Джон Стейнбек - Гроздья гнева

Бабка сидела гордая, бесстрастная, но когда семья собралась воедино, когда на нее перестали смотреть, она легла и закрыла лицо рукой. Красное солнце спряталось, и над землей остался мерцающий сумрак, и лица людей казались совсем светлыми, а глаза их поблескивали, отражая закатное небо. Вечер старался как можно дольше сохранить свет и ловил его всюду.

Отец сказал:

– Это случилось в палатке мистера Уилсона.

Дядя Джон кивнул, подтверждая его слова:

– Да, он уступил нам свою палатку.

– Хорошие, сердечные люди, – тихо проговорил отец.

Уилсон стоял у своей испортившейся машины, а Сэйри сидела рядом с бабкой на матраце, стараясь не касаться ее.

Отец окликнул мистера Уилсона. Тот медленно подошел к ним и опустился на корточки, и Сэйри тоже подошла и стала рядом с мужем. Отец сказал:

– Примите нашу благодарность.

– Мы гордимся тем, что смогли помочь, – сказал Уилсон.

– Мы обязаны вам, – сказал отец.

– Когда приходит смерть, стоит ли считаться, – сказал Уилсон. И Сэйри подхватила:

– Стоит ли считаться.

Эл сказал:

– Я отремонтирую вам машину… мы с Томом отремонтируем. – И Эл был горд тем, что может уплатить долг, лежавший на всей семье.

– От помощи мы не откажемся. – Уилсон соглашался принять такую уплату.

Отец сказал:

– Надо решить, как быть дальше. Есть закон: о покойниках надо сообщать властям, а они возьмут сорок долларов за гроб или похоронят как нищего.

Вставил свое слово и дядя Джон:

– У нас в семье нищих не было.

Том сказал:

– Может, еще и не то будет. С земли нас раньше тоже не сгоняли.

– Мы плохого ничего не делали, – сказал отец. – Нас нечем попрекнуть. Без денег ничего не брали, чужой милостью не пользовались. Когда у Тома случилась беда, мы голову держали высоко. На его месте каждый бы так поступил.

– Что же нам делать? – спросил дядя Джон.

– Если поступать по закону, тело заберут. У нас всего полтораста долларов. Сорок уйдет на похороны, и тогда нам не доехать до Калифорнии. Или его похоронят как нищего. – Мужчины беспокойно задвигались и, опустив глаза, уставились в землю, темневшую у них под ногами.

Отец сказал вполголоса:

– Дед сам похоронил своего отца, сделал все честь честью и сам насыпал могильный холмик. В те времена человек имел право лечь в могилу, вырытую его сыном, а сын имел право похоронить отца.

– Теперь законы другие, – сказал дядя Джон.

– Иной раз трудно соблюсти закон, – сказал отец. – Особенно если хочешь, чтобы все было по-честному. Мало ли таких случаев? Когда Флойд скрывался, прятался, как дикий зверь, нам велели выдать его, а никто не выдал. Иной раз приходится поступаться законом. Вот я и говорю: я имею право похоронить собственного отца. Кто хочет сказать что-нибудь?

Проповедник приподнялся на локте.

– Закон меняется, – сказал он, – а людские нужды остаются прежними. Ты имеешь право делать то, что тебе нужно делать.

Отец повернулся к дяде Джону.

– Это и твое право, Джон. Что ты скажешь?

– Ничего не скажу, – ответил дядя Джон. – Только выходит так, будто мы хотим тайком все это сделать. Дед при жизни заявлял о себе во весь голос.

Отец сказал пристыженно:

– Так, как он делал, нам нельзя. Надо доехать до Калифорнии, пока есть деньги.

Заговорил Том:

– Бывают такие случаи: копают где-нибудь землю, наткнутся на покойника и поднимут крик – убили человека. Наши власти мертвыми больше интересуются, чем живыми. Пойдут допытываться, кто он такой, да как он умер. Я вот что хочу предложить: давайте положим записку в бутылку и закопаем вместе с ним. Там все будет сказано, кто он, как умер, почему его здесь похоронили.

Отец кивнул:

– Правильно. Только надо покрасивее написать. И деду не так одиноко будет, если напишем его имя, а то зарыли – и лежи, старик, один под землей. Ну, кто еще будет говорить? – Все молчали.

Отец повернулся к матери:

– Ты уберешь его?

– Уберу, – сказала мать. – А кто ужин будет готовить?

Сэйри Уилсон сказала:

– Я приготовлю. Вы идите. Мы с вашей старшей дочкой все сделаем.

– Вот спасибо, – сказала мать. – Ной, открой бочонок, достань оттуда свинины да выбери кусок получше. Она еще не просолилась, но есть можно.

– У нас есть полмешка картошки, – сказала Сэйри.

Мать подошла к отцу:

– Дай мне две монеты по пятьдесят центов.

Отец пошарил в кармане и протянул ей серебро. Она разыскала таз, налила в него воды и ушла в палатку. Там было темно. Сэйри вошла следом за ней, зажгла свечу, приткнула ее на ящик и оставила мать одну. Мать посмотрела на мертвеца, и сердце ее сжалось. Она оторвала кромку от передника и подвязала деду челюсть. Выпрямила его ноги, скрестила ему руки на груди. Потом опустила его веки, положила на них по серебряной монете, застегнула ему рубашку и обмыла лицо.

Сэйри заглянула в палатку:

– Может, помочь вам?

Мать медленно подняла голову.

– Зайдите, – сказала она. – Давайте поговорим.

– Старшая дочка у вас хорошая, – сказала Сэйри. – Уж сколько картошки начистила. Ну, говорите, что надо делать?

– Я хотела обмыть его, – сказала мать, – да переодеть не во что. А одеяло ваше испорчено. Мертвый дух ничем не выгонишь. У нас собака понюхала матрац, на котором умерла моя мать, так даже затряслась вся, зарычала, а это было два года спустя после смерти. Мы завернем его в ваше одеяло, а вам дадим другое.

Сэйри сказала:

– Зачем вы так говорите? У меня… У меня давно не было так спокойно на душе. Мы гордимся тем, что могли помочь. У людей такая потребность – помогать друг другу.

Мать кивнула:

– Верно. – Она долго смотрела в заросшее щетиной лицо с подвязанной челюстью, с серебряными глазницами, поблескивающими при свете свечи. – Он так сам на себя не похож. Надо закутать его с головой.

– А старушка ваша хорошо держалась.

– Да ведь она совсем старенькая, – сказала мать, – может, и не понимает как следует, что случилось, и не скоро поймет. А кроме того, нам гордость не позволяет отчаиваться. Мой отец говорил: «Отчаяться каждый может. А вот чтобы совладать с собой, нужно быть человеком». Мы все крепимся. – Мать аккуратно закутала ноги и плечи деда. Потом натянула один конец одеяла капюшоном ему на голову и закрыла им лицо. Сэйри подала ей несколько больших английских булавок, и, подоткнув одеяло со всех сторон, она зашпилила этот длинный сверток. И наконец поднялась с колен. – Похороны будут неплохие, – сказала она. – С нами проповедник, он проводит его в могилу, и вся семья в сборе. – Ее качнуло, но Сэйри не дала ей упасть. – Недоспала… – сконфуженно проговорила мать. – Ничего, пройдет. Нам пришлось много повозиться перед отъездом.

– Выйдем на воздух, – сказала Сэйри.

– Да, я все сделала, что надо.