Анте Ковачич - В регистратуре

Народ сгрудился перед церковной дверью, парни хорохорятся, вышучивают друг друга; над одним смеются из-за сапог, которые тот купил в прошлом году на осенней ярмарке, а они и теперь еще новехоньки, точно их только что вытащили из сундука. С громким смехом обсуждают Магду Лаличеву: девушка принесла в церковь за пазухой пять крашенок, но забыла про них, они размялись, и запачкался весь наряд, вот и пришлось Магде незаметно удрать из церкви еще до того, как служба кончилась.

— Кому ж она их назначила, неужто все пять одному? Видать, хотела по рукам, по ногам связать! — хохотал некий не выслуживший срока солдат — его отпустили через год, обнаружив какие-то физические недостатки, при первом осмотре не замеченные. Он продолжал носить солдатскую фуражку набекрень и хранил военный китель с заплатами на локтях, верно, купил его у городского старьевщика, чтобы щегольнуть в своем селе.

— На что же все пять одному? Может, она собиралась оделить пятерых? А вдруг тебе бы досталось то, что первым расплющилось у нее за пазухой? Ведь лучше идти на охоту с пятью крашенками за пятерыми, чем отдать все пять одному! — мудро поправил неудавшегося солдата закоренелый деревенский холостяк — щеки у него были выбриты до блеска, точно у аббата, над ушами пробивалась седина, а желто-белые волосы на макушке начали редеть, как виноградные листья от филлоксеры. Этот старый холостяк и малоприятный франт, постоянно досаждавший молодкам своими ухаживаниями, имел привычку поправлять каждого, стараясь вызвать у слушателей дружный смех. Но часто он один начинал и кончал смеяться своим шуткам… В таких случаях ему оставалось незаметно улизнуть, ломая голову: отчего такая неудача? Так было и на этот раз.

Парни присоединились к девушкам, а старики и пожилые женщины, без устали ворча, что когда-то все было по-иному и лучше, подходили к маленькому столику, где торговец ракией выставил свой крепкий товар и белый хлеб на закуску, ракию он наливал в одну-единственную чарку, так что вся толпа ожидающих разевала рот и глотала слюнки, пока передние выпивали свою порцию.

Михо оказался возле Медоничевой Юсты… С тех пор, как Михо вошел в силу на конских ярмарках и отец начал возносить его до небес, она уже не так высокомерно смотрела на каноникова черномазого… В душе девушки зародились обида и боль, и не только потому, что она думала о чернявом Михо, вздыхала по нему, ее острый взгляд замечал, как коварно менялся дух времени, как оно тупым ножом резало и кромсало девичьи судьбы. У нее появились сомнения в непогрешимости своего полного спеси лозунга: красивых парни обманывают, а на богатых женятся, будь они хоть глухие и косые. Она видела, как бедные девушки выходили замуж и за богатых и за бедных, и в своем селе, и в соседние, а то и куда-нибудь подальше. А ей, Юсте Медонич, дочери богача, оставалось угрюмо, исходя злостью и ядом, брюзжать и ворчать, сидеть у очага, как больной, дряхлой кошке, обвинять в душе то отца с матерью, то родных, то снова свое богатство — ведь так, ожидая не один год, она могла, как у них говорили, век наливать новое вино в старые мехи…

Когда Михо стал на ноги, завел собственное дело, начал ездить по свету, по-доброму, по-хорошему отделившись от богатея Медонича, когда по селам прошел слух, что Михо — голова, каких мало, что нет ему равных среди барышников, что он, можно сказать, еще мальчик, гребет деньги лопатой, душа Каноника наполнилась самыми радужными надеждами. Он принялся своим тонким, изощренным нюхом выведывать семейные тайны богатея. Сегодня ухватит одно, завтра поймает другое, послезавтра незаметно шагнет дальше — неустанно, осмотрительно, с умом проложил Каноник своему сыну путь к сердцу заносчивой, тщеславной богачки Юсты. По крайней мере, так ему казалось, и однажды, когда Михо и Медонич вернулись с далеких ярмарок, он подошел к сыну сзади, похлопал его по плечу и весело заворковал:

— Михо, сучий сын, все на мази, все! Теперь, мудрая твоя голова, за дело! Юста уже любит тебя — вся красная делается, чуть не дрожит, словно со сна в крапиву упала, как о тебе заговоришь. Намедни сказал ей тихо так, спокойно: «Михо мой растет, что сосна в бору, всякий день гребет то, чему и святые с алтаря улыбаются. Эх, да ведь это еще не все, что нужно! Хочется ему, чтоб прильнуло что-то к его душе и сердцу, как плющ к дереву. А ты б хотела, Юста, стать моей сношкой, а? Что скажешь, моя милая красавица, в богатстве рожденная? Откройся мне, а уж я буду молчать, как камень!» Тут девка улыбнулась, боже ты мой, хлоп меня по плечу: «Ой, Каноник, сохрани бог от зла, но вы злой человек!» — «Скажи, милая, «да» — и дело сделано!» Она пожала плечами, подняла брови и выкрикнула: «Да! Да! Да!» — и бежать. Теперь, Михо, сам гляди, что к чему! Она, конечно, бог свидетель, не горная фея, но и твоя мать была не райской розой, а вот живем, слава богу, хорошо и в согласии!.. А ведь Юста единственная дочь — что отцово, то и ее, а что ее, то и твое будет!..

Михо оказался возле Медоничевой Юсты. Она смущенно огляделась по сторонам, как бы спрашивая, что собираются делать подруги? И вроде бы немного покраснела…

— Юста! Добрый день, счастливой пасхи! — взял парень девушку за руку. — А крашенка где?

— Я и для тебя припасла! Да еще какую! — осмелела Юста и достала из шелкового платка яйцо, разрисованное цветами, с какой-то надписью. — Ну что, хороша крашенка? — расхвасталась Юста. — Найди девушку, у которой крашенка лучше, я уступлю ей первенство.

— О, я верю, моя Юста думает про меня, но и я о ней помню в далеких краях, — шептал парень, разглядывая крашенку, которую держал в левой руке, а правой не спеша вытаскивал из-за пазухи маленький сверток. — А это тебе, милая моя, отдарочек!

Блеснуло жемчужное ожерелье. Девушки многозначительно переглянулись, молча подталкивая друг друга.

Юста перебирала ожерелье в руках, оно сверкало и сияло на солнце. Ей хотелось, чтобы все видели и знали, какие подарки привозит ей тот, кого с завистью называют ее женихом. А Михо в шляпе набекрень с гордым видом шагал рядом с девушкой, тихо нашептывая:

— Гляди, теперь я снова человек, теперь нет под этим божьим небом ничего, чего бы у меня не было! А когда я один мотаюсь по свету, эх, кто бы знал, каково мне…

Девушка делает вид, что не слушает, разглядывает дареное ожерелье…

Как только коротыш Каноник, разглагольствовавший о чем-то в толпе мужчин, углядел своего Михо с Юстой, он быстро выбрался из тесного круга и подкрался сзади к молодым людям.

— Вишь, как быстро встретились голубь и голубка! А вы обменялись крашенками, чтоб наверняка знать, что ваш договор не пустая болтовня, не птичий щебет? Благослови господь такую пригожую парочку! Второй такой нигде не сыщешь! Надо бы вам скорей повенчаться. К чему разделять и разлучать два согласных, любящих сердца!