Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

— Хорошо, — нечаянно сорвалось у Франтишека.

— Я не с тобой разговариваю, голодранец!

Франтишек не разобрал сперва, отчего из-за его заплат пан учитель не может передать поклон его отцу. Тем не менее мальчуган все-таки почувствовал разницу между собой и сыном инспектора. Он отдубасил за это Конрада и был, как неисправимый хулиган, изгнан из школы.

Родители устроили сына в немецкую школу. Франтишек почти ни слова не понимал по-немецки и, естественно, плохо успевал в науках, Учителя считали его лодырем, хотя занимался он усердно, считали испорченным ребенком, потому как он вечно дрался с мальчишками, дразнившими его, — ведь плохое знание немецкого языка мешало ему отплатить им тем же. Да у ребят, право же, были основания дразнить Франтишека. Он постоянно смешно коверкал немецкие слова, но и других поводов для насмешек было предостаточно. Больше всего он их позабавил, когда однажды явился в школу в своей зеленой фуражке блином, с огромным, в палец толщиной, козырьком. Чтобы сделать сыну этот оригинальный подарок, отец специально ходил в Старое Место.

— Ему сносу нет, и солнышку тебя не достать, — приговаривал отец, подшивая козырек.

И Франтишек, шагая в школу, с гордостью думал, что он наряднее всех. Мальчики тут же подняли его на смех. Они прыгали вокруг Франтишека, дразня его: «Марабу, марабу», — ведь козырек его фуражки как две капли воды походил на клюв этой птицы. За это Франтик одному мальчику своей обновой расквасил нос и получил плохую оценку за поведение, что причинило ему немало хлопот при поступлении в гимназию.

Родители выбивались из сил, чтобы вывести сына в люди, чтобы не пришлось ему таким же тяжким трудом, как им самим, когда-нибудь зарабатывать свой хлеб. Учителя и соседи отговаривали их от этой затеи, уверяя, что у мальчишки нет способностей, да к тому же он — просто негодяй. И у соседей Франтишек пользовался дурной репутацией. Мальчику особенно не везло, хотя проказничал он ничуть не больше их детей, а, пожалуй, даже меньше. Но когда Франтишек гонял мяч на улице, то почему-то всегда умудрялся нечаянно залепить им в одно из открытых окон, а играя с ребятами в воротах дома в «чижика», непременно разбивал лампадку перед распятием, хотя очень старался быть осторожным.

Франтишек, которого теперь величали Горачеком, все-таки стал гимназистом. Нельзя сказать, чтобы он слишком прилежно занимался науками, — они опротивели ему еще в немецкой школе, — однако из класса в класс переходил без особого труда. Но больше всего гимназист интересовался тем, что не преподавалось в школе. Он читал все, что ни попадалось ему под руку, и вскоре основательно познакомился с разными иностранными авторами. Удалось ему отточить и свой немецкий слог. Единственное, в чем он безусловно преуспевал — так это в писании сочинений, которые отличались умом и живым, выразительным слогом. Однажды учитель даже признал, что у Горачека стиль не хуже, чем у самого Гердера. Другие учителя, хотя по их предметам Горачек отнюдь не выделялся, были снисходительны к нерадивому ученику и говорили, что он, конечно, талантливый, но негодяй. Однако у них не хватило смелости загубить одаренного мальчика, и Горачеку удалось проскользнуть и через последний решающий экзамен.

Горачек выбрал юриспруденцию — и потому, что это было модно, и оттого, что отец хотел видеть сына чиновником. Теперь Горачек еще больше времени посвящал чтению, к тому же он счастливо полюбил красивую, милую девушку и начал писать стихи. Его первые литературные опыты были опубликованы в чешских журналах, и вся Малая Страна страшно возмутилась, что Горачек сделался литератором и печатает свои произведения в журналах, да еще в чешских. Горачека посчитали пропащим человеком, а когда некоторое время спустя умер его отец, никто не усомнился, что бедняга не вынес позора и негодяй-сын — причина его смерти.

Матери пришлось бросить торговлю. Жить вскоре стало трудно, и Горачек вынужден был подумать о заработке. Уроки давать он не умел, да и никто не взял бы его в домашние учителя. Он с удовольствием пошел бы служить, да как-то все не хватало решимости, хотя увлечение науками этому не препятствовало, ибо юриспруденция оказалась весьма нелакомым кушаньем, и Горачек посещал университет, лишь когда не знал, куда деваться от скуки. В первый же день занятий студент решил, что на тех лекциях, которые он почтит своим присутствием, он напишет хотя бы одну эпиграмму. И начал слагать античные дистихи. Прочитав первую эпиграмму, Горачек обнаружил, что его гекзаметр состоит из семи стоп. Обрадовавшись этому размеру, он сказал себе, что отныне будет писать только гептаметром. Однако, поразмыслив над своим открытием, перечитал гептаметры и увидел, что стоп у него — восемь.

Но самым большим несчастьем для Горачека стала любовь. Милая, чистая девушка и впрямь воспылала к нему глубоким чувством; даже родители не принуждали ее выходить за другого, хотя недостатка в женихах не было. Девушка согласилась ждать, пока Горачек закончит курс и подыщет приличное место. Однако служба, подвернувшаяся Горачеку к этому времени, хоть и давала небольшие средства, но не сулила никаких перспектив в будущем. Юноша хорошо понимал, что он не в состоянии обеспечить свою возлюбленную, а обрекать ее на нищету не хотел. Он подумал, что его любовь не так уж сильна, как это было на самом деле. И решил добровольно отказаться от невесты. Отречься от нее прямо у него недостало отваги, — ему нужно было, чтоб его прогнали, унизили, ведь незаслуженно истерзанное сердце жаждало любви. И Горачек нашел выход — он отправил анонимное письмо родителям невесты, в котором приписывал себе самые позорные поступки. Девушка не поверила доносчику. Но отец оказался прозорливее. Потолковал о Горачеке с соседями и разузнал, что тот сызмальства слыл негодяем. Когда через несколько дней Горачек пришел с визитом, девушка, рыдая, убежала в другую комнату, а его самого вежливо выпроводили за дверь. Вскоре девушка вышла замуж, и по Малой Стране поползли слухи, что Горачеку отказали от дома за низкие поступки.

Сердце Горачека разрывалось от боли, он не мог себе простить, что по собственной вине лишился единственного существа, которое искренне его любило. Он совсем упал духом. Служба ему опротивела, и он таял прямо на глазах. Соседей это нисколько не удивляло, они шушукались, что, дескать, беспутство до добра не доводит.

Служил Горачек в ту пору в частной конторе. Несмотря на отвращение к службе, трудился он прилежно, и его хозяин вскоре стал вполне доверять ему, даже поручал разносить деньги, когда это требовалось. Однажды пришлось Горачеку оказать услугу хозяйскому сыну. Тот остановил его у выхода из конторы со словами: