Петр Радченко - На заре

— Увы, мы бессильны, — вздохнул Мурзакула. — Народ наш говорит уже открыто: «Аллах, если ты лишил нас веры, то не лишай айрана…»

Хвостиков бросил на него ледяной взгляд.

— Я прихожу к убеждению, что карачаевцы только вредят мне. Видимо, им по душе большевики!

— Не знаю, кто им больше по душе, — пожал плечами Мурзакула. — Но на сборе в Большом Карачае [632] Большой Карачай — место в слиянии рек Учкулан и Уллу-Кам, дающих начало реке Кубань. Здесь расположены три аула: Хурзук (р. Уллу-Кам), Учкулан (устье р. Учкулан) и Карт-Джюрт (сейчас Карт-Джурт, р. Кубань), которые совместно и называют «Большой Карачай» . По преданиям карачаевцев, это место является прародиной их народа, а потому считается священным, «сердцем» всего Карачая. Вплоть до революции это был политический, культурный и духовный центр. — прим. Гриня они прямо заявили мне: «Пусть Хвостиков и красные дерутся между собой, а мы посмотрим, что из этого выйдет».

— Так это же бунт, предательство! — вскипел Хвостиков и яростно стукнул кулаком по столу.

— Да, похоже что так, — подтвердил Мурзакула. — Когда мы с Султан-Клыч-Гиреем возвратились сюда из Грузии в первой половине августа, то сразу почувствовали, что нам здесь будет нелегко. Сейчас карачаевцы отошли от нас и чинят козни не только вам, но и мне. Вчера, например, абреки угнали в горы стадо моих коров и лошадей.

— Даже так? — Хвостиков скривил губы.

— Вся беда в том, — продолжал Мурзакула, — что карачаевцы не грабят мирных жителей, как вы говорите, а нападают на богатых людей и на мелкие подразделения наших войск, обезоруживают их, забирают амуницию и продовольствие.

Хвостиков резко встал и, заложив руки за спину, подпрыгивающей походкой зашагал по кунацкой, затем остановился у окна, сказал с раздражением:

— Войну мы уже проиграли!.. Теперь надо думать, как уйти за границу…

На лесистом склоне горы появились три человека в белом. Они спустились по тропинке к мосту через приток Безымянный.

Хвостиков указал на них:

— Что это за люди?

Мурзакула поднес к глазам бинокль.

— Да это же Баксанук и Дауд!.. А вот третьего не знаю… Но почему они в одном белье?!

Он выбежал из кунацкой. Хвостиков последовал за ним. В аллее сада они встретились с княгиней. Она удивленно округлила глаза:

— О, да у нас гость! Здравствуйте, генерал!

— Здравствуйте, Анна Петровна! — поклонился Хвостиков.

Княгиня, чуть приподняв белое платье, неторопливо спустилась с каменных ступеней на небольшую площадку, с улыбкой обратилась к генералу:

— А вы нас не забываете, Алексей Иванович.

— Старых друзей нельзя чураться, Анна Петровна.

Мурзакула указал жене на людей в белом, уже переходивших мост.

— Видишь, кто там? Дауд и Баксанук!

— И мой офицер Матяш, — добавил Хвостиков.

— Боже, да они же раздеты! — воскликнула княгиня. — Нет, нет, я должна уйти. — И она быстро зашагала к дому.

Первым к отцу подбежал Дауд в кальсонах и нижней изодранной рубашке.

— Видал, какой бандит на гора! — вскричал Дауд. — Двадцать аскерчи [633] Аскерчи (карач.) — солдат. хватал! Карачи, кабарда и рус.

— Что и говорить, славно встретили нас здесь, в глубоком тылу! — язвительно бросил Матяш.

Мурзакула побагровел.

— Черт знает что творится! Идите оденьтесь.

Княжичи с Матяшом направились к особняку.

— Этак абреки скоро и до нас доберутся, — заметил Хвостиков.

Мурзакула в злобе потряс сжатым кулаком.

— Я не прощу им этой подлой выходки!

Мимо ворот проскакал верховой. Мурзакула узнал в нем Абрекова, бедняка-карачаевца из аула Али-Бек, выбежал со двора и закричал:

— Эй, Таго!.. Ты нарушаешь закон адата [634] Адат — свод традиционных обычаев у народов Кавказа, Средней Азии и других исповедующих ислам. — прим. Гриня . Остановись и объясни мне, в чем дело?

Но Абреков еще быстрее пустился по дороге, хотя по мусульманским обычаям он обязан был слезть с коня и провести его в поводу мимо княжеской усадьбы. Мурзакула хотел послать за ним вдогонку своих солдат, но тут издали донесся звон бубенчиков: на дороге из Тебердинского ущелья показался щегольской фаэтон. На козлах, управляя тройкой лошадей, сидел кучер, а в кузове с открытым кожаным верхом восседали супруги Дудовы — Барисбий и Фатима.

Барисбию было уже под шестьдесят, и выглядел он, по меньшей мере, лет на тридцать пять старше своей жены. Широкое лицо его лоснилось, как подгорелый масленый блин, поблескивали заплывшие жиром маленькие глаза. Черные волосы, густо пересыпанные сединами, топорщились в разные стороны, словно щетина у дикого кабана.

Бледное лицо Фатимы все еще хранило красоту молодой горянки. Карие, широко открытые глаза с темными ресницами тоскливо глядели из-под узких, соболиных бровей. Казалось, что вот-вот брызнут слезы и она разрыдается горько, безутешно.

Ровно год назад ее силой выдали замуж за Барисбия. Теперь она ехала с ним к отцу и мачехе. Ехала потому, что по законам адата после годового срока замужества должна была навестить своих родителей. Всю дорогу в ее сердце не утихала мучительная боль. Аскерби, тот, кого она любила, все еще служил в батраках у ее отца, и она тянулась к нему еще больше, чем прежде. Любовь пришла к ним давно, еще до того, как Фатима окончила университет. Бывая на каникулах дома, девушка заглядывалась на Аскерби, и однажды, нарушив «священный» закон корана, утром, в великий пост рамазана, в момент наступления уразы [635] Ураза — мусульманский пост, во время которого запрещено есть и пить от утренней до вечерней зари. Может совершаться в любой день, кроме праздничных (Ураза-байрам, Курбан-байрам). В месяц Рамадан (Рамазан) по исламскому календарю мусульмане обязаны соблюдать 30-дневный пост. — прим. Гриня , то есть тогда, когда стало возможным отличить в сумерках белую нитку от черной, она открылась Аскерби в своей горячей любви…

С мыслями о нем Фатима и не заметила, как фаэтон въехал во двор ее отца.

Кучер натянул вожжи, крикнул:

— Тпру, приехали!

Фатима вздрогнула, подняла голову. Перед нею стояли отец, мачеха, Хвостиков и большая толпа батраков.

К Барисбию подбежали Баксанук и Дауд, уже одетые в светло-серые бешметы, черные брюки, кавказские сапоги и белые войлочные шляпы. Взяв зятя под руки, они помогли ему выбраться из фаэтона. Барисбий в свою очередь, грузно переваливаясь с ноги на ногу, помог жене сойти вниз. Со всех сторон летели приветствия, радостные возгласы. А Фатима искала глазами Аскерби. Не найдя его, она с трудом сдержала плач, опустила глаза и на приветствия не отвечала.

Пока в столовой готовились к обеду, в зале собрались хозяева и гости. Анна и Фатима, оставив общество, скрылись в спальне.