Алексис Киви - Семеро братьев

А а п о. Что будет — увидим после, когда со всем будет покончено. А когда свершится это великое побоище, нам придется взяться за другое дело. Как только повалим последнего быка, начнем снимать шкуры. А одному из нас придется бежать с недоброй вестью в Виэртолу.

Ю х а н и. Дельный совет. Шкуры надо снять, не то к мясу прилипнут. Да будет так, а там пусть кто хочет забирает и кожи, и мясо, и кишки с потрохами. Тушу на плаху — и снимай шкуру! У нас у каждого по острому ножу, а у моего лезвие все равно что змеиное жало. Так что возьмемтесь-ка за кровавое дело. Зарядим ружья, если они у кого разряжены, и начнем кровавую бойню.

А а п о. Но послушайте, братья! Не лучше ли нам еще час-другой поголодать, — тем более что теперь наше спасение — дело верное. Давайте-ка еще раз испробуем силу шести глоток и снова подождем. Это ведь последние минуты наших мук и неволи.

Ю х а н и. Конечно, голод — не тетка, но пусть будет по-твоему. Давайте кричать, авось и выпутаемся из беды без кровопролития. Только это тщетная надежда. Что ж, можно и подождать, ружья наши никуда не уйдут. Давайте крикнем что есть мочи. Умоляю, сделайте это еще разок, ведь я вам приказываю. Что ты, Туомас, молчишь, как этот камень? Ну-ка, гаркни! Умоляю тебя, исполни мое решение.

Т у о м а с. Не мели языком. Я сделаю так, как решат все.

Ю х а н и. Ну, приготовились! Раз, два, три!

И они снова прокричали, прокричали семь раз. И далеко вокруг раскатился их крик и вой собак. Потом они снова уселись в ожидании, и хотя их сильно донимал голод, но твердая вера в спасение придавала новые силы. Один только Лаури не ведал ни мук голода, ни радостей надежды. Бледный, лежал он у ног братьев и громко храпел. Братья переждали минуту-другую; а между тем солнце уже третий раз клонилось к закату. Наконец Юхани, услышав слабый раскат грома с северо-востока, в отчаянии скомандовал: «Пали, ребята! Да поможет нам бог! Аминь!» И началась кровавая бойня.

Густое облако дыма окутало камень Хийси, а сквозь дым с грохотом и огненными вспышками летела смерть в бычье стадо. Там и здесь с ревом вздымались на дыбы сраженные животные и тут же опять валились на землю, содрогаясь в предсмертных муках. Пуля пробивала череп, и бык не успевал даже пошевелиться: мгновенно испуская дух, он вытягивал коченеющие ноги. Лишь кровь темно-красным фонтаном била из раны и лилась на землю. А животное, раненное в грудь, но не в самое сердце, долго еще металось среди своих собратьев, но потом и оно опрокидывалось на траву и несколько мгновений с приглушенным ревом било ногами в воздухе. Страх и смятение овладели стадом, почуявшим запах крови, и оно в исступлении сбилось в кучу. Высунув языки и выпучив глаза, оглашая лес страшным ревом, быки раскидывали хворост, дерн и комья земли.

А братья, окутанные дымом и бледные как призраки, стояли на камне и беспрерывно стреляли, перезаряжали ружья и снова стреляли, и быки один за другим валились наземь. Сверкали и гремели выстрелы, но еще сильней грохотало и сверкало в небесах, где по гребням туч раскатывала гроза. На камне Хийси и поляне вокруг него стало совсем темно. И в этом мраке беспрерывно раздавались бычий рев, вой собак, треск выстрелов, сливавшиеся с раскатами грома, а в вершинах елей шумела буря. То были страшные мгновения.

Наконец проснулся и Лаури, приоткрыл глаза и увидел вокруг себя только устрашающий мрак и в нем — призрачные силуэты людей. Отовсюду — сбоку, снизу, сверху — слышал он неимоверный грохот, и ему показалось, что все кругом с бешеной быстротой валится куда-то. Ужасная мысль мелькнула в его голове, и он пробормотал про себя: «Вот так-то и проваливаются в адское пекло, вот так! Ну что ж, в пекло так в пекло, делать нечего». И, сказав это, повернулся на другой бок, закрыл глаза и опять заснул крепким сном.

Словно военная крепость, окутался камень Хийси облаками порохового дыма, и раскатам небесного грома вторила ружейная пальба. Кругом лилась кровь, и сотни бычьих копыт мелькали в воздухе. Гроза не унималась, вскоре тучи извергли на шумящий лес потоки воды. Но с кровавой бойней уже было покончено — от былого леса рогов не уцелело ни одной пары. Все тридцать три быка Виэртолы валялись на земле; одни уже испустили дух, другие еще бились ногами о землю. Кое-где слышались хриплые предсмертные вздохи.

А братья с собаками соскочили с камня и укрылись под густой елью. Дождь лил как из ведра, тяжело вздыхал бородатый ельник. Братья стояли недвижно и разглядывали обильную жатву смерти. От камня Хийси во все стороны бесчисленными ручейками бежала кровь. Но вскоре дождь кончился, и братья, покинув убежище, молча стали обходить свои жертвы. Их лица передергивало от ужаса, они то и дело сокрушенно покачивали головами.

Ю х а н и. Ну и мяса же тут!

Т и м о. И крови!

Ю х а н и. И крови тоже. Теперь у этого камня лет десять можно выращивать хотя бы перец, до того жирной стала земля. Ну, высекайте огонь, да разложим костер, чтоб поджарить мяса. Ах, как по вкусу будет теперь нам мясо! Тащите, братцы, хворост и смолистые щепки, пока я займусь огнем. А ты, Тимо, сбегай на поляну и принеси топор и кошели, которые мы побросали в беде. И как только поедим, сразу же примемся за дело, будем «шкуродерить», как говаривал рыжебородый старик Крэни. Теперь и его уже схоронила сырая земля, но ему не о чем жалеть. Он вечно голодал, как бездомный пес, и не было у него ни родни, ни друга, ни угла, где голову приклонить. И в его церковной книге тоже не значилось суетных заслуг. Вон там, в овине Колистина, и уснул он навеки, и теперь ему под дерном ничего уже не нужно. Ну, Эро, давай сюда смолистые щепки. А вот и Симеони тащит сухие коряги. И скоро у нас будет добрый костер. Туомас, отрежь-ка несколько хороших ломтей от того бычьего костреца. Э-эх, не терпится мне, как кошке, впиться зубами в кровавое мясо.

Т у о м а с. Потерпи еще чуток. Жареное оно будет еще вкусней.

Ю х а н и. Поистине так. Но скажемте спасибо, что мы из такого рода-племени, которому не впервой голодать. Иначе, клянусь, мы бы уже не крутились тут.

Вскоре на огне жарилось семь больших кусков мяса. Братья не забыли и о Лаури, но будить его не спешили. Он все еще спал на камне, даже проливной дождь не разбудил его. А Тимо отправился в путь и подобрал кошели, нашел и топор на окровавленной лужайке, где лежали медведь и семь быков. И когда он, с кошелями за спиной и топором под мышкой, вернулся обратно, братья достали шесть хлебцев и вытащили из огня мясо. Быстро расправились их зубы с сухим хлебом и поджаренной говядиной, которую они макали в соль. Килли и Кийски, постившиеся вместе с хозяевами трое суток, тоже получили обильный ужин. А когда все насытились, братья почувствовали во всем теле сладкую истому. Сон давил с неодолимой силой, веки слипались сами собою, и братья один за другим повалились на траву. Когда погасло солнце и сентябрьский вечер сменился ночью, повсюду царила тишина; на камне храпел Лаури, а у подножия, вокруг костра, спали остальные братья. Охраняемые собаками, они мирно отдыхали посреди своих жертв, перебитого бычьего стада.