Петр Радченко - На заре

Фатима метнула презрительный взгляд на мужа, подумала: «Молчал бы… Куда тебе, дохлый ишак, до волка!»

Во дворе послышался шум. Дауд взглянул в окно, сообщил отцу, что прибыли старейшины из аула.

Мурзакула, слегка покачиваясь от опьянения, вышел на крыльцо. Перед ним стояло десятка полтора седобородых стариков, одетых по-праздничному. Князь спустился к ним и, пожав каждому руку, пригласил в парк.

В парке на площадке, окруженной плакучими ивами и дикими каштанами, гуляли аульские парни и девушки. Среди них выделялась своей красотой Фердаус, родная сестра Абрекова, того самого, который не слез с коня, проезжая мимо усадьбы князя. Палящие лучи полуденного солнца играли и плавились на ее красивой островерхой шапочке, обшитой параллельными блестящими полосками, и белом атласном бешмете, сверкавшем серебряным позументом в форме листьев и цветов. Узкий золотистый пояс, обвитый вокруг тонкой талии, придавал особую красоту девушке.

Княжичи, Матяш и Лука направились к озеру.

— А ми тебя уже видал сегодня, — лукаво подмигнул Дауд монаху. — Твоя, шайтан [645] Шайтан — черт, дьявол, бес, сатана. — прим. Гриня , карашо девичкам пела: «А я ваш бугай!»

Лука надулся, промолвил с присвистом (у него была щербина в зубах):

— Непотребное говоришь. Это вам привиделось.

— Не валяй дурака, святоша! — грубо бросил ему Матяш. — Патлы зря носишь, скотина!

— Чего ты пристал? — огрызнулся Лука. — Не святоша я, а такой же смертный, как и все.

— Ай машалла! — рассмеялся Дауд. — Устала твоя богу молиться, можно ниминожка с бабами играть.

— Ладно уж! — отмахнулся Лука. — Пялите око свое не туда, куда следует, потому и проглядели бандитов. Здорово они вас того, обчистили.

— Может, и ты с ними заодно? — спросил Матяш.

— Говори, где бандит? — потребовал Баксанук.

Лука указал рукой на север.

— Там они, в Канделяплярах [646] Гора Кенделляр-Ляр расположена к востоку от Теберды. — прим. Гриня . У них на реке Маре [647] Река Мара — правый приток Кубани, берет свое начало в горах к востоку от города Карачаевска и, стекая в западном направлении, впадает в Кубань, практически напротив устья Теберды. — прим. Гриня целый отряд.

Баксанук остановился.

— Надо назад ходить, генерала и отца докладывать.

— Я уже доложил, — сказал Лука.

Спустились по ступенькам к берегу озера. Баксанук и Дауд с Матяшом и Лукой сели в лодку, подняли парус и затянули какую-то заунывную песню. Матяш не знал, о чем говорится в песне, но ее мелодия, похожая на стон и плач, снова и снова возвращала к мрачным мыслям. Остановив свой взгляд на кинжале Дауда, он опять вспомнил о Хвостикове и, когда песня затихла, воскликнул:

— Хороший у тебя кинжал, Дауд! Я таких еще не видывал. Старинный, наверно.

Дауд натужно улыбнулся, растерянно посмотрел на брата. Ему очень не хотелось расставаться с дорогим оружием, но, подчиняясь горским обычаям, он снял кинжал с пояса и, подав Матяшу, сказал:

— На. Теперь он твоя… Дарю, бери!

Матяш с благодарностью принял подарок, вынул кинжал из ножен, отделанных искусной насечкой, и долго рассматривал лезвие.

Гулянье состоялось на центральной площадке парка. На специально устроенном помосте, закрытом с трех сторон нависшими густыми ивами, в глубоком бархатном кресле восседал юбиляр — князь Дудов. По сторонам — Хвостиков и Султан-Клыч-Гирей.

Мурзакула произнес юбилейную речь, затем подошел к Фердаус, которая, держа на коленях гармошку, занимала кресло на самом видном месте, и, положив руку на ее плечо, объявил:

— Сейчас мой сын Исмаил станцует шамиля [648] Танец Шамиля ( Ой ся, ты ой ся! Молитва Шамиля ) — считается, что мелодию сочинил прадед Муслима Магомаева, кумык по национальности, Магомет Магомаев примерно в 1910–1912 годах в чеченском ауле Шатой под впечатлением рассказов стариков о Шамиле, впоследствии — танец кубанских казаков. Танец состоит из двух частей — коленопреклоненной молитвы и неистовой пляски. Первая часть танца в казачьем исполнении зачастую сокращалась до непродолжительного приседания на одно колено. — прим. Гриня !

Все захлопали в ладоши, и на середину площадки выбежал Исмаил. В руках Фердаус гармоника запела медленно и протяжно. Исмаил упал на левое колено и, как бы молясь аллаху, в такт музыке наклонял и поднимал голову, делал плавные движения руками, извивался гибким станом, а когда танец перешел к быстрому темпу, он, точно на пружинах, вскочил на упругие ноги, выхватил из ножен кинжал и пустился по кругу с такой легкостью, что, казалось, взвился в воздух на полах своего бешмета…

Мурзакула громко закричал:

— Асса! Асса! Каков у меня сын, черт возьми! Асса, асса!..

На площадке показались Матяш, Лука, Баксанук и Дауд, протиснулись сквозь толпу вперед. Матяш хмуро смотрел на Хвостикова, держа руку на эфесе кинжала. Лука, словно догадываясь, о чем думал Матяш, не спускал с него взгляда и время от времени нервно почесывал кончик носа…

Дудов наклонился к тестю, что-то шепнул ему на ухо. Музыка умолкла. Мурзакула велел играть кабардинку [649] Кабардинские танцы имели три основных варианта: фигурный танец удж, лирическая парная кафа, живой и стремительный исламей (лезгинка). Судя по дальнейшему описанию здесь говорится про исламей, основной рисунок которого, в подражание манере орлов — движение по кругу. — прим. Гриня и, указав на Карабашева и Абрекова, сказал:

— Танцевать будете вы! Девушек выбирайте по своему желанию.

Карабашев хорошо знал, что не имеет права отказаться от назначенного князем танца, но, понимая, что имя его названо в угоду и по настоянию Дудова, способного на любую подлость, он смело заявил хозяину:

— Хорошо, я выполню твою волю… Но запомни: то, что знает князь, знает и его раб, но сказать про то не имеет права.

— Что? — взъярился Мурзакула. — Как ты смеешь говорить так со мной? Делай то, что тебе велено.

Фердаус растянула мехи гармоники, и пары под музыку пустились в пляс по широкому кругу. Дудов, пошатываясь во хмелю, грузно опустился на помост, вынул наган из кобуры и, промычав что-то, приготовился к «увеселению». То же самое сделал и Мурзакула.

Анна Петровна и Фатима, оставив игуменью в спальне, отведенной ей для отдыха, устроились у распахнутого окна зала, откуда была хорошо видна площадка. Увидев в руках отца и Барисбия оружие, Фатима испуганно вскрикнула:

— Что они надумали?

— Успокойся, милая, — проговорила Анна Петровна. — Они только постреляют мимо ушей танцующих.

Танцоры носились по кругу с быстротой молнии. Барисбий и Мурзакула палили из наганов. С замиранием сердца Фатима следила за этой дикой игрой. Она заметила, что ее муж, вместо того чтобы стрелять в воздух, мимо уха Карабашева, каждый раз старательно целился в голову Аскерби. Но тот ловко увертывался и оставался невредимым.