Алексис Киви - Семеро братьев

А а п о. Зато мать не знала ни единой буквы, а все же была истой христианкой.

Ю х а н и. И растила своих сыновей в страхе божьем, царство ей небесное!

М я к е л я. А не пробовала ли она, чтоб другие вам подсобили?

Ю х а н и. Как же не пробовала! Вот, например, просила она бабку Лесовичку учить нас. Но злая старуха так принялась нас драть, что ее избушка показалась нам страшнее пещеры горных духов. Оттого-то, как нас ни били, мы больше и не показывали туда носа.

М я к е л я. Но тогда вы были несмышленыши, а теперь вон какие молодцы. А взрослый и мыслящий человек все может сделать. Вот и вы — возьмитесь-ка да покажите пастору и всему свету, на что способны. А что до тебя, Аапо, так я диву даюсь, как это ты еще не образумился: у тебя здравый ум, знания есть кой-какие, ты на лету схватываешь все, что видишь и слышишь.

А а п о. Мало, мало у меня знаний, но кое-что я все-таки знаю. Ведь наш покойный дядюшка многое нам порассказал — и о библии, и о своих странствиях, и как устроен мир. Мы всегда слушали его с большой охотой.

Ю х а н и. Слушали, как зайцы, навострив уши. А старик все толковал нам о Моисее, о детях Израилевых, о библейских чудесах и разных случаях из Книги Царств. «А шум от крыльев ее {48} 48 «А шум от крыльев ее…» — цитата из библии. , как стук от колесниц, когда множество коней бежит на войну». О господи, мы знаем немало разных чудес да случаев и вовсе не такие уж язычники и дикари, как о нас думают.

М я к е л я. Но начать-то вам все-таки придется с букваря, чтоб стать настоящими христианами.

А а п о. Мякеля, вон там на полочке семь букварей. Их нам купили в Хяменлинне, и пусть хоть они убедят вас, что мы всерьез помышляем об ученье. Пускай пастор наберется еще немножечко терпения, и я думаю, что из нас еще выйдет толк.

Ю х а н и. Только немножечко терпения, и я заплачу ему двойную десятину {49} 49 …и я заплачу ему двойную десятину… — Прихожане платят церкви обязательный церковный налог. , и на столе у него никогда не переведется свежая дичь. Конечно, в положенное для охоты время.

М я к е л я. Боюсь, мольбы и щедрые посулы не помогут, — уж очень он зол на вас.

Ю х а н и. Так чего же он хочет от нас, да и вам что надо? Хорошо! Приходите сюда хоть с семью десятками людей. Видно, без крови не обойтись.

М я к е л я. Но скажите все же, как вы думаете взяться за букварь и малый катехизис, чтобы исполнить пасторский приказ?

Ю х а н и. Да вот тут, на дому, попробуем еще раз поучиться у бабки Лесовички или у ее дочки Венлы. Ведь они обе хорошо читают.

М я к е л я. Я сообщу пастору о вашем намерении. Но для собственной же пользы сходите-ка еще сами к нему да попросите прощения за свое бесстыдство.

Ю х а н и. Об этом мы как раз и подумывали.

М я к е л я. Да, да, сделайте, как я сказал. И знайте: если он только не увидит в вас чистосердечного раскаяния, сидеть вам всем в ножных колодках у церкви. Таково мое слово. Прощайте!

Ю х а н и. Прощайте, прощайте!

Т у о м а с. Неужто ты всерьез говорил ему о бабке Лесовичке и ее дочке? И в самом деле собираешься ползать в ногах у пастора?

