Джон Стейнбек - К востоку от Эдема

Он припал лицом к изголовью кровати, чтобы не видеть уставившихся на него ужасных глаз, но они не отпускали его, и он понял, что этот взгляд пребудет с ним до конца жизни, станет частью его самого.

В передней позвонили, и через минуту вошел Ли в сопровождении плотной, с густыми черными бровями женщины. Она раскрыла саквояжнк, и из него словно посыпалось наигранное оживление.

— Где он, мой больной, вот этот?! Непохоже, непохоже… Зачем только меня позвали. Да мне тут делать нечего. Он же здоровее нас с вами. Эй, мистер, может, встанете и поможете мне справиться с моими болячками? Такой видный, красивый, неужели оставите бедную женщину? — Одним привычным движением, без видимых усилий она правой рукой приподняла Адама за спину, левой ловко взбила подушки, и, подтянув его повыше к изголовью, опустила на постель.

— Мы ведь любим, когда подушечки прохладные, правда? — тараторила она. — Так-так, замечательно! А где у вас тут туалет? Нам, само собой, утка будет нужна и горшок. И будьте добры, поставьте сюда раскладушку.

— Составьте список, — мрачно отозвался Ли. — И если вам понадобится помощь…

— Какая там помощь! Мы и сами прекрасно управимся, правда же, золотко?

Ли и Кейл убрались в кухню. Ли сказал:

— Хотел заставить тебя поесть, да вот эта особа помешала. Многие считают, что и на радостях еда в охотку, и от горя лучшее средство. Она из таких, это наверняка. Ну что, будешь есть или нет?

Кейл заулыбался.

— Если бы ты стал заставлять, меня бы наизнанку вывернуло. Но раз ты с подходом, то я, пожалуй, умну сандвич.

— Сандвичей нет.

— Хочу сандвич.

— Просто поразительно, как мы любим вопреки всякой логике, когда все шиворот-навыворот становится, сказал Ли. — Даже досада берет.

— А я уже расхотел сандвич, — возразил Кейл. — Там пирожков не осталось?

— Осталось — в хлебнице. Уже, наверное, зачерствели.

Он достал блюдо с пирожками и поставил на стол.

— Люблю, когда черствые.

В кухню влетела сиделка.

— Аппетитно выглядят! — Взяв пирожок, она надкусила его и затараторила, жуя: — Где тут телефон? Аптекарю Крафу позвоню, не возражаете? Заказать кое-что надо. И постельное белье — где у вас белье? Раскладушки тоже не вижу. Вы уже газетку прочитали? Где, говорите, телефон-то? — Взяв еще один пирожок, она исчезла.

— Он что-нибудь сказал? — негромко спросил Ли.

Кейл качал головой, как заведенный.

— Тяжело будет, я знаю. Но доктор прав. Человек, в сущности, удивительное животное, все вынесет.

— А я нет. — Голос Кейла звучал глухо, безразлично. — Я не выдержу. Ни за что не выдержу. Надо кончать… Я должен…

Ли яростно схватил его за руку.

— Щенок! Трус поганый!.. Погляди вокруг себя. Сколько замечательного в жизни, а ты… Только попробуй, заикнись еще раз… С чего ты взял, что твое горе глубже моего?

— Да не от горя это. Я ему все выложил. Я убил собственного брата. Убийца я — вот кто. Теперь он все знает.

— И он сказал, что ты убийца? Говори прямо, сказал?

— К чему ему говорить. Я и так понял, по его глазам. Его глаза все сказали. Куда мне теперь деться? Нигде мне места нет…

Ли облегченно вздохнул и отнял руку.

