Исаак Башевис-Зингер - Пена

Макс не верил. Но вдруг столик закачался, задрожал, будто из неодушевленной вещи превратился в живое существо. Кто его шевелит? Руки лежат сверху, никто не прячет их под столешницей. Так можно его наклонить, но не повернуть или придать ему дрожь, которую Макс ощущал под пальцами. Вдруг столик приподнялся над полом, будто захотел взлететь. Что происходит? Что за нечистая сила его подняла? Столику начали задавать вопросы, и он отстукивал ножками ответы: один удар — да, два удара — нет. Откуда ему знать, вернется ли из Америки муж вот этой толстухи? И откуда столику может быть известно, остались украденные часы у вора или он заложил их в ломбард? «Обман, шарлатанство!» — убеждал себя Макс. Но вот Школьников предложил и ему что-нибудь спросить. Макс задумался.

— Рашель согласится на развод?

Столик стукнул один раз: да.

— Циреле выйдет за меня?

Столик будто на секунду задумался. Два удара: нет.

— Отец еще жив?

Нет.

— А мама?

Столик не ответил.

Макс не знал, о чем еще спросить. Его родители умерли почти сразу один за другим. Почему же столик про отца ответил, а про маму — нет? Другие рвались задать вопрос, а Макс уже устал держать ладони на столешнице. Он отодвинулся вместе со стулом, поднялся и отошел в сторону.

Потом столик убрали, и фокусница, как Макс мысленно назвал девушку в черном, заговорила голосом, совершенно не подходящим ее хрупкой фигуре, то ли высоким мужским, то ли низким женским. Она говорила на слишком хорошем, аристократическом польском, который Макс понимал с трудом. Девушка рассказывала о ком-то, повторяла чье-то необычное, наверно, иностранное имя, передавала приветы от умерших. Они, духи этих умерших, объясняли, кто они, упоминали разные места и даты, сообщали, что с ними произошло, после того как они покинули этот свет. Вдруг гости начали перешептываться. Из темноты показалось нечто, похожее на перчатку или гипсовую ладонь. На полу стояла какая-то посудина. Рука медленно подплыла и нырнула в нее, потом снова поднялась и двинулась обратно. Макс вытаращил глаза. Что за наваждение? Чья это рука, почему она парит в воздухе? Он напряг зрение, но, кроме ладони, не увидел ничего. Слышались шорох и тихие вздохи. У него на глазах свершается чудо или он спит? Макс хотел спросить, что происходит, но не успел и рта раскрыть, как его дернули за рукав — знак, чтобы он молчал. А чудеса продолжались. Невесть откуда появилась труба и протяжно загудела, как бараний рог на празднике в синагоге. Хотя в комнате было темно, труба ярко сверкала. Потом зазвенела мандолина, и вдруг громовой голос возвестил: «Артуро здесь и хочет говорить с вами!..»

Макс потом сам не мог объяснить, как он пришел в такое состояние. Он не плакал, но все лицо стало мокрым, будто в него плеснули водой. Зыбкий образ возник из темноты и заговорил. Он говорил по-польски, но от волнения Макс даже не вспомнил, что его сын знал только испанский. «Папа, я скучаю по тебе, — твердил Артуро. — Папа, я не умер, я жив… Я здесь, рядом… Папа, я знаю, что тебе пришлось пережить… Я встретил тут дедушку с бабушкой, мы вместе просим за тебя Всевышнего… Я по-прежнему твой сын, я по тебе тоскую… Мы все время тебя вспоминаем… Не грусти обо мне… Я счастлив там, где я сейчас… Скоро мама присоединится к нам, но у тебя еще много важных дел на планете Земля… Помни, я с тобой… Папа, слушайся пана Школьникова, делай все, что он скажет… Мы здесь очень любим его и уважаем. Он дает нам возможность общаться с близкими. Прости, папа, мне пора, но я вернусь. Привет тебе от всей нашей родни…»

