Дмитрий Милютин - Дневник. 1873–1882. Том 1 [litres]

10 октября. Воскресенье.Полученные вчера утром новые телеграммы подтверждают предшествующие благоприятные известия. Канцлер думает, что повороту в английской политике могли способствовать наши серьезные военные приготовления.

Бывший на нашей службе полковник Кишельский возвратился с театра войны с самыми грустными сведениями о положении дел в Болгарии; все мечты болгарских деятелей разлетелись в прах. Оказывается, и в этом случае одной из причин неудач стали опять раздоры между нашими русскими деятелями, которые ведут дело славянское в угоду себе самим, сообразуясь с личными видами и честолюбивыми прихотями. Дело в том, что Черняев замышлял притянуть болгарские вооружения под свою руку; уверяют даже, что он мечтал сделаться господарем болгарским; между тем болгары имели неловкость связаться с Фадеевым, который напомнил о своем старшинстве в чине над Черняевым. Отсюда злоба Черняева на болгар и расстройство планов их.

Все частные письма из Сербии подтверждают, что за дрянь эти мелкие честолюбцы и окружающие их клевреты. Они ссорятся между собой, интригуют, сваливают друг на друга неудачи. Отставной генерал Новоселов пишет мне, что, приехав в Сербию, нашел невозможным служить славянскому делу с Черняевым и хотел уже уехать обратно, но, уступив просьбам князя Милана и его министров, принял командование над Ибарской армией, которую нашел в весьма затруднительном, почти бедственном положении. Новоселов просит «советов» и помощи.

Вчерашний вечер и нынешний день провел я в Симеизе, в своей семье. Погода не позволяла наслаждаться прогулками. Сегодня опять приехал сюда, в Симеиз, генерал Тотлебен, на возвратном пути из Одессы и Севастополя в Ялту. Такое неожиданное посещение явилось совсем лишним; в свидании нашем не было особенной спешности; дело нисколько не потерпело бы, если б его отложили до завтрашнего утра, в Ливадии.

11 октября. Понедельник.В первом часу было у государя совещание: наследник цесаревич, князь Горчаков, граф Адлерберг и я. Прочитаны были полученные телеграммы и донесения послов; на одной из телеграмм государь сделал отметку, что признает полезным снова пригласить европейские кабинеты поддержать наше требование о кратковременном перемирии на 6 недель и не более 2 месяцев. Князь Горчаков начал было возражать, признавая это ненужным; государь вспылил и обошелся с канцлером очень резко; однако ж потом попросил у него извинения и обнял его.

После завтрака я был опять у государя, сначала один, а потом вместе с Тотлебеном, который доложил государю о мерах, принимаемых для защиты приморских пунктов, а также о предложении американца Лея продать нам изобретенные им самодвижущиеся подводные торпедо.

После обеда государь подошел ко мне и сказал на ухо, что, вследствие нашего утреннего разговора о генерале Тотлебене, решает командование Дунайской армией поручить не ему, а великому князю Николаю Николаевичу, которого уже и вызвал сюда. Он приедет вместе с цесаревной, которую ожидают в субботу.

14 октября. Четверг.В последние три дня полученные дипломатические сведения были довольно успокоительны. Германия наконец заявила положительно, что будет поддерживать не только в Константинополе, но и при других кабинетах наше предложение короткого перемирия. Италия также присоединяется к русскому предложению; Франция заявляет, что вовсе не имеет в виду действовать заодно с Англией и, напротив, желает сохранить свою независимую политику, основанную на твердом желании заниматься своими внутренними делами.

Сегодня утром приехал в Ялту из Петербурга английский посол лорд Лофтус, с чем – неизвестно еще. Завтра же ожидается и письмо султана Абдул-Гамида, отправленное с пароходом «Ливадия», и ответ из Вены. Таким образом, завтрашний день будет важным моментом в настоящей нескончаемой путанице восточных дел…

Несмотря на примирительный, по-видимому, оборот последних дипломатических депеш, мы не рассчитываем на мирный исход дел и деятельно продолжаем приготовления на случай войны. Военным судам нашим, находившимся в Средиземном море и уже собравшимся в итальянских портах под предлогом сопровождения герцогини Эдинбургской, дано секретное повеление в случае войны спешить к океану и действовать в качестве каперов для нанесения возможного вреда английской торговле. В числе этих судов и «Светлана», которой командует великий князь Алексей Александрович; с ним же плавает великий князь Константин Константинович.

По этому поводу я был сегодня свидетелем трогательного эпизода: во время обычного нашего совещания государь приказал графу Адлербергу прочесть полученное им письмо адмирала Лесовского, который просил доложить государю, что, по его мнению, крайне неудобно посылать в крейсерство царского сына, так как действия этого рода сопряжены с большой опасностью и часто подвергают суда риску захвата в плен. Возможно ли допустить, – писал старый моряк, – чтобы два великих князя попали в плен к врагам.

Когда письмо это прочитали, князь Горчаков хотел было поддержать мнение Лесовского, но государь не дал ему высказаться и обратился к наследнику цесаревичу с вопросом: «Скажи прежде других: как ты смотришь на это?» Цесаревич, нимало не задумавшись, обычным своим спокойным тоном ответил, что брату его было бы обидно, если б у него отняли команду над фрегатом при таких обстоятельствах. Государь обнял наследника, расцеловал его и заплакал. «Спасибо тебе, – сказал он, – что ты так судишь; такое же и мое мнение. Я не сомневаюсь, что все мои дети сказали бы то же. Как ни тяжело отцу подвергать сына опасности, но я уверен, что каждый из моих детей исполнит свой долг честным образом и с радостью. Они должны подавать пример…»

Государь был так растроган, что несколько времени не мог прочесть отрывки из писем великого князя Алексея Александровича, который, описывая неудовлетворительное состояние наших судов, вместе с тем, однако же, восхвалял дух офицеров и матросов и замечал, что больно с таким молодецким экипажем служить на таких плохих судах.

16 октября. Суббота.Бурная погода на море замедлила прибытие и яхты «Ливадия» из Константинополя, и срочного (пассажирского) парохода из Одессы; поэтому вместо вчерашнего дня получены только сегодня собственноручные письма и турецкого султана, и императора Франца-Иосифа. Английский посол также запоздал, и хотя уже ранее пронесся слух о его приезде, однако же в самом деле прибыл он в Ялту только вчера и до сих пор не виделся еще с канцлером; говорят, вещи его, отправленные из Севастополя на пароходе, еще не получены за дурной погодой.

Сегодня собрались мы, по обыкновению, у государя, после завтрака, чтобы выслушать полученные известия. По лицу государя уже можно было догадываться, что известия неудовлетворительные; государь имел вид расстроенный, как будто после слез, щеки впалые. И действительно, нечему было радоваться. Письмо султана заключало в себе только обычные фразы учтивости и приязни; в депешах же Игнатьева изображена жалкая картина происходящего в Константинополе. Само правительство как на мине, султан не имеет никакой силы и значения; министры признаются, что и рады были бы сделать уступки, да не смеют; они не скрывают отчаянного положения турецкой армии и бедствия страны.