь подтверждает вновь, как ты незрел В делах военных, если невдомек Тебе, что, неудачу претерпев И проиграв сраженье, верный долгу Начальник не рискнет свои войска Опасностям безвестного пути Подвергнуть, не исследовав его Собственнолично. Оттого лететь Решил я сам - один и пересек Пустыню бездны, чтоб разведать мир Новорожденный, о котором слух Достигнул Преисподней. Здесь хочу Прибежище для сокрушенных войск Найти и разместить их на Земле Иль посреди воздушного пространства, Хотя б для этой цели снова нам С тобою переведаться пришлось И с пышным воинством твоим; у них Обязанность легчайшая - служить Владыке своему на Небесах И, пресмыкаясь, распевать псалмы, На должном расстоянье окружив Его Престол - отнюдь не воевать!"

Небесный ратник тотчас отвечал: "- Ты сам себя оспорил, заявив Сперва, что бегство от Гееннских мук Считаешь мудростью; потом признался В шпионстве. Ты разоблаченный лгун, Отнюдь не вождь! Как, Сатана, посмел Ты верностью хвалиться? Осквернить Святое слово: верность? И кому Ты верен? Скопищу бунтовщиков, Орде злодейской, своему главе Под стать? Неужто вашу честь и верность Присяге воинской вы соблюли, В повиновенье Власти отказав Верховной, признанной во всей Вселенной? О лицемер коварный! Ты сейчас Борца за вольность корчишь; но скажи: Кто в пресмыканье пред Царем Небес, В униженном холопстве превзошел Тебя? Но ты хребет покорно гнул, В надежде, свергнув Бога, самому Господствовать. Тебе совет я дам: Прочь убирайся! Поспеши в тюрьму, Откуда ты сбежал, и если здесь, В священной этой области, опять Возникнешь, я, преступника сковав, Вновь заключу в Геенну и тебя Так запечатаю, что до конца Времен ты издеваться не дерзнешь Над слабостью затворов Адских Врат!"

Так он грозил, но, не затрепетав И пуще разъярившись, Враг вскричал: "- Сначала одолей, потом толкуй Про цепи, ты, надменный Херувим, Граничный стражник! Прежде потрудись Узнать, что мощь руки моей тебе Не одолеть, хоть на своих крылах Катаешь ты Творца и наравне С такими же, привыкшими к ярму Рабами, колесницу Божества Победную среди Небес влечешь По вымощенной звездами стезе!"

На этот вызов Ангельский отряд Лучистый алым пламенем зардел, Фалангой серповидною тесня Врага, направив копья на него; Точь-в-точь - созревшая для жатвы нива Церерина, густой, остистый лес Колосьев наклоняет до земли, Куда их ветер гнет; глядит на них Крестьянин озабоченный, страшась, Чтоб урожай желанный не принес Ему одну мякину. Сатана В тревоге, силы все свои напряг И словно Атлас или Тенериф, Во весь гигантский выпрямившись рост, Неколебимо противостоял Опасности. Он головой в зенит Уперся; шлем его увенчан был Пернатым ужасом; сжимал кулак Оружие, подобное копью И вместе с тем служившее щитом! Вот-вот свершатся страшные дела! Не только Рай, но звездный небосвод, Стихии все могли быть сметены, Размолоты, развеяны как пыль В свирепой этой стычке, но Господь Весы на небе поднял золотые; Меж Скорпионом и Астреей мы И ныне видим их. На тех весах Он созданное взвесила первый раз, С воздушной оболочкой уравнял Парящий шар земной; до наших дней Событья взвешивает, судьбы царств, Исход военных действий; и теперь Два жребия Всевышний положил На чаши: отступленье - на одну, Сраженье - на другую. Взмыла вмиг Она до коромысла. Знак такой Увидев, Гавриил сказал Врагу: "- Мою ты знаешь силу, я - твою. Не наши обе, нам лишь вручены. Безумие - оружием бряцать, Когда твоим ты властен совершить Не более того, что Бог попустит, Равно как я - моим; хоть я вдвойне Сильней и в прах могу тебя втоптать. Взгляни наверх, прочти твою судьбу В небесном знаменье, где взвешен ты. Узнай, насколько легок ты и слаб В противоборстве!" Враг возвел глаза, Свою увидел чашу, что взвилась Высоко, и с роптаньем отступил, И все ночные тени вместе с ним.