Петр Радченко - На заре

— Где же сейчас ваши братья? — спросил Сосько.

— Алексей и Григорий — в Турции, а Сергей и младшая сестра Александра — в Болгарии.

— Сергея я хорошо знал, — сказал Александр. — Интересный был человек.

Игуменья грустно улыбнулась:

— Да, отличался причудами. Уж больно экстравагантный характер у него. Любил поиздеваться над своими рабочими. Отец, бывало, рассчитает рабочих, а Сергей со своими дружками настигнет их в лесу, отберет деньги и кутит потом целые недели.

— А вы не знаете, мать Рафаила, какова судьба Льва Акимовича Николенко, вашего соседа, что жил за Гулькевичами [789] Гулькевичи — посёлок при одноимённой железнодорожной станции, основан в 1875 году. Входил в состав Кавказского отдела Кубано-Черноморской области. С 21 июля 1961 года — город Гулькевичи. — прим. Гриня ?

— Лев Акимович со старшим сыном Александром переехал в Екатеринодар, — сообщила игуменья. — Александр вскоре умер от разрыва сердца. Лавр ушел в армию Буденного. А Иван и Павел бежали в Венгрию. Лев-то Акимович ведь слепой.

— Я слышал, что он собирался за границу, — уточнил Александр, — но успел лишь перевести золото в английский банк.

Дверь бесшумно приоткрылась, в приемную заглянула мать Иоанна, украдкой кивнула игуменье. Это означало, что в трапезной все готово.

Игуменья пригласила гостей откушать.

После обеда гости в сопровождении игуменьи, попа Сосько, надзирательницы и казначеи начали обход всей пустыни. В каждой келье монахини и послушницы встречали викария и трех пастырей низкими поклонами. Евсевий благословлял их, спрашивал о монастырском житье-бытье, шел дальше.

Во второй половине дня, когда осмотр закончился, Евсевий подробно посвятил игуменью, старших монахинь и священника Сосько в свои планы, познакомил их с посланием патриарха Тихона, рассказал о наметившемся расколе в православной церкви.

— Мы с вами, — с жаром говорил он, — должны вести активную борьбу против епископа Иоанна, который своими действиями вольно или невольно способствует упрочению Советской власти, добиться его смещения с поста. Кроме того, нам надлежит поднимать православных против большевиков, к чему нас призывает патриарх Тихон, насадить во всех кубанских церквах и монастырях своих пастырей, то есть тех, кто поддерживает патриарха Тихона. В скором времени я издам указ о воспрещении стричь волосы и бороды, введу анкеты и буду требовать от раскаявшихся, чтобы они подписали их, распространю свои церковные правила. А в декабре этого года, вероятно, соберем епархиальный совет и на нем решим вопрос о владыке Кубано-Черноморской области.

Следующим выступил Александр. Положив костлявые руки на круглый стол, застланный черной бархатной скатертью, он выпрямился, загудел густым басом:

— Кроме сказанного отцом Евсевием, довожу до вашего сведения, что наш штаб, находящийся в Черноморской Екатерине-Лебяжской Николаевской общежительной пустыни, уже приступил к работе. И мы всеми силами обязаны поддерживать его. Иоанн слишком долго засиделся в епископском кресле. На его место следует поставить всеми нами уважаемого викария Евсевия!

Евсевий слушал Александра с напускной скромностью, но в его карих глазах поблескивали искорки тщеславия.

Александр видел, что Евсевию нравилось выступление, и, ораторствуя дальше, он еще больше нападал на епископа Иоанна и безмерно восхвалял новоявленного владыку.

Мать Иоанна то и дело осеняла себя крестом, бормотала молитвы, а когда Александр умолк, спросила с опаской:

— Что же это наш епископ супротив патриарха пошел?

Александр криво усмехнулся:

— Старик выжил из ума. Чересчур одряхлел…

— Какой грех на душу принял под старость! — покачала головой мать Сергия.

— А вы пришлете нам послание патриарха? — обратилась игуменья к викарию.

— Обязательно! — сказал Евсевий. — Сейчас это «Предупреждение к чадам православной веры» [790] Возможно, имеется в виду «Братское предостережение чадам истинной Церкви Христовой» неизвестного автора, которое, впрочем, патриарху Тихону никогда и не приписывалось, поскольку имеет подпись «Братство ревнителей Православия». Кроме того, издано оно в 1922 году. — прим. Гриня размножается на стеклографе, и как только оно будет отпечатано, мы разошлем его по всем монастырям и церквам области, а вы, в свою очередь, размножите его здесь от руки и будете раздавать богомольцам.

— Но не всем, — предупредил Александр. — Только самым надежным, чтобы послание не попало в руки большевиков.

— Это мы уже знаем, кому дать, — промолвила мать Иоанна.

Ратмиров положил свои длинные руки на стол, сказал игуменье:

— Завтра же принимайтесь за агитацию, мать Рафаила. Пошлите побольше сестер в народ, пусть они будоражат людей, готовят массу к всеобщему восстанию против большевиков. — Он перевел взгляд на Сосько: — И вы включайтесь в работу, отец Август.

— За нами дело не станет! — махнула рукой мать Иоанна.

— Мы уже давно занимаемся этой агитацией, — заявила игуменья. — Всегда были, есть и будем на своем священном посту.

— Отец Фотий даже живота не пожалел своего во имя дела господня! — вздохнула мать Сергия.

— Господи Иисусе! — перекрестилась мать Иоанна. — Спаси и сохрани нас.

Совещание закончилось поздним вечером. Мать Иоанна проводила Александра и Ратмирова в отведенный им номер в гостинице, а игуменья с Евсевием прошла потаенным ходом к себе в келью, зажгла свет, сказала с обворожительной улыбкой:

— Вижу, вы очень устали, ваше преосвященство. Сию минуточку я покажу вам вашу комнату, — Она заглянула в трюмо, взяла подсвечник с горящей свечой и, направляясь к себе в спальню, пригласила: — Прошу, ваше преосвященство.

Евсевий последовал за нею. Игуменья заломила угол ковра, висевшего во всю стену, приоткрыла дверь:

— Проходите.

В тускло освещенной комнате Евсевий увидел богатую обстановку. Заметив в полутемном углу дверь, занавешенную портьерой, спросил:

— Там еще есть комната?

— Нет, это выход во двор, — пояснила игуменья. Вы будете им пользоваться.

— А этим… воспрещается? — Евсевий с улыбкой указал глазами на дверь, ведущую в келью игуменьи.

— Можно, но только с моего согласия, — игриво ответила игуменья и, помолчав, добавила: — Впрочем, как вам будет угодно… Для вас у меня нет никаких запретных ходов…

Евсевий тихо засмеялся и, наклонившись к самому лицу игуменьи, прошептал пылко:

— Все мы люди, все мы человеки… Грехов юности моей и преступлений не вспоминай, господи! [791] Псалтирь, Псалом 24:7. — прим. Гриня

После сытного ужина они вышли в сад. На дворе совсем потемнело, и на юго-востоке уже поднималась громадная красно-бурая луна. В ее таинственных лучах сад выглядел чарующим.