Петр Радченко - На заре

Трамвай уже подъезжал к городской меже [805] Городской межа по линии Пашковского трамвая — район центрального входа в парк Солнечный остров (Трамвайная улица) — прим. Гриня . На остановке Павел Федотович вышел из вагона, направился к знакомым старикам, у которых днем оставил свой чемодан. Холодный ветер тарахтел ветхими железными крышами, поднимал на дороге пыль. По черному небу плыли дождевые тучи, и от них темнота сгущалась еще сильнее. Кутаясь в приподнятый каракулевый воротник, Доронин подошел ко двору своих знакомых и тут, у калитки, увидел стариков, стоявших с какой-то женщиной. Она обернулась на его шаги. Это была Вера Романовна Лихачева.

— Здравствуй, Павлуша! — промолвила она сдавленным голосом.

Доронин глядел на нее молча. Она взяла его под руку, сказала:

— Пойдем в дом, я хочу с тобой поговорить.

— О чем? — спросил Доронин.

— Я тебя долго не займу, — прошептала Вера Романовна.

Они вместе со стариками вошли в дом. Хозяин включил свет. В просторной комнате в центре стоял круглый стол, у стен — гардероб, кровать с убранной постелью, кушетка, стулья.

— Раздевайся, поужинаем, чайку выпьем, — предложил ему старик.

Доронин снял пальто и выжидательно посмотрел на Лихачеву.

Неожиданно в комнату вбежала Пышная. Задыхаясь от волнения, она закричала:

— Павлуша, прячься! Сейчас тебя убьют.

Лихачева в страхе прижалась к гардеробу. Только сейчас Доронин пожалел, что не взял с собою наган. Лихачева схватила его за рукав и пробормотала:

— Ну!.. Лезь в гардероб. Скорее!

На веранде послышались шаги. Доронин почувствовал, как его бросило в жар. Растерянно скользнув взглядом по закрытым на ставни окнам, он спрятался в гардеробе.

В комнату вошли Солодовник, Демиденко, Губарь и поп Забелин. Лихачева, дрожа всем телом, указала глазами на гардероб и вместе с Пышной шмыгнула за дверь в столовую. Солодовник вынул из кармана наган, распахнул дверь гардероба:

— Аа-а, вот ты какой храбрый! Вылазь, собака!

Доронин медленно шагнул на пол, с усилием донес руку до мокрого лба, безнадежным движением вытер холодный пот.

Александр, стоявший у него за спиной, приподнял дрожащею рукой крест с распятием, как бы благословляя кровавую расправу. Демиденко схватил Доронина за грудь, прохрипел:

— Ну, коммунистическая душа! Допрыгался? Становись на колени!

— Не буду! — глухо бросил Доронин.

— Не будешь? — гаркнул Демиденко.

С помощью Солодовника он поставил его на колени. Чувствуя, как все сильнее млеют руки и ноги, Доронин поднял глаза на Солодовника, пробормотал:

— Евтей, ты же крестил моего сына…

Демиденко выстрелил в затылок Доронину.

Вечером Соловьев приехал домой в приподнятом настроении. Аннушка сразу заметила это, спросила с улыбкой:

— Что это ты сияешь, как именинник?

— Как же не сиять, Аня! — весело воскликнул Соловьев. — Вести-то какие. — Он быстро развернул газету «Красное знамя». — Вот черным по белому написано: «Разгром Врангеля». Ты только послушай. — И начал читать: — «По дополнительным сведениям, на Крымском полуострове нашей конницей 14 ноября занят город Феодосия, где захвачено более 30 отдельных войсковых частей противника и громадные трофеи. Противник перед фронтом наших войск деморализован и отступает в панике, грабя население. Неутомимое преследование продолжается. По показаниям перелетевшего на нашу сторону военного летчика авиационной школы, Врангелем издан приказ о роспуске армии, ввиду отказа союзников в дальнейшей помощи, причем каждому солдату предоставляется право сдаваться на милость Красной Армии или эвакуироваться…»

Аннушка радостно чмокнула мужа в щеку:

— Поздравляю, Гена! Это же здорово!

— Вот именно — здорово! — подхватил Соловьев. — Теперь уж Врангелю не поднять головы. Ноги спешит унести из Крыма. Офицерье грузится на суда в Севастополе, чтобы бежать за границу.

В зал вошел Назар Борисович.

— Чего шумишь? — обратился он к зятю.

— Вот почитайте! — протянул ему газету Соловьев.

— Не думай, что только ты один газеты читаешь, — шутливо заметил Назар Борисович. — О победе в Крыму мы узнали сегодня ночью. Событие это более чем значительное. Но это в Крыму! А у нас, на Кубани, еще льется кровь. В горах активизировались бандитские шайки, в Приморских плавнях орудует какой-то Рябоконь.

— И все же победа над Врангелем — главное, — сказал Соловьев. — Без поддержки извне бандитам придется туго. В горах в основном проявляют себя две крупные банды: одна на Большой Лабе, в районе Мощевой щели, под предводительством подъесаула Козлова, а вторая — на Куве, возглавляемая подхорунжим Волошко. Кстати, с Джентемировым там уже покончили. А вот в районе Бахмута [806] Бахмут (Ново-Урупский) — аул в верхнем течении реки Уруп, расположен выше по течению от устья реки Бахмутка и хребта Бахмут. В 1939 году здесь был основан прииск Уруп и поселок Ново-Урупский . С 1997 году — село Уруп в Урупском районе Карачаево-Черкесии — прим. Гриня появилась еще одна банда. Имя ее главаря пока не установлено.

— А в Карачае? — напомнил Назар Борисович. — У полковника Крым-Шамхалова и князя Дудова довольно сильный отряд.

— Ничего, всем им будет крышка, — убежденно заявил Соловьев. — С Врангелем покончено, с Польшей заключен мир. Теперь наша армия целиком переключится на подавление контрреволюционных банд внутри страны.

Атарбеков с чекистами мчался в грузовой машине к Лихачевой. Было уже за полдень. Крепчал мороз. Срывался мелкий снег. Ветер свистел за окнами кабины. Шофер внимательно следил в темноте за белыми пучками света, падавшими от фар на избитую булыжную мостовую Ставропольской улицы [807] Ставропольская улица — бывший Ставропольский шлях. С 1924 по 1993 год носила название «Проспект Карла Либкнехта». — прим. Гриня . Атарбеков сидел рядом с ним, изредка повторял:

— Быстрее, быстрее, любезный!

— А что, Георгий Александрович, этот шпион, видимо, важная птица? — спросил шофер.

— Не столько важная, сколько зловредная, — ответил Атарбеков. — Его так просто не возьмешь. Опытный враг. Ну да мы с ним как-нибудь справимся. Лишь бы застать на месте.

Грузовик уже подходил к Карасунскому переулку, Атарбеков положил руку на плечо шофера:

— В переулок не заезжай. Остановись вон у того забора.

Чекисты вылезли из кузова и вслед за Атарбековым двинулись по темному проулку ко двору Лихачевой. Дом был окружен быстро, бесшумно. Атарбеков с двумя помощниками поднялся на крыльцо, постучал в дверь. Никто не откликнулся.

— А может, нет никого дома, — сказал один из помощников.

В это время на веранду кто-то вышел, из-за двери донесся женский голос: