Петр Радченко - На заре

— Рад доложить, товарищ командарм: задание по разгрому врага в Гривенской десант выполнил! — И весело добавил: — Добре турнули бисовых душ!

— Молодцы, товарищи! — похвалил Левандовский.

Орджоникидзе повернулся к нему, сказал:

— Думаю, что за эту операцию командарм непременно представит и командующего, и комиссара десанта к награде. Как, по-вашему, Михаил Карлович, стоит им по ордену Красного Знамени дать?

— Стоит, Григорий Константинович! — согласился Левандовский и взглянул на Ковтюха. — А тебе, Епифан Иович, предстоит еще одна ответственная операция.

Ковтюх подмигнул Фурманову:

— Чуешь, Дмитрий Андреевич! Мабуть, зразу по два ордена получим.

Орджоникидзе рассмеялся:

— Не зря говорят, аппетит приходит во время еды.

— То я так, пошутковал, — ответил Ковтюх и снова обратился к Левандовскому: — Я слушаю вас, товарищ командарм.

— Готовь своих хлопьят к погрузке на пароходы, — сказал Левандовский

— Опять десант?

— Нет, на сей раз тебе придется бить новый десант белых под станицей Петровской.

Отряд Ковтюха снова стал грузиться на пароходы и баржи, стоявшие на Гривенской пристани. Гармонисты в поте лица наяривали на гармониках, и над рекой не смолкали удалые песни. Особенно повезло на плясунов и песенников «Благодетелю». Поглядывая на них, Фурманов, стоявший на капитанском мостике, записывал в блокнот частушки удивительно изобретательных импровизаторов.

В круг, образованный бойцами, выскочил низенький огненно-рыжий моряк в тельняшке и, дробно отбивая чечетку, выкрикнул:

Его сменяет толстый круглолицый казак, обладатель смехотворно визгливого голоса:

От взрыва хохота, казалось, покачнулся весь пароход. А гармонист, высоко вскинув гармошку, заиграл еще задорнее.

К Фурманову поднялся тщедушный на вид красноармеец, неловко приложил руку к козырьку буденовки:

— Товарищ комиссар, разрешите обратиться?

— Что у вас? — спросил Фурманов.

Красноармеец достал из кармана брюк сумочку, похожую на кисет, сказал:

— Вот, возьмите мешочек этот. Я нашел его на улице в Гривенской. Золото в нем: кольца, сережки, николаевские пятерки и зубы золотые. Видно, кто-то потерял награбленное.

Фурманов раскрыл сумочку и, увидев в ней драгоценности, перевел взгляд на бойца, сказал:

— Вы честный человек. Далеко не каждый расстался бы с такой находкой.

— Присвоить награбленное? Нет, нет! — ответил боец.

— Спасибо, дорогой, — Фурманов пожал ему руку. — Я направлю все это по назначению.

Кавбригада Воронова расположилась в станичных садах вдоль ерика. Используя кратковременный отдых, бойцы купали лошадей, приводили в порядок обмундирование, писали письма в родные станицы.

Воронов собрал командиров и комиссаров всех подразделений, входивших в состав его бригады. Совещались в поповском саду под густыми ветвями яблонь и груш. На деревьях щебетали птицы, вокруг ульев гудели пчелы, пахло медом и спелыми фруктами.

Воронов стоял у карты, повешенной на яблоневый сучок, и, щурясь от солнца, пробивавшегося сквозь листву, говорил:

— Нас перебрасывают на Тамань. — Он обвел пальцем полуостров. — Вот сюда. Надо кончать с десантом Харламова. 1-й Афипский полк мы оставляем в Славянской. Оттуда он вместе с отрядом Ковтюха пойдет к станице Петровской и ударит по Буряку. Таким образом, кавбригада на некоторое время расчленяется на две части: основные силы идут со мной на Тамань и вместе с 22-й стрелковой дивизией будут там сражаться против генерала Харламова, а 1-й Афипский полк, включающий сотню Левицкого и отряд Аншамахи, поступает в распоряжение Ковтюха. Надеюсь, товарищи, что вы не ударите лицом в грязь и приумножите боевую славу нашей бригады.

После совещания 1-й Афипский полк начал сосредоточиваться на влажном песчаном берегу Протоки, поодаль от пристани. Виктор Левицкий осадил Ратника впереди своей сотни, поднялся на стременах и направил бинокль на медленно отступавшего врага. Заметив сына, Лаврентий подъехал к нему и, взяв у него бинокль, посмотрел на скопления неприятеля.

— Ого! — воскликнул он. — Аж в четыре пыжа [560] При буксировке по течению суда обычно счаливают пыжами, т. е. борт о борт, по нескольку судов в ряд. Таким образом, состав, сформированный в четыре пыжа — это четыре баржи скрепленные бортами в ряд. — прим. Гриня отходят!

Во втором часу дня 3-я Отдельная казачья кавбригада покинула Гривенскую. На дороге заклубилась пыль. В голове колонны шла на рысях сотня Левицкого. Лошади мотали головами, позвякивали колечками сбруи, раздавался ритмичный цокот копыт.

За Ангелинским ериком дорога свернула к югу. Бойцы замедлили бег разгоряченных коней. Запевала передовой сотни громко затянул походную:

Рано утром, только солнышко взойдет,

Бойцы единым духом подхватили:

Песня разлилась от края и до края, и уже пел ее весь полк, следовавший за сотней…

Миновав Староджерелиевскую, бригада вскоре въехала в Полтавскую, потянулась мимо железнодорожной станции, которая была забита хлебными обозами, захваченными у белогвардейцев. Казаки и казачки перебрасывали мешки с подвод в вагоны товарного поезда. Завидев красную кавалерию, они прервали работу и замахали приветственно руками, шапками, платками.

Лаврентий попытался было подсчитать подводы с хлебом, но, заметив, что Демка Вьюн наблюдает за ним, сбился со счета.

За мостом, только что восстановленным саперами, широко раскинулась станица Славянская. Там бригада сделала привал. Бойцы рассыпались на берегу Протоки, задали коням овса в саквы и помчались к походным кухням за обедом.

Лаврентий пристроился под вербой, поставил котелок с кашей на колени, отыскал в своем сидоре луковицу, последнюю из тех, которые они вместе с Охрименко припасли под Новониколаевской. Перед глазами, как живой, встал Охрименко, с гармошкой за спиной. Тоскливо заныла душа Лаврентия. Уставившись на луковицу, он горестно покачал головой.

Кто-то робко окликнул его. Он поднял глаза и увидел Соню.