Исаак Башевис-Зингер - Пена

Макс еще раз поцеловал Циреле, и извозчик опустил тент. Макс расплатился и помог Циреле выйти.

— Завтра приду, — заявил он, — поговорю с твоими родителями начистоту.

— Я боюсь!.. А что я сейчас им скажу? Они уже меня ищут повсюду…

— Что хочешь, то и говори. Можешь даже рассказать, что была со мной. Мы же все равно поженимся…

— Они не согласятся. Вы даже бороды не носите…

— Лучше еврей без бороды, чем борода без еврея, — процитировал Макс куплет, который слышал в театре. И добавил: — Не согласятся — убежим.

Он стоял и смотрел, как она удаляется по Крохмальной. Вдруг Циреле обернулась и бросила на него взгляд, полный и страха, и нежности. Макс постоял еще пару минут. Все-таки не зря он сюда приехал. Он снова стал мужчиной. Юная девушка влюбилась в него и уже готова выйти за него замуж. Чистая, невинная дочь святого человека… Дождь кончился, но в воздухе висела влажная, холодная, зыбкая пелена. Из-за багровых туч выглянул тонкий ломтик луны.

Макс Барабандер вдохнул полной грудью. Итак, кризис миновал. А все почему? Потому, что вчера он заглянул в ресторанчик в семнадцатом доме. Останься он в шестом доме, со Слепым Майером, он бы сейчас Циреле знать не знал. Наверно, безуспешно пробовал бы свои силы с очередной шлюхой. Значит, все-таки есть Бог, Который за всеми присматривает?

Теперь можно и в гостиницу. Хотя нет, он никогда не ложится так рано. Макс вспомнил про Эстер и ее приглашение. А что, самое время зайти, ворота наверняка еще открыты. Макс бодро зашагал по улице. Теперь все пойдет как по маслу…

Вот и пятнадцатый дом, в окне раввина на первом этаже горит свет. Циреле, конечно, уже пришла. Прижав к губам кончики пальцев, Макс мысленно послал ей поцелуй. Именно такая ему и нужна: молодая, красивая, не лицемерка и не фанатичка… Ничего, согласится святой человек, никуда не денется. Девушкой, которая может броситься с балкона, не очень-то покомандуешь…

Войдя в ворота, Макс сразу почувствовал запахи пекарни: тмина, мака, свежей сдобы и сырого теста. Да, вот она, пекарня, в подвале, несколько ступенек вниз. Наклонившись, он заглянул в окно. Работник лопатой вынимает из печи караваи. Другой, босой, в одних кальсонах, на голове бумажный колпак, окунает еще не испеченные бублики в чан с горячей водой. В огромном, от стены до стены, корыте полуголые парни месят тесто, покрикивают друг на друга, смеются. Макс припомнил рассказы об аде, слышанные еще в детстве: злодеи сами разводят огонь, а потом жарятся на сковородках и варятся в котлах за свои грехи…

Выпрямившись, Макс увидел рядом человека, явно тоже из пекарни. Весь белый от муки, с головы до ног ей обсыпан, и на плече несет доску с буханками хлеба.

— Где тут пекарь живет? — спросил Макс.

— Там, на втором этаже.

Да, вон свет в окне. Макс поднялся по лестнице, которую слабо освещала маленькая керосиновая лампа с закопченным дочерна стеклом. Стучаться не пришлось, дверь распахнута настежь. Он услышал разговор, смех и звон посуды. Миновал прихожую и оказался в комнате. За столом — три женщины. С аппетитом поедают поздний ужин. Одна жует колбасу, другая пьет чай с вареньем, третья намазывает горчицей кусок сдобного хлеба. Так увлеклись беседой, что даже шагов не услышали.

Макс остановился в дверях. Он не только сразу узнал Эстер, но с первого взгляда понял, что одна женщина — ее сестра, а другая — дочь. Он кашлянул. Все три разом повернулись к нему. Эстер поставила на поднос стакан с чаем.

— Только посмотрите, кто к нам пришел! — Она поднялась навстречу Максу. — А я и не ждала, что зайдете!.. — И громко всплеснула руками.

Не прошло и минуты, как Макс уже сидел с ними за столом. Эстер представила его. Оказалось, о нем говорит вся улица. Все уже знали, что он приходил к святому человеку. Циреле права: Крохмальная — как маленькое местечко. Чем его попотчевать? Бублик с творогом? Сдобный хлеб с печенкой или грудинкой? Еще селедка есть. Чего налить, чаю, кофе? А может, он пьет чай с молоком? Макс перекусил вместе с Циреле в колбасной лавке, но успел проголодаться. Эстер вышла на кухню, а он остался с ее сестрой и дочерью.

Младшая сестра была очень похожа на Эстер, только волосы посветлее, грудь чуть выше и плечи немного шире. Эстер зачесывала волосы назад, а ее сестра собирала их в кок, напоминавший запеченное в тесте яблоко. Шмиль Сметана сказал, что младшая сестра Эстер — красавица, но Максу больше нравилась старшая.

А дочь, видно, удалась в отца: высокая, полная, белокурая. Про такой тип на Крохмальной говорят: цимес [32] Цимес — сладкое блюдо, обычно из тушеной моркови с медом. , а не девушка. Она громко, звонко смеялась и уплетала за обе щеки. У нее уже наметился второй подбородок. «За пару лет расплывется, как квашня», — подумал Макс.

Вошла Эстер, неся на подносе бутылку водки и стопки.

— Мы не пьяницы, — заявила она, — но в честь такого гостя примем по чуть-чуть.

«Да, — думал Макс, — уж если везет, так во всем». Вдруг ему пришло в голову, что нехорошо было являться с пустыми руками. Надо было печенья купить, или бонбоньерку, или еще чего-нибудь. Но он забыл о приглашении. Ну да ладно, в другой раз.

Говорили о святом человеке, о Шмиле Сметане, о ресторанчике в семнадцатом доме.

— Шмиль своего не упустит, — сказала Эстер, — но и добра делает немало. За версту чует, если где-то деньгами пахнет, но бедняку всегда помочь готов. Святого человека чуть было в участок не потащили…

— У него жена, дети?

— И жена, и дети, но только на субботу, — отозвалась сестра Эстер, Циля. — А так всю неделю дома не бывает.

— Много подружек у него?

— Одна, и недурна.

— Сколько мы, все три, в день зарабатываем, столько он каждую неделю в карты спускает, — добавила Эстер.

— А где тут играют?

— Есть малина в двенадцатом доме, там не один бобер до костей проигрался.

— Во что играют, в очко?

— В очко, в шестьдесят шесть, в тысячу, во что угодно. Пришел давеча один с крапленой колодой. Сперва всех ободрал, но под конец ему так бока намяли, что своим ходом уйти не смог, в карете скорой помощи увезли.

— А менты туда не суются?

— Менты в доле, с каждой игры процент получают…

В последние годы Макс держался подальше от этой братии. Он стал человеком другого круга. Не появлялся среди блатных, не заглядывал в их рестораны, кафе и притоны. Рашель строила из себя светскую даму. Артуро учился вместе с сынками испанских аристократов. Сам Макс, бывало, ездил в Мар-дель-Плату поиграть в казино, но всегда знал меру. Раньше мог поставить пару франков в Монте-Карло, Канне или Сан-Ремо, но нервы довели до того, что он утратил вкус ко всему, не только к игре, но даже к еде. И даже алкоголь не помогал забыть о горе.

Но теперь все переменилось. Он опрокинул стаканчик водки, и стало куда веселее. Закусил лепешкой с луком и почувствовал вкус, как раньше. Он рассказывал женщинам о загранице, о пароходе, на котором сюда приехал, о прекрасном Париже и огромном Нью-Йорке, об Эйфелевой башне и небоскребах. До того как он уехал из России, Варшава казалась ему самым большим городом в мире, а теперь она для него будто местечко.