Петр Радченко - На заре

Ропот окликнул Галину. Она подбежала к нему, раскрасневшаяся, еще охваченная огнем танца, крикнула призывно:

— А ну, Логгин Прокофьевич, к нам в круг!

— Не до плясу мне, — ответил Ропот. — Да и тебе придется оставить энтую затею.

И он передал ей просьбу Корягина…

Через несколько минут Василий и Галина уже катили на бедарке в сторону Кавказской.

Командный состав собрался под огромным тенистым дубом, одиноко росшим среди солнечной лесной поляны. Ждали командующего.

Левандовский прибыл на легковой автомашине вместе с Орджоникидзе и двумя ординарцами.

— Ну что ж, товарищи, — сказал он, обращаясь к командирам. — Добрые вести привезли мы вам. Разгром врангелевских десантов в районе Ачуева и на Таманском полуострове завершен IX Красной армией успешно. Завтра главные ее силы будут переброшены сюда для ликвидации банд…

Над поляной пронеслось дружное «ура».

В круг вышел Орджоникидзе. Весело поблескивая черными глазами, он снял кожаную, изрядно поношенную фуражку, одобрительно тряхнул густой смолистой шевелюрой:

— Да, дорогие товарищи, наши успехи неоспоримы. Сегодня мы можем с уверенностью заявить, что враг на Кубани потерпел полное поражение. Но… и обольщаться успехами нам, большевикам, не пристойно. Впереди еще бои с лютыми, хорошо вооруженными бандами Хвостикова. Сложность этой борьбы заключается в том, что она будет в горах, которые неприятель, безусловно, постарается использовать… — Орджоникидзе достал из кармана гимнастерки листок бумаги, развернул его и поднял над головой. — Вот, товарищи, телеграмма от Владимира Ильича Ленина.

Воцарилась такая тишина, что было слышно, как шуршат под ветром травы.

— Владимир Ильич придает важное значение нашему фронту, — продолжал Орджоникнцзе. — В телеграмме говорится:

9 сентября 1920 г

РВС Кавказского фронта

Орджоникидзе

Быстрейшая и полная ликвидация всех банд и остатков белогвардейщины на Кавказе и Кубани — дело абсолютной общегосударственной важности. Осведомляйте меня чаще и точнее о положении дел.

Корягин взволнованно слушал Орджоникидзе, крепко стиснув зубами потухшую трубку, вспоминал июль 1918 года, когда впервые встретился с товарищем Серго во Владикавказе. Орджоникидзе тогда решительно отверг тактику блока с левыми эсерами и меньшевиками-интернационалистами. [585] К сведению — с 4 по 10 июля 1918 года в Москве проходил Пятый Всероссийский Съезд Советов Рабочих, Солдатских, Крестьянских и Казачьих Депутатов. Во время его работы, 6 июля 1918 года, левоэсеровская фракция была арестована в связи с событиями, известными как восстание левых эсеров (убийство германского посла графа Мирбаха). Вместе с эсерами были арестованы и представители других партий, кроме большевиков. — прим. Гриня Вспомнилась Корягину и ночь с 5 на 6 августа, когда во Владикавказ внезапно ворвались отряды белогвардейцев, возглавляемые двумя полковниками деникинской армии. В городе зашевелилась контрреволюция, открыла винтовочный и пулеметный огонь по красным. Положение стало критическим. Инициатива оказалась в руках врага…

Красноармейские части вынуждены были отойти к вокзалу и подвергнуть орудийному обстрелу центр Владикавказа…

Четверо суток продолжался бой. На пятые — части XI Красной армии, оставшись без воды и продовольствия, отступили к слободкам Курской и Молдавской. Лишь на шестой день прибыло подкрепление. Враг не выдержал натиска и оставил город.

В тех боях Орджоникидзе показал себя умелым и стойким военачальником. Он всегда был на переднем крае и снискал всеобщую любовь красноармейцев.

Позже Корягину не раз приходилось бывать с Орджоникидзе на самых тяжелых участках борьбы с белогвардейщиной.

Корягин, слушая его речь, не сомневался, что с армией Хвостикова будет покончено в ближайшее время…

После совещания Орджоникидзе подошел к Корягину.

— Ну, здравствуй, Петр Владиславович. Как дела, как здоровье? — Он задержал взгляд на шраме, пересекающем лицо Корягина. — Это у тебя, кажется, владикавказская отметка?

— Верно, Григорий Константинович, владикавказская. Память у вас отличная.

Орджоникидзе весело сощурился.

— Э, дорогой мой, память у меня так себе.

Почувствовав на себе чей-то взгляд, Корягин обернулся и увидел на краю поляны жену и Галину. Лицо его побледнело, губы дрогнули.

Орджоникидзе заметил это, спросил обеспокоенно:

— Что с тобой, Петр Владиславович?

— Недоброе чую, — хрипловато промолвил Корягин.

Предчувствие не обмануло его. Елена Михайловна, подбежав, с глухими рыданиями бросилась к мужу.

— Игорек… наш Игорек.

Корягин понял, что случилось самое страшное.

— Нет сыночка нашего… Я не переживу этого горя!

Орджоникидзе взял ее под руку, сказал Корягину:

— В машину. Поезжай, Петр Владиславович. — Он помог Корягину и Елене Михайловне сесть в автомобиль, положил руку на плечо шофера: — Быстро, на хутор!

Прижав голову жены к груди, Корягин ничего не видел перед собой. Ему казалось, что он никак не может проснуться от кошмарного сна.

— Успокойся, Еля, успокойся! — повторял он, а сам задыхался от бесслезного плача…

На окраине хутора к автомобилю подскакал на Кристалле Вьюн.

— Здравствуйте, Петр Владиславович! — закричал он пронзительно. — Я с вокзала. Эшелон разгружается. Все наши приехали… Виктор, Соня…

Корягин окинул его затуманенным взглядом, пробормотал, кивая:

— Хорошо, хорошо.

Веселость вмиг слетела с лица Вьюна. Он понял, что Корягину сейчас не до него, резко осадил коня и, пропустив машину, долго растерянно смотрел ей вслед.

Прошла ночь.

На рассвете Орджоникидзе и Левандовский еще раз провели смотр боевой готовности войск, занимавших позиции вдоль опушки общественного леса.

Почти всю ночь Лаврентий Левицкий провел с сыном на бугре, с гневом и болью глядя на огненные языки пожаров, полыхавших над Краснодольской. Утром станица скрылась за пеленой густого дыма. Лаврентий тщетно пытался разглядеть в бинокль дома и улицы.

— Все спалят, гады, — сказал он, горестно качая головой. — Батьку убили, теперь и хаты родной не найдешь.

На бугор к Левицким поднялись Петька Зуев, Аншамаха и Шмель.

— Не горюйте, Лаврентий Никифорович. — Зуев лихо сбил фуражку на затылок… — Скоро будете дома. Смотрите, атамана не упустите. Говорят, это он у вас в станице первая сволочь и поджигатель.

— Что сволочь, то верно, — поддакнул Виктор. — Такого ката поискать!