Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

26 мая. Четверг. Плоешти.В прошедшую субботу, 21-го числа, было в Царском Селе напутственное молебствие, после которого я возвратился в город, распростился со своей семьей, а в 9 часов вечера опять выехал в императорском поезде по Варшавской железной дороге. До Царского Села доехал я со старшей дочерью Лизой. Государь с наследником цесаревичем и с великим князем Сергеем Александровичем сели в поезд в 11 часов вечера. В свите были, кроме графа Адлерберга, князь Горчаков, князь Суворов, Амбургер, Посьет (до границы), а затем чины военно-походной канцелярии. Доктор Боткин заболел, и вместо него ехал с нами доктор Головин.

Путешествие совершалось обычным порядком. Попеременно присоединялись к поезду местные генерал-губернаторы и командующие войсками (Альбединский, граф Коцебу, князь Дондуков-Корсаков, Дрентельн, Семека). Чем далее подвигались к югу, тем становилось жарче, так что в последние дни мы совсем раскисли.

24 мая вечером переехали границу в Унгени. Здесь государя встретил румынский министр иностранных дел Когэлничану. Сам князь Карл намеревался выехать на границу, но государь отклонил эту встречу, и условлено было, что румынский князь приедет в Плоешти на другой день по приезде туда государя.

Первая встреча на румынской земле, в Яссах, была блистательна: толпа народа приветствовала криками «ура!»; военная музыка – русская и румынская – гремела, ей вторил хор певчих; митрополит говорил речь. Затем в зале станционного дома, украшенной на этот случай лучшими картинами из местной галереи, представились государю прибывшие для встречи его величества первый министр Братиану, бывший военный министр, а ныне начальник Главного штаба полковник Сланичану и генерал Флореску (побывавший два года тому назад в Петербурге), а также местные власти и иностранные консулы.

Отъезд из Ясс сопровождался трагическим случаем. При выходе на платформу государь заметил в толпе раненого русского офицера Кузминского, известного многими своими беспутными проделками: несколько раз был он под судом, разжалован, снова выслуживался, получил в Туркестане Георгиевский крест и напоследок, в прошлом году, снова попав под суд, бежал в Сербию и не являлся в полк, так что наконец последовало повеление отыскать его и, арестованного, прислать в Варшаву, к суду. Судьба хотела, чтобы он попал прямо на глаза государю, который, узнав его, сейчас же приказал арестовать и отправить в Кишинев. Едва государь отошел к вагону и общее внимание обратилось на отходивший царский поезд, как сумасбродный Кузминский тут же на месте заколол себя кинжалом.

Из Ясс выехали мы в 11 часов вечера – ровно через трое суток по отъезде из Царского Села. На следующий день, 25-го числа, подъезжая утром к Барбошскому мосту на Серете, мы увидели следы опустошений, причиненных разливом вод: железная дорога во многих местах была совсем затоплена; сообщение восстановлено только усиленными трудами наших войск.

На станции Барбошской опять была шумная встреча; тут в толпе большинство составляли уже русские генералы и офицеры. В числе их встретился я с моим сыном, который прикомандирован к казачьему отряду в Галаце. Тут только я узнал, что ему довелось быть в смелом поиске за Дунай для осмотра дорог на правой стороне реки. Он и несколько других офицеров были посланы с небольшим числом казаков. Турки, заметив их, выдвинули войска из Матчина; мониторы стреляли по ним при обратной переправе. Наши смельчаки поплатились только тем, что выкупались, как говорят, по пояс в водах Дуная.

В Браилове – опять блистательная встреча государя. Здесь ожидал великий князь главнокомандующий со своим начальником штаба и некоторыми близкими лицами.

Далее на всем пути, почти на всех станциях – такие же встречи, с музыкой, с почетными румынскими караулами, букетами, спичами и проч. День был невыносимо жаркий. Мы все порядочно осовели и рады были, когда добрались до Плоешти. Здесь мы немедленно разбрелись по отведенным квартирам. Меня поместили в нескольких шагах от дома, занятого государем; встретили меня приехавшие вперед адъютант мой полковник Лярский и полковник Генерального штаба Лобко.

Сегодня утром, несколько отдохнув и оправившись от вчерашнего утомительного дня, пошел я к государю и попал прямо к молебствию, после которого имел короткий доклад, а в полдень приехал румынский князь Карл. У крыльца дома, занятого государем, выставлен был почетный караул из гвардейских казаков. Его величество встретил князя Карла весьма дружественно, представил ему находившихся при этом лиц своей свиты и вместе с князем вошел в свои покои. Но свидание их было непродолжительно: в то самое время вступал в город только что прибывший по железной дороге гвардейский отряд. Государь и румынский князь сели верхом и с частью свиты выехали навстречу гвардейцам. После завтрака князь уехал обратно в Бухарест.

Потом государь говорил, что разговором своим с князем Карлом остался вполне доволен и убедился, что не он, а его министры придумывают разные затруднения и каверзы, начавшиеся с первого нашего шага в Румынии.

Великий князь Николай Николаевич заехал ко мне и пробыл с полчаса. Его очень озабочивает приезд государя и неизвестность намерений его величества. Оказывается, в одном из собственноручных писем к великому князю государь упомянул о предположении своем вступить лично в командование армией, с предоставлением в таком случае великому князю роли начальника штаба. Предположение это, разумеется, встревожило не одного великого князя, но и его штаб и всех окружающих его. Это было бы крайне неудобной, даже несчастной комбинацией. Я советовал его высочеству не заговаривать самому об этом щекотливом вопросе и ожидать разъяснения.

Обедал я у государя; после обеда пили кофе в саду, под тенью большого орешника.

Получены две приятные телеграммы: одна – о благополучном прибытии нашей эскадры и с нею великого князя Алексея Александровича из Америки в Брест, а другая – об успешных действиях наших войск в Азиатской Турции. Последняя эта телеграмма подтвердила полученные еще утром частные телеграммы из Константинополя о полном отчаянии Мухтар-паши и расстройстве его войск.

Сегодня вечером, 26-го числа, отправлен отсюда в Петербург первый фельдъегерь. Писал с ним к жене.

27 мая. Пятница.В 10 часов утра государь со всеми здесь находящимися членами царской семьи отправился в Бухарест; сопровождали его князь Горчаков, граф Адлерберг, генерал-адъютанты Мезенцов, Стюрлер и я. День был очень жаркий. На пути на нескольких станциях крестьянские девушки осыпали императорский вагон множеством цветов, в особенности роз. В Бухарест прибыли в 11¾ часов; на станции встретили государя румынские князь и княгиня с многочисленной свитой, министрами и другими высшими чинами. Митрополит сказал приветственное слово; городской голова (мэр) произнес весьма сочувственную речь, называя Россию освободительницей Румынии, что было особенно замечено в устах одного из корифеев ультра-либеральной партии.