Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

К нам подходит Провазник. Он с минуту глядит на нас, потом говорит:

— Собираетесь жениться, пан доктор?

Неприятный вопрос, я смущен. Но я принужденно улыбаюсь и отвечаю:

— Да, пан Провазник, собираюсь жениться.

— Правильно поступите… брак — отличное дело. Быть папашей очень интересно. Ребенок куда забавнее щенка.

Проклятый тип!

Разговор шел сегодня очень вяло. О визите лейтенанта я не обмолвился ни словом.

Так мне и надо, черт меня понес на Малую Страну!

Теперь уж ничего не поделаешь, я принял вызов! Сколько ни отказывайся — он, наверное, не выполнил бы своей угрозы, — но в конце концов и ягненок может рассердиться. Он меня ранит, это ясно… а сам наверняка останется невредим. Я буду лежать раненый, не смогу заниматься, пропущу установленный срок. Может быть, лучше быть убитым?

…Снова звякнула сабля, раздался стук, и вошел вчерашний лейтенант в полной парадной форме. Он козырнул и сказал, что обер-лейтенант Рубацкий не намерен так оставить дело, что он в последний раз требует поединка.

Я с досадой отвечаю, что вчера уже сказал «нет», а сегодня говорю — «нет и нет».

Лейтенант очень сожалеет, но он должен сказать, что обер-лейтенант ударит меня хлыстом по лицу при первой же встрече.

Я в гневе вскакиваю и подхожу к нему.

— Не ударит, ручаюсь вам!

— Обязательно ударит… Всего хорошего!

— Постойте! Каким оружием вы предлагаете драться?

— На саблях.

— Хорошо, я принимаю вызов!

Лейтенант с удивлением глядит на меня.

— Принимаю, — говорю я, дрожа от злости, — на следующих условиях. Во-первых, вы сами обеспечите меня оружием и секундантом, во-вторых, дадите мне за себя и за других честное слово, что об этом не будет знать никто на свете, и выберете для поединка совершенно безопасное место.

— Даю честное слово!

Он ушел, вежливо попрощавшись, даже подчеркнуто вежливо. Сегодня или завтра он зайдет еще раз, чтобы договориться о деталях.

Ну вот я и попал в переделку. Вполне возможно, что о поединке не узнают… Может быть, кондукторша подслушивала наш слишком громкий разговор, ручаюсь, что она подслушивала, ведь я знаю, что она — причина всего. Теперь я понимаю, в чем все дело: своим невниманием я уязвил ее женское самолюбие. Нет, не тогда я вел себя, как дурень. Теперь я задурил. Ведь если об этой дуэли узнают, прощай адвокатура! До конца дней своих я останусь кандидатом на адвокатскую должность. Ну что ж, небольшое состояние у меня есть, да и у Отилии тоже. Но ведь я даже не знаю, пойдет ли она за меня замуж!

Само собой разумеется, что я совсем не готовлюсь к экзаменам. Только тупо смотрю в книги и мысленно ругаю себя.

По почте пришло письмо. Почтовый штемпель Малой Страны, письмо анонимное… Это, наверное, проклятый Провазник!

«Пан доктор и кандидат в адвокаты!

По-моему, Вы скорее кандидат в мужья, чем на адвокатское место. Ваши брачные намерения вызваны, однако, низменными и корыстными расчетами. Вам нужен дом, нужны деньги и не нужна жена. Да Вы и не можете хотеть себе в жены эту старую, увядшую дуру с узким горизонтом…»

Узкий горизонт — это выражение я не раз слышал из уст Провазника!

«Да будет вам стыдно за то, что вы хотите запродаться, пожертвовать своей молодой жизнью ради грубой корысти. Еще сто раз срам и срам!

Один из многих, разделяющих это мнение о вас».

Ну погоди, я тебе задам! Я разделаюсь с тобой вместо обер-лейтенанта! В меня вселился воинственный дух, я хочу драться со всем миром!

Не могу сказать, что я боюсь за свою жизнь. Не боюсь я и ранения и думаю о нем вполне хладнокровно. Но я знаю, что страх придет, и боюсь этого страха. У меня нет привычки к дуэлям, я в жизни даже не думал о них, значит, страх должен прийти. Я буду взволнован, во мне будет дрожать каждый нерв и каждая мышца, меня все время будет трясти как в лихорадке, меня охватит нервная зевота. Это будет ужасно!

Мы беседуем в саду, но разговор идет еле-еле. Признания я сегодня не сделаю, к чему оно! Возьми свой платочек и приготовь корпию. Если меня убьют, все будет разом кончено, если ранят и Отилия станет ухаживать за мной, — я надеюсь на это! — тогда признание вырвется само собой. Как в романах.

Однако я чувствую необходимость как-нибудь оживить разговор. Чем, не знаю. Наконец я спрашиваю, пойдет ли она завтра в чешский театр.

— А что за спектакаль?

— «Ян Гус» Тыла, по случаю годовщины сожжения Гуса.

— Я бы с удовольствием пошла, но не на этот спектакль…

— Почему? Уж не потому ли, что Гус был еретиком?

— Нет… Но завтра пятница… постный день… нельзя ходить в театр.

Мерзкий Провазник усмотрел в этом только «узкий горизонт». Я вижу наивность, а она всегда прелестна… да, да!

В саду появляется Провазник. Я быстро иду ему навстречу и отвожу его в беседку.

— Вы, подлый человек, осмелились послать мне сегодня одно из своих анонимных писем, которыми изводите всех соседей. Отвечайте!

— Кто вам рассказал о моих анонимных письмах? — спрашивает Провазник, белый как мел.

— Вы сами, мерзавец!

— Я сказал вам? — И на его лице отражается такое глупое удивление, что я отворачиваюсь, чтобы не рассмеяться.

— Вот что я вам скажу, — говорю я, — если что-либо подобное повторится, я вас изобью, как щенка!

И я отхожу от него. Кое-чему я научился и от обер-лейтенанта!

Немного погодя собравшиеся решают сыграть в шестерку. Живописец вынимает из ящика карты и сразу же хватает Пепика за шиворот. Свирепая взбучка. В чем дело? Все «сердца» на картах черной масти вырезаны. Выясняется, что Пепик наклеил их на бумагу и в знак любви преподнес Маринке, дочке портного Семпра.

Игра в шестерку отпадает, чему я очень рад.

Идут разговоры, но все без толку. Я гуляю с Отилией среди клумб. Вдруг она оборачивается, глядит мне в глаза и спрашивает, что со мной. Я смущен, говорю, что ничего, и заставляю себя улыбнуться. Она качает головой и снова повторяет, что со мной что-то неладно.

Она неравнодушна ко мне, это ясно!

Я сижу дома и размышляю. Как ни странно, я спокоен, страх еще не пришел… Но он обязательно придет! Неужели я до сих пор не осознал, что завтра дуэль? Подождем до завтра!

Как рано я сегодня встал! Когда я проснулся, еще не было трех часов ночи. Я не валялся, а сразу вскочил с постели, исполненный решимости.

Не знаю, однако, как убить время. Я уже два раза спускался в сад и снова уходил к себе в комнату. Беру в руки то один, то другой предмет и с раздражением кладу их на место.

Нетерпеливо жду лейтенанта.

Боюсь я или нет? Я взволнован, у меня нервная зевота, но, мне кажется, это лишь от нетерпения.

Лейтенант уже был у меня. Итак, завтра, в шесть утра, в казармах на Градчанах, в каком-то, как он сказал, внутреннем садике. «Итак, тебя вынесут из садика», — говорю я себе и смеюсь этому, словно какой-то неслыханной шутке.