Петр Радченко - На заре

— Озолочу вас, мать Раиса, — ответил генерал. — Сейчас главное — хранилище хорошее найти.

— Есть у меня такое место, есть, — заверила игуменья. — Куда уж надежнее!

Автомобиль подъехал к храму святого апостола Андрея. Вместе с генералом игуменья спустилась в усыпальницу, находившуюся глубоко под храмом, отперла железную дверь и зажгла лампадку у образов. Вдоль каменных стен стояло несколько высоких гробов, окованных железом. Посредине усыпальницы на столе, покрытом черной скатертью, лежали евангелие и псалтырь.

Хвостиков окинул взглядом гробницу, спросил:

— Тут еще подземелье есть? Я имею в виду тайник…

— Вот они, тайники, — указала игуменья на гробы. — Пустые они: в них и спрячем золото.

— Мудрая голова у вас, матушка! — улыбнулся Хвостиков. — Местечко действительно подходящее.

С помощью Кочкарова он перенес сокровища в усыпальницу. Поставил на тюках свою фамилию и уложил их в гробы. Тяжелые крышки захлопнулись, и мать Раиса заперла их на замки.

— Ну, вот и все! — перекрестилась она. — Как зеницу ока буду беречь твое добро, Алексей Иванович.

Хвостиков попросил игуменью и Кочкарова оставить его на несколько минут в усыпальнице одного и, когда они вышли, опустился на колени перед иконой Георгия Победоносца, начал торопливо читать молитву:

— Святой, славный и всехвальный великомучениче Георгие! Перед иконою твоею святою молим тя, святый победоносче, разруши силы восстающих врагов, да постыдятся и посрамятся, и дерзость их да сокрушится, и да увидят, яко мы имеем божественную помощь.

Он встал с какой-то неодолимой тяжестью во всем теле, еще раз взглянул на гробы и медленно вышел. Игуменья ждала его у железной двери. Лязгнул засов, ключ со скрежетом дважды повернулся в замке.

Выйдя из подземелья, Хвостиков спросил:

— Скажите, матушка, каков человек монах Лука?

— Зачем он тебе? — полюбопытствовала игуменья.

— Видите ли… — Хвостиков замялся. — Добрую услугу оказал мне этот человек прошлой ночью. Хочу его с собой взять, в охрану личную.

— Ишь ты, даже в охрану! — воскликнула игуменья. — Что ж, на Луку можно положиться. Благочестив и силы медвежьей.

Фатима лежала в своей спальне на диване, охваченная горем, тоской и тревогой. Из зала долетали пьяные голоса. В открытое окно врывался вечерний ветерок, наполнявший спальню прохладой и медовым запахом горных трав. Он ласково поглаживал обнаженные плечи Фатимы, шевелил ее распущенные черные косы.

Дверь в соседнюю комнату была открыта. За столом у окна сидела Анна Петровна.

К Фатиме подкрался Исмаил, чмокнул в щеку.

— Испугалась?

— Нет, карнаш, — грустно вздохнула Фатима. — Самое страшное и горькое позади.

— Значит, ты теперь не поедешь к Барисбию? — заглянул в ее глаза Исмаил.

— Никогда!

— Здесь будешь жить?

— Если отец не прогонит…

Исмаил погладил руку сестры.

— Не прогонит. Мама не позволит ему. А он боится маму. И я упрошу его. — Он вдруг насупился, прошептал: — Хочешь, я убью Барисбия? И ты будешь с Аскерби.

На глаза Фатимы навернулись слезы.

— Глупенький мой защитник. Кто знает, где теперь Аскерби? И жив ли он?

— Я поеду в горы, найду его, приведу к тебе. Хочешь?

— Куда тебе! Ты еще маленький.

— И совсем не маленький, — обиделся Исмаил. — Возьму коня, кинжал…

Из зала донесся какой-то грохот. Исмаил вздрогнул, хотел было рвануться на шум, но не успел сделать и шага.

В усадьбе уже шла перестрелка.

Дверь из зала в спальню Фатимы широко распахнулась. На пороге, как видение, появился Аскерби с пистолетом и кинжалом в руках.

— Фатя! — вскрикнул он. — Собирайся, не медли!

Фатима от страха прижала руки к груди и, затаив дыхание, смотрела на него.

В спальню вошла Анна Петровна. Фатима растерянно взглянула на нее. И тут произошло то, чего никак не ожидал Аскерби. Анна Петровна подбежала к Фатиме, бросила ей полушалок со своих плеч:

— Одевайся, беги! Да благословит тебя бог!

Фатима с лихорадочной поспешностью собрала в узелок свои вещи, накинула полушалок и, поцеловав мать и брата, последовала за Карабашевым.

Посредине зала в окружении абреков стояли обезоруженные Мурзакула и его приближенные. Они озирались по сторонам. Стрельба в усадьбе не стихала ни на минуту.

Когда Фатима и Аскерби сбежали по лестнице к выходу, к Мурзакуле подошел Хубиев, сказал с презрительной усмешкой:

— Моли аллаха, что мы застали тебя в доме! Только это спасает тебя. — Он задержался у двери, добавил: — Но мы еще встретимся с тобой, собака! И не вздумай гнаться за нами!.. Сау-бул, бий! [657] Будь здоров, князь!

В Карачаевском конном полку, дислоцированном в Осетиновке [658] Осетиновка — разговорное название села Георгиеосетинского (сейчас — село имени Коста Хетагурова). — прим. Гриня (против Шоанинского монастыря) и Нижнетебердинском ауле (рядом со Спасо-Преображенским монастырем), в ту же ночь вспыхнуло восстание. Султан-Клыч-Гирей и Крым-Шамхалов вынуждены были отказаться от погони за Хубиевым и срочно выехали в Тебердинское ущелье.

Мятежники встретили конницу, прибывшую с Султан-Клыч-Гиреем, винтовочным и пулеметным огнем, выбили ее из ущелья.

А к утру туда прибыл отряд Хубиева. Восставший полк решил объединиться с ним и единодушно перешел под командование Хубиева.

На следующий день Султан-Клыч-Гирей подтянул к району, занятому повстанцами, несколько белогвардейских эскадронов и начал готовиться к решительной атаке на Спасо-Преображенский монастырь и Нижнетебердинский аул. Восставшие также приступили к перегруппировке своих сил.

То там, то здесь в горах завязывались перестрелки разведывательных групп и дозорных.

Монахини во главе с игуменьей заперлись в верхнем храме. Дрожа от страха, они били земные поклоны, молили бога уберечь их от «красных разбойников». Опасения их были, однако, напрасными: Хубиев отдал строгий приказ не допускать никаких бесчинств и насилий в монастыре.

Фатима и Фердаус готовили кельи для приема раненых. Почти все монахини — молодые и старые — хорошо знали дочь князя Крым-Шамхалова. Ее присутствие в стане мятежников, среди абреков, порождало самые невероятные кривотолки у святых сестер. Но Фатима не обращала на них внимания. Аскерби был с нею — и большего счастья она не желала.

Бой начался во втором часу дня, в самую знойную пору. Султан-Клыч-Гирей повел своих конников в атаку. Рядом с ним мчался Крым-Шамхалов.

Повстанцы не дрогнули. Встретив врага огнем, они сами ринулись в контратаку. Смерчевыми тучами схлестнулись лавины противников. Горы оглашались ревом и гулом. Стонала земля под копытами лошадей. В разгар боя конники Крым-Шамхалова начали вдруг переходить на сторону повстанцев. Это ускорило развязку. Султан- Клыч-Гирей, видя, что его части вот-вот будут окружены, дал приказ к отступлению. Под прикрытием орудийного огня белогвардейцам удалось оторваться от повстанцев и уйти в горы.