Петр Радченко - На заре

— Не велено впущать!

— Витя! — закричала Оксана мужу, вышедшему на крыльцо.

Виктор подскочил к ней и, оглядываясь на колонну чоновцев, поспешно спросил:

— Зачем ты? Разве не слышишь, что делается в станице?

Оксана схватила его за руку и прошептала:

— Витенька, батя сказали, чтобы ты зараз же шел домой.

— Да они что? — уставился на нее Виктор. — С глузду съехали [285] Глузд — память, рассудок, ум. С глузду съехать — сойти с ума, помутиться умом, чокнуться, помешаться рассудком, свихнуться с разума, двинуться, помешаться, свихнуться. — прим. Гриня ?

— Дорогой мой! — умоляла Оксана. — Попросись хоть на полчасика. Тебе надо уйти из ревкома.

Виктор махнул рукой, побежал к колонне. Оксана постояла в нерешительности, поправила платок на голове и чуть ли не бегом пустилась домой.

Вьюн, запыхавшись, вытянулся в струнку перед Корягиным, закричал в страхе:

— Петр Владиславович, Гуню убили!

К председателю подбежала Фекла Белозерова, с трудом перевела дыхание.

— В станице восстание! У меня в квартале убили двух!

На крыльце появился Жебрак.

— Гуня погиб, — обратился к нему Корягин.

— Матяш застрелил, — скороговоркой добавил Вьюн.

Корягин положил руку на его плечо, сказал:

— Садись на Кристалла и мчись к Норкину. Пущай он сию же минуту захватит мост.

Вьюн вывел коня из конюшни, вихрем полетел со двора. Корягин поднялся на крыльцо, подал команду:

— Пулеметы приготовить!

Из окон церкви восставшие открыли винтовочный огонь, с колокольни хлестнула длинная пулеметная очередь. Во дворе ревкома произошло замешательство. Прихожане с криками пустились в улицы. Старики и старухи, крестясь и бормоча молитвы, исчезали в надвигавшихся вечерних сумерках. Слышался детский визг…

— К забору! — раздался громкий голос Корягина.

Бойцы рассыпались у кирпичного фундамента железной изгороди. Затрещали винтовочные выстрелы. За церковной оградой, на площади эхом прокатилось «ура». Мятежники побежали, открыли частую пальбу. В эту минуту конница первого отделения во главе с Ропотом врезались в самую гущу повстанцев, и шашки вспышками заискрились в сумерках.

Корягину и Жебраку доложили, что на западной стороне станицы с чоновским подразделением вступила в бой ворвавшаяся со степи банда Крыжановского.

На церковную площадь под командой Бородули прорвалось около двухсот человек кавалерии, началась сабельная рубка.

Корягин припал к станковому пулемету, резанул бандитов свинцовым огнем. Во дворе ревкома разорвались три гранаты. Осколками осыпало бойцов. Двое было убито. Виктор оторвал рукав от своей рубашки, перевязал рану товарищу. За изгородью вырвалось «ура», хлестнули винтовочные залпы, сердито заклокотали пулеметы. Виктор отстреливался с отчаянным упорством. На площади снова пронеслось троекратное «ура». Повстанцы бросились к забору. Из сада во двор прорвалось несколько белоказаков. Сцепились в рукопашной.

Открыли ворота, и масса восставших совместно с пришедшим им на подмогу отрядом Крыжановского ринулась в них.

На Корягина навалились казаки и, оглушив прикладом, скрутили руки.

Андрей Матяш с группой повстанцев наседал на Виктора Левицкого, мужественно оборонявшегося двумя кинжалами.

— Виктор, сдавайся, бить не будем! — кричал ему Андрей.

Но тот никого не подпускал к себе. Его ударили кирпичом в спину. Он пошатнулся. Мятежники, использовав момент, бросились на него, отняли кинжалы.

Андрей побежал в сад. Издали слышался голос Федота Молчуна:

— Хлопцы, живьем его, живьем!

— Кого это? — спросил запыхавшийся Андрей.

— Секретаря комячейки, — бегая среди мятежников, прохрипел Молчун.

Андрей бросился в потасовку. На Жебрака навалилось более десятка белоказаков, но тот не поддавался им, одним толчком сшибал с ног, отступал к калитке. Кто-то выкрикнул со злобой:

— Бей по сюрлу, по сюрлу [286] Сюрло, сурло — лицо, морда. — прим. Гриня его!

Размахивая кулаком, Гусочка пытался ударить Жебрака, на котором висело уже несколько человек. Жебрак напряг мускулы и повернулся вокруг себя с такой силой, что все, как груши, разлетелись в разные стороны. Гусочку, неожиданно очутившегося перед самым его лицом, он схватил за шиворот, поднял над собой и, швырнув на куст крыжовника, остановился у калитки.

— Бейте его, чего глядите! — взвизгнул Андрей.

Казаки опять потянулись к Жебраку.

Но на подмогу ему подбежали чоновцы и вместе с секретарем начали отходить по набережной к четвертому кварталу.

Женщины во главе с Феклой Белозеровой тащили на улицы бороны, плуги, телеги, колючую проволоку — все, что попадалось под руки, — возводили баррикады. Комсомольцы удерживали мост.

Ропот бросался то в одну, то в другую сторону, руководил обороной квартала. Вьюн с верховыми мчался гуда, где противник брал перевес.

Конница Крыжановского с гиком прорвалась к берегу Кубани. Около кирпичного завода завязалась ожесточенная рубка. Мятежники в густых сумерках наскочили на бороны, лежавшие вверх зубьями. Из засады палили по ним ревкомовцы.

Однако враги брали перевес. Видя, что силы неравны, Жебрак отдал распоряжение Ропоту отвести чоновцев за Кубань и побежал по берегу реки к мосту.

Корягина закрыли в отдельной комнатушке с зарешеченными окнами, а вскоре бросили туда и Виктора Левицкого.

— Ну, Петр Владиславович, — сказал Виктор, пощады нам не будет.

— А ты боишься? — спросил Корягин.

Виктор принужденно улыбнулся.

— Я еще не знаю, как оно… — глухо ответил он. — Мне почему-то кажется, что все это шутка.

— Да… шутка, только плохая.

Прошло около минуты томительного молчания.

— А ты знаешь, Виктор, — опять заговорил Корягин, — что твой тесть с Молчуном в банде Крыжановского и, по-видимому, они привели в станицу этих разбойников?

— Нет, — насторожился Виктор.

Юдин остановился неподалеку от хутора Драного, в лощине, окруженной со всех сторон густой чащей леса, стал вслушиваться. Слабо доносились какие-то звуки. Юдин повел отряд юго-восточной стороной хутора, переправился вброд через мелководную речушку, поднялся на невысокое плоскогорье, откуда хорошо был виден в темноте Драный со своими крохотными хатенками. Теперь четко были слышны женские и детские крики, лай собак и громкие мужские голоса. Это бесчинствовала банда Набабова.

Юдин собрал вокруг себя бойцов.

— Товарищи, — сказал он вполголоса, — порядок будет такой. Пулеметчики проберутся к хутору. Один из них заляжет на южной стороне, другой — на северной, третий — на западной. Мечев займет вон ту возвышенность, что за речкой, и, как только пулеметы откроют огонь, чтобы навести панику у врага, ворвется со своими бойцами в хутор. Бандиты подумают, что они окружены, и побегут к реке, единственному открытому месту, начнут отступать сюда, где мы сейчас находимся. Мы здесь их и встретим. Ясно?