Эжен Сю - Зависть

Слова «господин маркиз» вывели Фредерика из его пугающего спокойствия. Он в ярости сжал кулаки и закричал, глядя на мать со свирепым выражением:

- В этой засаде я подстерегал г-на маркиза. Вы понимаете, матушка?

- Нет, Фредерик, не понимаю, - отвечала бедная женщина, дрожа всем телом, - да и как я могу разобраться в ваших охотничьих терминах?

- А, - протянул Фредерик со страшной усмешкой, - я вас заставлю понять. Так вот, зная, что г-н маркиз должен проезжать здесь этим вечером, когда стемнеет, я зарядил свое ружье и спрятался в засаде за этим деревом, чтобы его убить, когда он будет ехать мимо. Теперь вы поняли, матушка?

При этих страшных словах мадам Бастьен испытала головокружение, но она сделала над собой героическое усилие.

Держа одной рукой сына за плечо, она положила другую ему на лоб, говоря спокойным тоном и притворяясь, что разговаривает сама с собой:

- Как горяча его голова! Он все еще в лихорадочном жару! Боже мой, как его заставить идти за мной?

Фредерик, сначала изумленный словами матери и ее видимым спокойствием после ужасного признания, сделанного им в приливе отчаянной ненависти, закричал:

- Я вам сказал, что я в полном рассудке, матушка; вы знаете так же хорошо, как и я, что я хотел отомстить, вы видите мою ненависть и это…

- Да, сынок, я тебе верю, - прервала его мать. Она была слишком взволнованна, чтобы обратить внимание на его последние слова.

Затем, поцеловав его в лоб, добавила тоном, которым говорят, когда не хотят противоречить безумным:

- Да, конечно, ты прав. Итак, вернемся вместе с нами. Уже поздно, и мы долго находимся в лесу.

- Хорошее место, - глухо произнес Фредерик, - но я вернусь еще.

- Конечно, мы вернемся, мой мальчик, но ты знаешь, куда нам идти, не правда ли?

- Матушка, не доводите меня до крайности!

- Замолчи, замолчи! - с ужасом вскрикнула Мари, зажимая сыну рот и прислушиваясь.

- Ты слышишь, в кустах шаги. О Боже, сюда идут! Фредерик подобрал свое ружье.

- Ах, знаю, - сказала молодая женщина, тревога которой улеглась после минутного размышления, - знаю, это Жан-Франсуа. Он должен был искать тебя в той стороне кустарника. Затем она окликнула вполголоса:

- Это вы, Жан-Франсуа?

- Да, мадам Бастьен, - ответил арендатор, который еще не видел ее. - Я не нашел г-на Фредерика.

- Успокойтесь, мой сын здесь.

- А, тем лучше, мадам Бастьен, - я слышал, как кто-то тихонько разговаривает у пруда. Уверен, что это дозорные маркиза.

Говоря так, арендатор появился на поляне.

Фредерик, несмотря на дерзость, которую вызывала в нем ненависть, не посмел повторить в присутствии постороннего угрозы, которые он высказал своей матери. Он взял ружье под мышку и все такой же мрачный и молчаливый, приготовился сопровождать мать.

- Идемте, господин Фредерик, - обратился к нему арендатор, - не надо искушать дьявола, сторожа г-на маркиза приближаются.

Вы в чаще, с ружьем в руке, а луна так ярко светит, вас видно, а этого дoвoльнo, чтобы завести на вас протокол.

Затем он обратился к Мари:

- Я пойду вперед, мадам. Я знаю маленькую тропку, которая скоро выведет нас из зарослей в сторону, противоположную той, где находятся сторожа.

Силы Мари были на исходе. Она опиралась на руку сына, который по-прежнему был сосредоточен и не обратился к ней ни словом.

Когда они дошли до жилища арендатора, молодая мать вся побледнела, ослабла, ее била дрожь. Жан Франсуа хотел запрячь коня в тележку, чтобы довезти до дому мадам Бастьен и ее сына. Она согласилась на его предложение, так как была совершенно разбита волнениями. Она была не в состоянии пройти долгий путь, который отделял жилище арендатора, куда они с сыном пришли в девять часов вечера, до своего дома.

Едва оказавшись дома, Фредерик пошатнулся и потерял сознание. С ним начался сильный нервный припадок, такой, что его состояние повергло мать в ужас. Однако с помощью старой служанки она окружила сына всеми возможными заботами, они перенесли его в комнату и уложили на кровать.

Во время этих припадков Фредерик, хотя глаза его были закрыты, заливался слезами. Придя в себя и увидев склонившуюся над кроватью мать, он обнял ее и долго прижимал к себе, безутешно рыдая. Затем, когда кризис миновал, он сказал, что хочет остаться один в комнате и успокоиться. Повернувшись к стене, он не произнес больше ни слова.

Мари, показавшая редкое присутствие духа во время припадка сына после возвращения, отдала приказ забить ставни его окон. Теперь в его комнату можно было проникнуть только через ее собственную. Она предполагала бодрствовать всю ночь, оставив приоткрытой дверь в комнату сына.

Она не принадлежала к тем женщинам, которых горе парализует и делает нерешительными или слабыми. Как только пугающая действительность открылась ей, она решительно посмотрела правде в глаза после того, как пыталась себя убедить, что сын не замышлял страшного преступления.

- Я не могу больше сомневаться, - размышляла она, - мой сын испытывает глубокую ненависть к молодому маркизу.

Она-то и явилась причиной перемен, происшедших с ним за несколько месяцев. Теперь она достигла высшей точки, так как после попытки убить г-на де Пон-Бриллана он не отказался от этой страшной мысли… Вот каковы факты. Но при каких таинственных обстоятельствах могла зародиться и развиваться у моего сына эта ненависть к юноше его возраста? Как мой мальчик, которого я воспитывала, которым я еще недавно гордилась, мог дойти до такого преступления? Но все это не столь важно, я позже поищу ответа на эти вопросы, которые меня смущают и заставляют сомневаться в самой себе. Надо сначала, не теряя времени, отвлечь сына от его страшных намерений и помешать ему сделаться убийцей. Это необходимо.

После таких размышлений она на цыпочках подошла к приоткрытой двери в комнату Фредерика и стала прислушиваться. Оттуда она услышала сначала горестные стоны, после которых он впал в молчание. Мари села за стол и написала письмо своему мужу.

«Господин Бастъен! Я вам уже писала, мой друг, несколько дней назад по поводу здоровья Фредерико и об отъезде учителя, которого вы разрешили ему взять.

Состояние моего сына ухудшилось, он внушает мне серьезные опасения, надо принимать срочные меры.

Позавчера я консультировалась у нашего друга, доктора Дюфура. Он полагает, что это период возмужания делает Фредерика таким нервным, беспокойным, болезненным. Он мне советует предоставить ему как можно больше развлечений, а еще лучше - отправиться с ним в путешествие.

На этом я и остановлюсь, потому что в том полном уединении, в котором мы живем, я не могу развлечь Фредерика.

Вряд ли ваши дела позволят вам сопровождать нас в Иср, куда я желаю отвезти сына. В таком случае я поеду с ним в сопровождении Маргариты. Наше путешествие продлится пять или шесть месяцев, или чуть меньше. Это будет зависеть от улучшения здоровья Фредерика.