Ю х а н и. Правды тут ни на грош. Я просто зубы заговаривал, чтобы выиграть время. Бабке Лесовичке и Венле учить нас грамоте! Даже свиньи в Тоуколе подавились бы со смеху. Слышали, нам угрожали ножными колодками, позорными колодками. Тысяча чертей! Разве человек не волен жить в покое, так, как его душе угодно, если он никому не мешает и никого не задевает? Кто может ему запретить? Но я еще раз говорю: попы да чиновники с их книгами да протоколами — ведь это злые духи. Ох, черт побери! И что за распроклятый день! Так и валятся на нас удары судьбы да разные напасти, прямо хоть головой об стенку бейся. Венла оставила нас с носом; про нас сложили мерзкую песенку; кантор мучил нас, как сам дьявол, а парни Тоуколы так отделали нас, что наши спины зудят, точно у рождественских поросят, да и сами мы бродим тут, будто одноглазые домовые, с тряпками на голове. И это еще не все. Ведь дом-то наш остался без последней отрады бедняка — без жаркого шипящего пара. Вон они тлеют и дымятся, остатки нашей родимой бани. А впереди у нас еще самая худшая бесовская мука. Ох! Всеми десятью дырами скалит на нас зубы ножная колодка. Черт побери! Если от таких мук не полоснешь себя бритвой по горлу, то что же еще остается? О бык рогатый!

Э р о. Ты немножко запамятовал. В ножных колодках ведь не десять дыр.

Ю х а н и. А сколько же?

Э р о. Ну-ка, сколько звезд в Большой Медведице, сколько парней в Юколе?

Ю х а н и. Нас семеро братьев. Выходит, по дыре на брата. Тем хуже. Семь дыр! Хуже некуда. И люди и сама судьба — все заодно, все против нас! Семь дыр, точно в мельничном жернове! Какая насмешка судьбы! Но пусть, пусть выпускают в нас все стрелы своей злости! Наши измученные сердца только закалятся. Пусть брызжут на нас змеиным ядом со всех сторон, пусть небо поливает нас желчью — мы зажмурим глаза, стиснем зубы и с ревом бросимся вперед головой, будто дикие быки. А ежели нас силой закона закуют в колодки, я буду радешенек посидеть там.

А а п о. Чему же тут радоваться?

Ю х а н и. Э-э, братец! Тебе не понять силы ненависти. Я бы сидел и о мести думал. С такой думой и стыд нипочем, а ведь они захотят пристыдить нас. Ах! Пустить кровь пастору — для моей злости это было бы лучше всякого меда. И не надо мне тогда ни ножа, ни ружья, как тому молодцу из Карьи. Нет, я, как рысь, вцеплюсь ногтями и зубами в пасторскую глотку и разорву ее на тысячу кусочков. Вот когда я упьюсь местью! И будь у меня хоть десять душ и пусть каждую из них десять лет катают в бочке с гвоздями {50} 50 …в бочке с гвоздями… — Народная поговорка, восходящая, вероятно, к легенде о святой Екатерине, которую якобы мучили в бочке с шипами. , я все равно сделаю так. Ведь все это пустяки, лишь бы насладиться местью.

А а п о. Ты же все нутро себе разбередил. Мой несчастный брат, облей-ка свое бурлящее сердце студеной водицей из ручья долготерпения.

С и м е о н и. Ты даже с лица почернел, а глаза налились кровью и так и вертятся. Ты хоть себя-то пожалей.

Т у о м а с. Если они и вправду вздумают выставить нас на позорище, то мы им живо отомстим. Но пока это еще не случилось, и наши души могут быть спокойны. Надежда еще не пропала.

Ю х а н и. Эхма! Только один уголочек остался на всем белом свете, где нас ждут приволье и покой. Вот она, Импиваара на берегу Ильвесъярви! Вот оно, то пристанище, где мы укроемся от житейских бурь! Теперь-то я решил.

Л а у р и. Я еще в прошлом году решил.

Э р о. Я последую за вами хоть в самую глубокую пещеру Импиваары, где, как сказывают, старик хозяин горы варит смолу. У него, говорят, на голове шапка из целой сотни овчин.

Т у о м а с. Мы все переберемся туда.

Ю х а н и. Переберемся и построим там новый мир.