И образ растаял. «Это Артуро, это он! — кричал кто-то у Макса внутри. — Господи, я разговаривал с сыном… Если бы Рашель знала!..» На похоронах Макс не плакал, но сейчас по лицу обильно текли слезы, и он не пытался их сдержать… В тот вечер происходило еще много необычного, но Макс уже ничего не замечал. Он будто опьянел. Ноги дрожали. Макс нащупал рукой спинку стула и рухнул на сиденье. Силы оставили его, Максу казалось, что сейчас он потеряет сознание. В глазах мелькали разноцветные искры, стены качались. Он почти оглох, слышал какие-то слова, но не понимал их смысла. Чувствовал, что стул вместе с ним куда-то проваливается, погружается в бездонную трясину. Подумал: «Наверно, это смерть…»

Загорелся свет, будто какая-то сила услышала эту мысль и попыталась вернуть Макса к жизни. Свет был красный, такой иногда зажигают в доме, где лежит больной корью ребенок. Макс увидел лица, мужские, женские. «Фокусница» сидела, откинув голову на спинку стула, а двое мужчин поддерживали девушку под руки. Одна из женщин подняла с полу ведерко. Раздались удивленные восклицания. В посудине был разогретый парафин, и рука призрака, или кто он там, оставила на нем отпечаток. Все по очереди заглянули в ведерко. Неужели это ладонь Артуро? Да, очень похоже. Макс достал платок и вытер лицо. Рубашка промокла, по спине катились холодные капли. Макс чувствовал себя как выжатый лимон, все, что он увидел, потрясло его до глубины души. Эх, если бы здесь была Рашель! Он собирался с ней развестись, но все-таки хотел бы поделиться с ней событиями сегодняшнего вечера. Макс видел Артуро, слышал его голос. «Три рубля маловато будет, — решил он. — Десятку дам». Он нащупал в жилете влажный банкнот, вытащил из внутреннего кармана мокрый бумажник. Рубашка, жилет, подкладка пиджака — все насквозь пропиталось потом.

Мужчины уже не поддерживали девушку под руки. Она по-прежнему сидела, запрокинув голову и закрыв глаза. Казалось, она спит глубоким сном. Ее пытались разбудить, тормошили, трясли за плечи. Макс слышал, как Школьников кричит:

— Тереза, очнись! Тереза!

И вот она вздрогнула и проснулась. В черных глазах — испуг и удивление. Какая-то женщина обняла ее и поцеловала. Кто-то принес керосиновую лампу и чашку чая или кофе. При свете Макс разглядел столик, ведерко с парафином, собравшихся. Когда было темно, казалось, что в комнате полно народу, но сейчас он насчитал только восемь человек: пять женщин и троих мужчин. Значит, тут еще были духи, мертвые? Когда Макс шел сюда, он был уверен: все, что ему сегодня покажут, это фокусы, чушь собачья. Но теперь все сомнения исчезли. Он стал свидетелем настоящего чуда. Мертвые приходили к живым и говорили с ними. Он уже не сомневался, что действительно видел и слышал Артуро…

Макс отозвал Школьникова в сторону и протянул ему десять рублей. Тот, даже не взглянув на бумажку, сунул ее в карман. Макс еще хотел подойти к девушке, но она куда-то исчезла.

— Это ваша сестра? — спросил он Школьникова.

— Да, сестра.

— Можно с ней поговорить?

— Не сейчас, — тихо ответил Школьников. — Сеанс отнимает очень много сил. Она еле жива.

Гости начали расходиться. Уходили, как из синагоги, не прощаясь, но было видно: что-то их объединяет. Так в Рашкове портные покидали вечером Йом Кипура [66] Йом Кипур — один из важнейших праздников, день искупления грехов, пост. Приходится на начало осени. свою молельню, прочитав «Кол нидрей» [67] «Все обеты» ( др.-евр. ). Молитва, которую читают вечером, когда начинается Йом Кипур (по еврейскому календарю сутки начинаются с заходом солнца). . Вдруг Макс заметил, что в комнате остались только они со Школьниковым. Школьников стоял возле занавешенного окна, низенький, щуплый, в длинных, темных одеждах, из-под густых бровей пристально глядя на Макса черными глазами колдуна. Максу стало не по себе. Он вспомнил, что сейчас придется спускаться по крутой, неосвещенной лестнице. Целых три этажа…