Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

Со станции провезли нас в придворных экипажах по лучшим улицам города до дворца; эскорт, экипажи, ливреи, – всё было более великолепно, чем можно было ожидать от такого маленького двора. Улицы переполнял народ, и прием был самый радушный. С балконов и окон сыпались цветы; всюду флаги, гирлянды, крики «ура!». У дворца выставили почетный караул от стрелкового батальона, в обмундировании по образцу итальянских берсальеров. Во дворце после непродолжительного представления князю и княгине лиц императорской свиты нас пригласили к завтраку за гофмаршальским столом, а в 2 часа мы уже ехали обратно на станцию железной дороги, с той же торжественностью.

Вообще, прием в Бухаресте произвел на нас приятное впечатление. Государь по-прежнему вполне доволен своими беседами с князем Карлом. Княгиня [Елизавета], урожденная принцесса Нойвид, близкая к нашему царскому дому, жила даже некоторое время в Петербурге, у покойной великой княгини Елены Павловны, и сохранила благоговение к своей тетке. Заметив меня, она сейчас же вспомнила, что видела меня у великой княгини и я был тогда в числе лиц, пользовавшихся особенным ее благоволением. Фрейлина княгини, девица Розетта, рядом с которой довелось мне сидеть за завтраком, также подтвердила, что не раз слышала обо мне от княгини, которая всегда вспоминает с удовольствием о своем пребывании в Петербурге.

На возвратном пути, в вагоне, я читал вслух государю реляцию о взятии Ардагана, только что привезенную офицером Нижегородского драгунского полка Панчулидзевым.

Возвратились мы в Плоешти к четырем часам, порядочно утомленные. Сегодня утром приехал из Галаца навестить меня мой сын. Вечером собрались у меня несколько лиц: начальник болгарского ополчения генерал-майор Столетов, командующий 2-й бригадой ополчения флигель-адъютант князь Леонид Дмитриевич Вяземский и состоящий при ополчении пока без должности подполковник Павел Николаевич Попов.

30 мая. Понедельник.После поездки в Бухарест живем мы в Плоешти, в постоянной транспирации от жара. Вчера только порадовались хорошему летнему дождю. Жизнь наша однообразна. Каждый день по утрам государь встречает один из проходящих эшелонов войск; вчера, в воскресенье, были у обедни в одной из городских церквей, а к обеду приехали князь и княгиня румынские. Но посещение их было совершенно семейное; никто из нас даже не был при встрече, к царскому столу никто, кроме императорской семьи, приглашен не был; прибывшие с князем два гофмаршала и два флигель-адъютанта обедали с русской свитой за гофмаршальским столом.

В последние дни окончательно обдуман план переправы через Дунай. Чтобы вернее скрыть истинный пункт переправы, предположено сначала сделать ложную переправу около Браилова, куда намерен ехать и сам государь. Вода в Дунае еще очень высока; всё нужное для настоящей переправы может быть подвезено не ранее 15 июня, поэтому и демонстрацию у Браилова положено произвести не ранее 6-го числа.

Генерал Игнатьев поднял весьма щекотливый вопрос по поводу данной графу Шувалову секретной инструкции, в которой заключалось несколько крайне неудобных для ведения предстоящей кампании пунктов. Игнатьев указал на эти пункты великому князю главнокомандующему, который вчера из-за этого приехал советоваться со мной. Я подал мысль, чтобы его высочество предложил государю собрать совещание, что и было сделано сегодня утром.

Бедный наш канцлер разыграл роль зайца, травимого несколькими борзыми, особенно по вопросу о будущей участи Болгарии. Уже при совещаниях в Царском Селе и Петербурге, в присутствии графа Шувалова, я не раз настойчиво объяснял невозможность разделения Болгарии на Придунайскую и Забалканскую и объявления, в случае мира, совершенно различных условий для той и другой части. Мне казалось, что государь со мною соглашался и граф Шувалов и канцлер не оспаривали, а между тем в окончательной редакции оказалось резкое различие в предполагаемых условиях. Против этого преимущественно и восстали сегодня князь Черкасский и Игнатьев; в особенности первый высказал свой взгляд весьма положительно и настойчиво. Дело было так ясно, что наш престарелый канцлер вынужден был сделать уступку и тут же проектировал телеграмму к графу Шувалову об изменении означенного пункта инструкции.

Поразительно, как подобные важные вопросы трактуются легко и поверхностно нашим канцлером. И кто знает, не сделан ли уже графом Шуваловым промах в его многоречивых беседах с британскими дипломатами. По донесению Убри, в Берлине не могли скрыть удивления, услышав от него о наших скромных заявлениях, которыми мы при самом начале войны заранее и добровольно связываем себе руки.

3 июня. Пятница.Продолжаем свое однообразное житье в Плоешти. Князь Карл еще раз приезжал сюда повидаться с государем, совершенно частным образом. В последние дни были опять политические совещания, в которых, кроме обычных лиц, принимали участие генерал Игнатьев, Непокойчицкий и князь Черкасский.

Телеграмма насчет судьбы Болгарии, отправленная в понедельник графу Шувалову, поставила, конечно, в весьма затруднительное положение нашего посла, который, как оказалось, по приезде в Лондон не замедлил выболтать лорду Дерби всё, что было сказано в секретной инструкции. Поэтому граф Шувалов ответил, что затрудняется отменить сделанное уже им заявление и предпочитает прервать переговоры по поводу какого-нибудь другого пункта. Во вчерашнем совещании положено было подтвердить графу Шувалову, что мы, не желая прерывать начатых с лондонским двором объяснений, но и не придавая им значения формальных негоциаций, находим, однако же, необходимым заранее заявить наши соображения в отношении Болгарии, дабы потом не вышло опять каких-нибудь сомнений насчет нашей искренности и честности.

Сегодня получен на это ответ Шувалова в том смысле, что лорд Дерби, выслушав новое наше заявление, полагает, что оно не будет принято Портой и поэтому теперь нет никакого смысла продолжать переговоры по этому вопросу. Все участвовавшие в совещании, не исключая и самого канцлера, нашли такой ответ благоприятным: стало быть, Лондонский кабинет сам устраняется от предварительного решения вопроса о Болгарии, предоставляя это соглашению нам с Портой, и на этом начатые переговоры могут быть прерваны.

Конечно, не того желали канцлер и граф Шувалов. Они надеялись уладить дело с Англией так, чтобы избегнуть войны, не допустив даже перехода нашей армии за Дунай. В таком смысле заговорили во всех петербургских салонах; в таком же смысле говоруны в военных мундирах распространили слух в самой армии; наконец, в таком же смысле начали толковать и в Константинополе, где вообразили, что мы вовсе и не намерены переходить за Дунай и еще менее за Балканы, а ограничимся наступательными действиями в Азиатской Турции. Вследствие этого, как пишут, велено прекратить работы по укреплению Адрианополя и балканских проходов.