— Кейл, выслушай меня, мальчик, терпеливо начал он. — У Адама поражены некоторые центры головного мозга. Думаю, что кровоизлияние затронуло и зрительные нервы, то есть тот участок в коре, от которого зависит зрение. То, что ты видишь в его глазах, — это скорее всего следствие разрыва кровеносных сосудов в зрительной сфере. Помнишь, он совсем не мог читать? Это не потому, что у него вдруг испортились глаза. Это от давления. Поэтому нельзя по глазам судить. Откуда тебе знать, обвиняет он тебя или нет.

— Обвиняет, я знаю. Его глаза сказали, что я — убийца.

— Да он простит тебя. Обещаю!

В дверях появилась сиделка.

— Ты что-то обещаешь, Китай? А как насчет обещанного кофейку?

— Сейчас сварю. Как он?

— Уснул, как младенец! Почитать что-нибудь в этом доме найдется?

— Что именно вы бы хотели?

— Что угодно, лишь бы о ногах не думать. Набегалась за день-то.

— Кофе я скоро принесу… А почитать — могу предложить неприличные рассказики, французская королева сочинила. Правда, они; может быть, слишком…

— Тащи их сюда вместе с кофием, — скомандовала она. — А ты бы прилег, парень. Нас тут двое в случае чего. Эй, Китай, не забудь книжку принести!

Ли поставил кофейник на газ и подошел к столу.

— Кейл!

— Чего?

— Сходи к Абре.

Кейл стоял на ухоженном крыльце и давил на кнопку звонка. Наконец над ним вспыхнул яркий свет, загремел болт и из-за двери высунулась миссис Бейкон.

— Мне нужно видеть Абру, — сказал он.

— Что?! — переспросила миссис Бейкон и раскрыла от изумления рот.

— Мне нужно видеть Абру.

— Нельзя, она уже спит. Уходи.

— Мне нужно видеть ее! — закричал Кейл. — Неужели не понимаете?

— Уходи немедленно или я позову полицию.

Из дома раздался голос мистера Бейкона:

— Что там такое? Кто это?

— Это не к тебе. Иди ложись, ты же болен. Я сама разберусь. — Она обернулась к Кейлу: — Вот что, убирайся-ка с моего крыльца. Если опять вздумаешь трезвонить, я вызову по телефону полицию. Вон отсюда! — Дверь захлопнулась, стукнул болт, свет погас.

Кейл стоял в темноте и улыбался, представляя, как к нему подваливает старый Том Мик и интересуется: «Привет, Кейл! Ты чегой-то тут надумал?»

Из-за двери раздался голос миссис Бейкон:

— Ты, вижу, еще здесь? Немедленно уходи! Чтобы духу твоего не было!

Кейл не торопясь прошел по дорожке к калитке и свернул к дому, но на углу его нагнала Абра. Она вся запыхалась от бега.

— Через черный ход выскочила! — объявила она.

— Они же все равно узнают.

— Ну и пусть!

— И ты не боишься?

— Нет.

— Абра, — сказал, помолчав, Кейл. — Я — убийца, из-за меня погиб брат, а отца разбил паралич.

Обеими руками она вцепилась в его руку.

— Ты слышала, что я сказал?

— Конечно, слышала.

— Абра, и мать у меня была проститутка.

— Я знаю, ты говорил. А у меня отец — вор.

— Во мне ее кровь, Абра, неужели ты не понимаешь?

— А во мне его.

Кейл пытался собраться с мыслями, оба молчали. Дул холодный ветер, и они невольно пошли быстрее, чтобы не продрогнуть. Уже остались позади последние уличные фонари, уже кончилась на краю города мостовая и перешла в проселочную дорогу, которую развезло от весенних дождей, а они все шли и шли в беспросветную мглу по скользкой черной грязи, и сырая от росы трава на обочине хлестала им по ногам.

— Куда мы идем? — спросила Абра.

— Мне хочется убежать. Убежать от отцовских глаз. Они все время передо мной. Я их вижу, даже когда сам закрываю глаза. И так будет всегда. Отец умрет, а его глаза все равно будут смотреть на меня и говорить, что я убил брата.