Дежё Костолани - Избранное

— Составь гороскоп моему сыну.

Принц родился в новолунье под знаком Козерога.

— Не скрывай ничего, — строго сказал король, и в глазах его вспыхнули беспокойные зеленые искорки. — Этот младенец — все для меня. Со временем я собираюсь возложить на его плечи тяжелую ношу — королевскую власть.

Тут голос его пресекся, ведь он знал, что человек хрупок, как стекло.

Астролог заперся в своей башне и циркулем начертил на бумаге большие окружности. Белый лист превратился в карту неба, а черные точки — в планеты, знаки зодиака, золотые небесные тела. Не прошло и часа, как появились зловещие предзнаменования. Показался Марс, звезда крови и безумия, грозный очаг войны. Потом и Нептун, указывающий на буйство моря, и Сатурн, провозвестник простудных и заразных недугов. Лишь после продолжительного наблюдения взошла Венера, чье benevolens præsentia [80] Благосклонное присутствие (лат.) . подавало надежду, что женская улыбка скрасит жизнь принца. Белый как мел сидел астролог перед белым листом бумаги. Он раскрыл свои книги. То же знамение.

После бессонной ночи поплелся он в замок.

— Я принес дурную весть, — пробормотал он себе в бороду.

Король молча слушал приговор судьбы.

— Все знаки небесной науки говорят о том, что сыну твоему предстоит пойти на войну, — протяжно и уныло рек астролог. — В сражении он будет ранен. К счастью, рана окажется неопасной. Вскоре его застигнет в пути морская буря. Он потерпит кораблекрушение. Но и на этот раз спасется… Могу я продолжать? — откашлявшись, робко спросил он.

Король бросил на него умоляющий взгляд и кивнул головой.

— Я нищий, государь, и утешить могу лишь как нищий. Только одна звезда улыбнулась твоему сыну — Венера. Он будет любить и будет любим. А впрочем, его ждет жизнь печальная и короткая. Он умрет молодым, совсем молодым, восемнадцати лет.

Не шевелясь, выслушал король смертный приговор.

Потом пошел в опочивальню, где спал принц. Склонился над ним. Долго-долго не сводил с него взгляда. Мальчик поднял веки. Посмотрел в отцовские глаза, сверкавшие незнакомым каким-то огнем. Ему показалось, что два черных ворона взвились над ним.

— Что там такое? — захныкал он в темноте.

— Ничего, — ответил король. — Ничего, мой мальчик. Укройся получше. Не то заболеешь.

На другой день во время обеда король заметил, что сын много ест.

— Будь воздержан, — сказал он. — Обжорство вредит.

В середине ноября выпал снег.

— Отец, я хочу погулять. Покататься на санках.

— Нет, мой мальчик, простудишься.

Ловить птиц, купаться в реке ему тоже не разрешали. Король приказал не спускать с принца глаз. Слуги не отходили от него ни на шаг. Даже мяч у него отбирали.

К десяти годам он вытянулся, щеки его побледнели, от спертого воздуха кожа стала прозрачной, как фарфор. Но умнел он не по дням, а по часам. Ни дать ни взять маленький мудрец.

— Почему ты не ешь? — спрашивал король.

— Это вредно, — отвечал маленький мудрец.

Его донимали головные боли. Отец пригласил к нему лекаря.

— Его держат под стеклянным колпаком — в этом вся беда, — сказал врач.

С годами король тучнел. Он просыпался среди ночи, часа в три, и больше заснуть не мог. Понимал, что наступила старость. Кто мало спит, скоро заснет беспробудным сном.

Когда принцу исполнилось пятнадцать лет, король позвал его к себе и, заперев дверь, повел с ним беседу.

— Послушай, сынок, я долго терзался, — начал он и коснулся своей груди, а потом груди принца, будто соединяя два родных сердца. — Я долго страдал из-за тебя. Но ты уже вырос, а я постарел. Теперь я могу ничего не таить от тебя. И доверить тебе управление страной.

Принц был бледен, счастлив, взволнован. Король разложил перед ним гороскоп.

— Но сначала взгляни сюда.

Юноша больше не слушал отца, он пожирал глазами кабалистические знаки на листе бумаги.

— Предсказание не должно сбыться, — повысив голос, сказал король. — Смыслом жизни моей было оберегать тебя. Пообещай же и ты, что пророчество не исполнится.

— Обещаю, — проговорил принц и покорно, но холодно поцеловал отца в морщинистую щеку.

Ему не терпелось остаться одному. Он побежал к шелковицам, лунный свет набросил на них прозрачную вуаль.

«Я умру молодым, — подумал он и закрыл глаза. — Стану героем и влюблюсь».

Печаль его была красивой и сладкой, как мед. Целый час просидел он в одиночестве на скамье, и сердце его невыразимо сладко истекало кровью.

Потом он увидел в саду чью-то тень. Девушка в легком платье мелкими шажками шла к замку и остановилась перед принцем.

— О чем ты грустишь? — с улыбкой спросила она.

— Сядь рядом. Никогда еще не чувствовал я себя таким счастливым. Я узнал сегодня, что умру молодым, стану героем и полюблю тебя. Только тебя всю жизнь буду любить я, Илона.

Он уронил голову на руки девушки, а она смотрела на черную тень, которую отбрасывала шелковица на волосы принца.

— Правда я бледный? — настойчиво спросил он и приблизил к Илоне свое внезапно осунувшееся от счастья лицо с темными глазами.

— Ты красивый, — тихо отозвалась она.

Принц часто останавливался перед зеркалом. Запрокинув голову, смотрел на себя из-под полуопущенных век.

«Такой же я буду и тогда», — думал он. Около рта он обнаружил у себя тонкую страдальческую морщинку, которой не было раньше.

— Это знак, — сказал он. — Так выглядят те, кто преждевременно сходит в могилу.

Через два года в страну вторгся отряд всадников, сжег дотла селение. Но королевские копьеносцы оттеснили врага. Народ спокойно пахал, сеял, собирал урожай. В августе после жатвы вдруг начались пожары, кроваво-красное зарево полыхало повсюду; неистовое пламя пожирало сараи, амбары, дома. Перепуганные люди, как звери неразумные, хрипели:

— Война.

На границе появились вражеские латники.

Король решил сам идти на войну. Стране угрожала не столь уж большая опасность. Войско неприятеля было в десять раз меньше, чем испытанная королевская армия, которая неудержимо рвалась в бой. Перед замком одна за другой проносились боевые колесницы. Тревожное ржание коней сливалось со звуками военных труб. Но не о войне думал король. Он думал о сыне и о том пророчестве. Боялся, что темные силы все же одержат верх. Всю ночь лицо его было влажным от пота. Он молился перед распятием слоновой кости. Порой посылал негодующие угрозы небу, но после каждой атаки бессильно падал на пол. Колени у него подкашивались, он едва держался на ногах. Будь он моложе, он несомненно смог бы предотвратить беду. Но приходилось покориться. На рассвете он повергся ниц и стал молиться земле и небу. Когда сын вошел к нему, король, едва дыша, с взлохмаченной бородой, опустившись на низенькую скамеечку, творил молитвы.