Петр Радченко - На заре

Хозяин пригласил гостей в дом.

Вскоре солнце скрылось в серебристых волнах плавневых камышей, начало смеркаться. Жена Погорелова развела у крылечка самовар, стала готовить ужин.

В Лебеди приехал Черненко, председатель Совета хутора Могукорово-Гречаного [933] Сейчас — хутор Могукоровка в Калининском районе Краснодарского края. — прим. Гриня , коммунист, и вместе с Киселевым пришел к Погорелову за землемером, но так как время было уже позднее, то ему посоветовали заночевать в Лебедях.

Зашел к Погорелову и Моренко, член землеустроительной комиссии, мужчина лет сорока двух, со впалыми щеками и заостренным носом. Он приподнял солдатскую фуражку с лакированным козырьком, на околышке которой все еще виднелось место, где когда-то была приколота кокарда, слегка поклонился товарищам.

Хозяйка с дочерью накрывали на стол.

Тем временем Погорелов взял трехрядку, вскинул ремень на плечо, присел на сундучок и, положив голову на гармонь, пробежал не совсем послушными пальцами по клавишам, затем бережно поставил гармонь на сундучок.

— Да ты сыграй что-нибудь… — попросил землемер.

— Не играется… — вздохнул Погорелов. — На душе что-то муторно.

— Отчего бы это?

— Кто его знает. А вот тревожно, и все. Вроде беду какую сердце чует…

Хозяйка внесла в комнату горячий самовар, поставила на стол. Погорелов натужно улыбнулся:

— Попьем чайку, разгоним тревогу и тоску.

В этот момент во дворе громко залаяли собаки. Погорелов послал дочку узнать, кто там. Девочка вышла, и тотчас в комнату ворвались бандиты. Раздалась команда:

— Ни с места!

Ковалев обратился к хозяину дома:

— Что это за люди?

Черненко, опередив Погорелова, поспешно ответил:

— Это землемер и его рабочие.

— Руки вверх! — выкрикнул Ковалев. — Вылазь из-за стола и ложись.

Все сидевшие повиновались приказанию. Черненко незаметно спрятал под сундук наган, печать сельского Совета, воинский и партийный билеты. Бандиты начали вязать руки лежавшим на полу. Ковалев стоял у порога с наганом в руке.

Вошел Рябоконь, злобно бросил лежащим:

— Ага, вот когда вы мне попались! Сейчас мы покажем вам Советы и как казацкие земли делить!

По его знаку бандиты начали зверски избивать членов комиссии, обзывая их грабителями. Жена Погорелова с дочерью забрались на печку, подняли крик. Ковалев пригрозил им револьвером, и они затихли. Рябоконь приказал снять с землемера новенький френч, сапоги и брюки.

Киселев стал просить пощады и, заикаясь от волнения, сказал неосторожно:

— Вы называете нас грабителями, а почему-то мы носим саморучные костюмы, а на вас вон какие… сняли хороший костюм с землемера, а моего не захотели.

Рябоконь заорал:

— Давай бечеву!

Киселеву первому накинули петлю на шею и удушили его. Та же участь постигла Иванова, Погорелова, Моренко, Зайцева и Бирюка. Очередь дошла до Черненко. Тот начал вымаливать жизнь, ссылаясь на то, что он казак и служил в белой армии. Рябоконь выслушал его, сказал бандитам:

— Бросьте, не душите… Возьмем его в камыши и выясним, правду говорит или брешет.

После расправы Рябоконь велел жене Погорелова подогреть остывший самовар и, оставив для охраны Черненко одного бандита на пороге комнаты, с остальными принялся шарить в кладовой, сарае, клуне.

Черненко был в отчаянии. В камышах ему нельзя показываться, так как он два года был помощником рыбинспектора и все рыбаки хорошо знали его. Сидя на табурете со связанными руками, он глазами указал Погореловой, чтобы та развязала ему руки. Женщина слезла с печки, незаметно выполнила его просьбу. Черненко вынул из-под сундука наган и бросился на часового. Тот метнулся в сенцы. Черненко выпрыгнул через окно во двор. По нему стали стрелять, но было темно, и он скрылся.

В этот момент пришел в себя Киселев, подумал: «Где я?» Потом услышал выстрелы, говор и вспомнил, что с ним произошло. Увидел, что лежит во дворе. Рядом с ним Погорелов, Иванов…

Самовар закипел. Бандиты уселись за стол, напились чаю. Ограбив ближайших соседей Погорелова, они покинули хутор Лебеди и ушли в плавни.

Киселев слышал лай собак, провожавших банду до камышей, и, когда наступила тишина, начал развязывать бечеву. Наконец ему удалось снять петлю с шеи. Очнулись еще двое: Иванов и Моренко. Остальные погибли.

Весть о расправе над землеустроительной комиссией в Лебедях облетела все Приазовье. Жебрак прибыл с оперативной группой на место происшествия, составил акты о погибших Погорелове, Зайцеве и Бирюке. Вскоре туда же приехал и Селиашвили. Он доложил Жебраку, что в Гривенской Дудник добровольно сдался Демусу в плен.

Опергруппа на трех автомашинах направилась в Гривенскую.

Через полчаса грузовики въехали в кривую улицу и, прыгая на ухабах, проследовали по площади, остановились у церковной ограды. В станичном Совете Жебрака встретили Демус и председатель Совета Андрияш.

— Надо срочно вызвать сюда Дудника и Загуби-Батько, — сказал Жебрак. — У меня есть разговор к ним.

И Загуби-Батько, и Дудник явились в Совет без промедления.

Жебрак спросил их:

— Поможете нам поймать Рябоконя?

Дудник и Загуби-Батько переглянулись.

— Попытаться можно, — ответил Загуби-Батько и снова взглянул на Дудника. — Как, по-твоему, Пантелей?

— Хитрючий он, — заметил тот. — Взять его не так просто.

— А вы знаете, где он сейчас находится? — спросил Селиашвили.

— Да где же? — дернул плечом Дудник. — Мабуть, на Круглом лимане…

Солнце было уже на закате. Над лиманом Орешин не смолкало густое лягушачье кваканье, носились тучи комаров. У шалаша на чаканке [934] Чаканка — коврик из чакана. — прим. Гриня дремал Рябоконь. Его шалаш стоял особняком от других. Вокруг камыши с многочисленными лазами.

Невдалеке послышались глухие шаги и шорох сухой болотной травы. Рябоконь открыл глаза, поглядел на тропу, увидел Ковалева.

— Ну, принес? — спросил его Рябоконь, приподнявшись на локте.

— Нет, не принес, Василий Федорович, — ответил Ковалев и присел на край чаканки. — Не смог достать.

— Жаль… — буркнул Рябоконь. — Хотелось узнать, что там в Армавире, на суде.

— Завтра постараюсь достать газету, — пообещал Ковалев, вставая.

Рябоконь сказал:

— Ну, добре, иди отдыхать, а как стемнеет, еще раз проверь сигнальные обрезы.

Ковалев закурил цигарку, ушел к себе в шалаш. Рябоконь снова лег на спину, задумался. В голову лезли Думы о Дуднике, сдавшемся Советской власти, о том, что в отряде осталось совсем мало людей. От этих мыслей мрачно было на душе. Он уже боялся доверять кому-нибудь. Примеру Дудника могли последовать другие, и тогда придется ему остаться в страшном одиночестве, как загнанному волку. Постепенно мысли начали путаться, и он заснул, тихонько захрапев. Но тут же вздрогнул от внезапно привидевшегося кошмара, широко раскрыл глаза.