Алексис Киви - Семеро братьев

Т у о м а с. Да, такой день нагонит тоску. Но ведь в Импивааре у нас скоро будет новый дом и, может статься, такой же родной.

Ю х а н и. Что ты говоришь, братец? Ни на небесах, ни на земле нет больше такого дорогого уголочка, как тот, в котором мы родились и выросли да резвились на травке.

А а п о. Что верно, то верно — от разлуки прямо сердце разрывается. Ведь даже зайцу дорог родимый кустик.

Ю х а н и. Как, бишь, сказала своему сыну зайчиха, когда была снова на сносях, чтоб он убирался восвояси да не мешал новым деткам?

Т и м о. «Иди-ка, сынок, в путь-дорогу да помни мои слова: где сучок — там силок, где кормушка — там и ловушка».

Ю х а н и. Так она сказала родному сыночку. И пошел он куда глаза глядят, по полянам да косогорам; только губа подрагивала. Так вот и покинул родимый дом, и печально светило вечернее солнышко.

Э р о. Это был Янис-Юсси {52} 52 Это был Янис-Юсси. — Эро насмехается над Юхани: «янис» означает в переводе «заяц», а «Юсси» — ласкательное от «Юхани». Янис-Юсси — ласковое обращение к зайцу. .

Ю х а н и. Пускай, пускай. Так вот покинул родимый дом зайчонок, и мы тоже вроде него. Прощай, наш золотой дом! Сейчас я бы расцеловал твои сени, даже навозную кучу…

А а п о. Да, брат мой. Но постараемся развеять тоску. Ведь впереди у нас столько работы и хлопот! Скоро застучат топоры, загрохочут бревна, и средь дремучего леса на поляне Импиваары до самых небес вырастет славная изба.

Так беседовали они, шагая по мрачному, глухому лесу. Местность мало-помалу становилась возвышенней; извилистая дорога вела теперь на высокую, поросшую лесом гору Тэримяки. Здесь и там, словно гигантские могильные курганы, виднелись мшистые скалы, окруженные низкими ветвистыми соснами. Каменистая дорога, на которой едва можно было различить старую колею, совсем растрясла телегу и старые кости Валко. Дорога бежала прямо через гору, так как по обе стороны раскинулись бездонные трясины. Братья не жалели сил, чтобы помочь своему старому одноглазому другу, и вскоре были уже на вершине горы. Здесь они дали Валко передохнуть и стали обозревать раскинувшийся внизу мир. Они увидели далекие деревни, луга и поля, синеющие озера; на западе, у самой лесной опушки, — высокую колокольню, а там, на юге, словно потерянный рай, сверкал на склоне холма дом Юкола, и сердца братьев вновь наполнились скорбью. Но наконец они обратили взор на север и увидели высокую Импиваару с крутым склоном и темными пещерами. На выступах горы ютились бородатые, растрепанные бурей ели. А у подножия братья заметили солнечную, усеянную пнями поляну — свое будущее пристанище; чуть пониже стоял густой лес, который должен был дать братьям отменные бревна для постройки. И когда они увидели все это, увидели между соснами светлое озеро Ильвесъярви и заходившее за ярко освещенный склон солнце, в их глазах снова блеснули веселые искорки надежды.

Опять пустились в путь братья, торопясь на свое новое местожительство. Склон стал более отлогим. Путники вошли в стройный сосновый бор. Песчаная земля была покрыта вереском, брусникой и пожелтевшей травой. Вот уже показалась проезжая дорога, ведущая из усадьбы Виэртола в церковь; братья пересекли ее и продолжали придерживаться своей лесной дороги, вьющейся по песчаному склону.

А а п о. Это тот самый песчаник, где, как говорят старики, когда-то творили свой суд змеи. Судьей был сам их король — белый змей, которого мало кто и видел. На голове у него была драгоценная корона. Ее-то и отнял у змея лихой всадник, как рассказывает предание.

И пока братья спускались с горы к пустынному болоту Сомпиосуо, вот какое предание поведал им Аапо {53} 53 …предание поведал им Аапо. — Аапо рассказывает распространенную на родине Киви сказку. Один из ее вариантов был записан писателем и опубликован в 1913 г. Аспелином-Хаапкюля в журнале «Айка». .

В давние времена по этому склону ехал всадник и увидел короля змей со сверкающей короной на голове. Всадник подъехал к нему, подцепил острием меча королевскую корону, пришпорил коня и вихрем умчался со своим кладом. Но и змеи не дремали и бросились в погоню за наглым грабителем. Они с шипением мчались вперед, свернувшись кольцами, и тысячи таких колец катились по пятам за всадником, точно деревянный круг, которым мальчишки играют на дороге. Скоро змеи настигли всадника, извивались уже у ног коня, бросались ему на спину, и казалось — не миновать человеку беды. Со страху он бросил им даже свою шапку, и змеи тотчас же сожрали ее, разорвав в клочья. Не надолго выручила человека эта уловка. Змеи снова катились за ним, поднимая столбы пыли. Всадник еще сильнее пришпорил своего загнанного скакуна; ручьем полилась кровь из израненных боков могучего коня, изо рта вылетала шипящая пена. Всадник скрылся в лесу, но лес не остановил его врагов. На пути встретилась река, и всадник с шумом бросился в волны. Конь быстро вынес его на другой берег. Река преградила путь и змеям, но они, точно тысяча шумных водопадов, кинулись в воду и, высоко поднимая белую пену, вихрем переплыли реку. Всадник скакал все вперед, но дикое змеиное полчище не отставало от него. Вдруг он увидел перед собой пылающий лес и направил своего коня прямо в огонь. Завернувшись в насквозь промокший в реке плащ, он ринулся в объятия пламени, и змеи тоже ни на миг не прекратили погони. Так небесный богатырь мчится сквозь золотые облака. Еще раз всадник вонзил шпоры в бока своего коня, еще раз рванулся вперед добрый конь, но тут же упал в полном изнеможении и испустил дух. Зато человек, спасшийся от огня и от своих страшных врагов, был теперь на свободе, потому что все несметное змеиное полчище сгорело в огне. А храбрый всадник стоял с дивной драгоценностью в руке, и радостно блестели его глаза.

А а п о. Вот это и есть предание о короне белого змея в песках Тэримяки.

Ю х а н и. Славное предание. Да и доброму молодцу в славе не откажешь. Сорвал со змеиной головы корону — и поминай как звали. Молодец!

Т и м о. Того змея мало кто видит. Но уж если увидишь, сразу поумнеешь. Так старые люди говорят.

Ю х а н и. Старики говорят еще так: кто весной, когда еще не кукует кукушка, поймает этого змеиного судью, сварит и съест его, тот сразу поймет вороний язык и узнает свое будущее.

Э р о. А еще и так говорят: кто сделает это весной, когда кукушка уже откуковала, тот сразу поймет вороний язык и узнает свое прошлое.

Ю х а н и. Ах, братец, какую ты чушь несешь! Неужто прошлое и без того не известно каждому, хотя бы он ни кусочка не отведал змеиного мяса? Вот когда Эро показал, какой он умник. Не умник, а глупый баран! И узнает свое прошлое! Разве путный человек так скажет? Эх ты, бедняга!

А а п о. Погоди, Юхани. Он сказал это либо по глупости, либо опять вздумал позубоскалить. Как бы там ни было, он навел нас на дельную мысль. Стоит подумать над его словами, из них можно выудить кое-какой толк. Знать, что с тобой было раньше, — это ведь, в некотором смысле, великая мудрость. Если ты с умом рассудишь, какие посевы пережитых дней принесли тебе пользу, а какие — вред, да согласно этому направишь свою жизнь и труд, так будешь умницей. Кабы и у нас раньше открылись глаза, не бродили бы мы теперь, как цыгане.