Исроэл-Иешуа Зингер - На чужой земле

— Чап… Чап… Чап…

Фабиан огорчился. Он знает: канарейки — что женщины. Одна поет чисто — другие тоже. Но стоит какой-нибудь «чапнуть», как начинают фальшивить все. Фабиан поговорил со старым ночным сторожем, и тот принес ему отличного певца, который скоро создаст целый хор. Фабиан любит кенаря. Он подставляет птичке палец, дает поклевать ноготь и повторяет:

— Тю-тю, мой капельмейстер… Фью-фью, Клювик…

Фабиан держит канареек в большой комнате. Здесь четыре окна, сквозь них проникают разноцветные лучи, окрашивая стены и пол красным, золотым и зеленым. Подвешенные к низкому сводчатому потолку тарелочки, расписные и бронзовые, играют в свете восходящего солнца. Низкая мягкая мебель с вышитой пестрой обивкой переливается всеми цветами радуги, краски словно играют в догонялки. Ветвистые оленьи рога на стенах запутались в серебристых столбах пыли. Расположившись в глубоком кресле, Фабиан поглаживает закрученные черные усы под острым орлиным носом, закладывает ногу за ногу и начинает обучать свой пернатый хор.

Насвистывает, поднимает палец и дирижирует им, как палочкой, тонкими ногами танцмейстера, то одной, то другой, отбивая ритм:

— Тю-тю-тю, раз… Фью-фью-фью, два…

Канарейки кивают ему, кто клювом, кто хвостиком, и поют слаженно и чисто. Пудель все еще гоняет кругами кота, пытаясь ухватить его зубами за пушистый хвост, а в дальней комнате попугаи надрываются так, что оглохнуть можно:

— Пане Фабиане-е-е!… Пане Фабиане-е-е!..

В «Станиславовке» возле костела Святого Яна двери, выкрашенные кремовой краской, слегка приоткрыты.

Официантка в белом чепчике снимает стулья со столиков. Хозяйка, панна Малгоша, стоит перед овальным зеркалом, наматывая осветленные волнистые локоны на толстый, белый палец, и осматривает свою грудь, такую пышную, что кажется, блузка вот-вот лопнет. На круглом кошачьем личике — спокойная, счастливая улыбка. На гребне в высоком шиньоне поблескивают «бриллианты».

Фабиан Райцес пропускает вперед Пуделя на цепочке и заходит следом. Увидев, что панна Малгоша крутится перед зеркалом, на цыпочках подкрадывается к ней сзади, быстро обнимает за жирную талию и говорит:

Панна Малгоша прикидывается, что не узнала Фабиана, хотя прекрасно видела его в зеркало.

— Ай, кто это, матка боска?! — вскрикивает она с притворным испугом.

Губами и кончиком носа Фабиан быстро прижимается к льняным кудряшкам на ее толстой шее и проворно отбегает назад. На длинных ногах танцмейстера скользит по кафе, прячется за спину официантки, показывает на Малгошу пальцем и жалобно тянет:

— Спаси меня, кошечка… Спаси-и-и…

Панна Малгоша бросается к нему, тряся затянутыми в корсет пятипудовыми телесами, сопит и машет на Фабиана полотенцем:

— Фу, бабник! Как вам не стыдно?..

Фабиан крепко обнимает официантку, как испуганный ребенок, и хохочет:

Панна Малгоша откладывает в сторону полотенце и поправляет на необъятной ноге сползшую розовую подвязку. Фабиан садится за столик и стучит тростью с костяным набалдашником:

— Кофе! Со сливками!..

Пока не принесли заказ, он вытаскивает из кошелька монету и опускает в музыкальный автомат. Несколько раз крякнув, прочистив горло, автомат разражается звуками мазурки. Выплывает пара медных фигурок. Медный горец машет шляпой и стучит каблуками, его медная возлюбленная крутит толстым животом и скалит зубы в улыбке. Фабиан пританцовывает, не вставая со стула: пощелкивает пальцами, отбивает такт носком туфли и подпевает:

— Трам-парам-парам-парам…Трам-пам~пам…

Рядом на стуле сидит Пудель, глядя на хозяина желтыми глазами.

Фабиан очень им недоволен.

Как всегда, он поставил собаке блюдце с куском сахара. Но Пудель не стал ждать, пока Фабиану принесут кофе, и схватил угощение. Мало того, он громко хрустит сахаром, как бродячий пес костью. Рассерженный Фабиан протягивает Пуделя ремешком и засовывает пальцы в собачью глотку, пытаясь вытащить липкий кусочек:

— Отдай сию минуту! Кому сказал!..

Пудель машет ушами и вертит носом. Он и сам понимает, что некрасиво поступил. Нельзя вот так хватать. Пес чувствует, что хозяин прав, кругом прав. Но собачий мозг не в силах понять, долго ли еще хозяин будет сердиться. А кусочек сахара — вот он, лежит, разжеванный, мягкий, весь в слюне, дразнит собачье обоняние. Пес все ниже опускает голову, показывая, что раскаивается. Он ловит каждое движение Фабиана, чтобы узнать, куда придется удар, и покорно слушает, а Фабиан говорит:

— Шкуру с тебя спущу, черт лохматый…

— На живодерню отдам, обезьяна проклятая…

Пудель совсем низко опустил голову, спина подрагивает. Но Фабиан будто не замечает.

Он видит, что у панны Малгоши дрожат ресницы, а на щеках выступили красные пятна — верный признак, что она вот-вот расплачется. Такие пятна появляются у нее всегда, как только он начинает воспитывать Пуделя. И Фабиан нарочно щелкает пса по носу и рявкает:

— А ну тихо! Только попробуй шевельнись!..

Панна Малгоша не выдерживает. Она подбегает к столику Фабиана, протягивает к собаке дрожащие руки и кричит со слезами в голосе:

— Перестаньте, хватит! Ненавижу вас!..

И тут Фабиан худыми руками быстро обхватывает Малгошу и усаживает к себе на колени. Она плюхается на них всем весом и радостно улыбается Пуделю:

— Хороший мой… Бедненький…

Фабиан черными усами щекочет ей лицо, тискает жирное тело, а Малгоша не спускает глаз с зеленого камешка у него на мизинце. Она берет Фабиана за острые кончики усов:

— Подаришь мне этот перстенек, Фабианку?..

Фабиан топорщит усы, как кот, и рычит:

— Как только придешь ко мне… Красотка моя… Как только придешь…

Башенные часы отбивают в вышине девять медных ударов, Фабиан берет Пуделя на цепочку и отправляется в свой антикварный магазин на площади, рядом с аптекой.

Нищие на паперти здороваются с ним, он останавливается их подбодрить:

— Молитесь, агнцы Божии…

И бросает в засаленные шляпы мелкие монеты. Стегает Пуделя, когда тот позволяет бродячим собакам себя обнюхивать, и грозит ему пальцем:

— Сегодня с котом спать будешь, понял?

Если видит, как к мосту на бедное христианское кладбище тянется похоронная процессия, обязательно снимает твердую коричневую шляпу. Он отвечает всем, кто здоровается с ним на улице. У магазина уже ждет его человек, немолодой поляк в пелерине. У него под мышкой коробка с кистями и красками, он ведет светскую беседу с кассиршей из аптеки, полькой с холодным, продолговатым липом. Сначала Фабиан здоровается с кассиршей. Целует ей холодную, пахнущую лекарствами руку и говорит в рифму: