Джузеппе Понтиджа - Луч тени

— Да.

— И такая, пожалуй, есть.

— Чья?

— Ты знаком с профессором Бербенни?

— Терапевтом? — воскликнул разочарованно Мариано. — Его еще называют «миланским фанфароном».

Она заморгала глазами.

— Это мой двоюродный брат.

— Ах, извини.

— Неважно, он лечащий врач Пассерини. Понял? — сказала она и добавила, в то время как он сконфуженно глядел на нее:- Самого Пассерини. Понимаешь, что значит это имя?

— Нет.

— Пассерини — это человек, который волен казнить и миловать по собственному разумению. — Она подняла руку. — В партии он всесилен.

Мариано сжал ручки кресла.

— Ладно, — пробормотал он. — Наконец какой-то просвет.

Он посмотрел на нее, слегка успокоенный. Потом поднялся и подошел к окну. Сквозь рифленые стекла цветными пятнами просвечивал сад.

— С ним можно поговорить? — сказал он обернувшись.

— Не сейчас, конечно. Пока что я свяжу тебя с моим кузеном.

— А он не подведет?

— Не задавай глупых вопросов, — сказала она презрительно. — Он не только мой двоюродный брат, но и человек вполне положительный.

— Прости, — заколебался Мариано. — Я не очень-то верю таким людям. Они раскалываются первые.

— Слушай! — воскликнула она, потеряв терпение. — Ты просишь о помощи или нет? Говорят тебе, за его спиной ты ничем не рискуешь. Зайдешь к нему завтра или послезавтра, после того как я с ним поговорю, и вместе решите, как поступить в случае осложнений.

— Хорошо.

— По крайней мере, ты сможешь на кого-то рассчитывать.

— Хорошо, — повторил Мариано, снова опускаясь в кресло. — Ты права, в Италии не проживешь, если у тебя нет возможности на кого-нибудь рассчитывать.

— Еще бы, — кивнула она. — Горе тому, кто полагается только на свои силы.

Мариано положил руку на ее колено.

— Знаешь, мне как-то стало легче.

— Слава богу!

— Дорогая, — прошептал он, — как я тебе благодарен!

— Только не благодари меня, прошу тебя. Если не я, так кто тебе поможет? Разве ты не сделал бы того же для меня?

— Конечно.

— Ты говоришь без всякого убеждения.

— Почему? — забормотал Мариано. — У меня в этом нет ни малейшего сомнения.

Помолчав немного, она сказала, глядя на него:

— Я люблю тебя. — И сердито добавила:- Горе ты мое.

— А ты мое.

— Не притворяйся, не очень-то тебя волнуют наши отношения, — печально качнула она головой. — Я никогда тебе этого не прощу.

— Давай не начинать все сначала, ладно?

— Ладно, успокойся.

Мариано встал и сел с ней рядом. Свет, проникавший в гостиную сквозь стекла, потускнел.

— Будет дождь, — сказала она.

Мариано положил ей руку на грудь.

— Дорогая, — шепнул он.

— Оставь, — отстранилась она и посмотрела на дверь. — Более подходящего времени ты не нашел?

— Нет.

Он расстегнул ей пуговицу на блузке.

— Ты совсем сошел с ума!

— Да. От тебя.

— Не морочь голову.

Она слегка отодвинулась, польщенная, но не совсем убежденная.

— Это потому, что ты перестал бояться?

Мариано расстегнул вторую пуговицу.

Вся трепеща, она не отрывала глаз от двери. Кровь внезапно прихлынула к ее щекам. Никогда она не казалась столь желанной, как в этот момент. Мариано продолжал ее ласкать, а она, закрыв глаза, глубоко вздохнула. Вдруг она встала:

— Нет, только не здесь.

Мариано тоже встал и обнял ее. Она пыталась высвободиться, но он увлек ее в угол, за дорическую колонну, где их никто не мог видеть.

Они слились в долгом поцелуе, и он видел совсем близко ее голубые глаза; потом веки сомкнулись, затем разомкнулись, и расширенные зрачки больше не отрывались от его глаз.

— Значит, я тебе не надоела?

— Ты все еще сомневаешься?

— Да, как всегда.

Она нежно посмотрела на него:

— Хочешь остаться?

— Да, — ответил Мариано, отстраняясь от нее.

Когда тихим вечером Мариано медленно шел по бульвару, оставив позади освещенный дом с дорожкой вдоль забора, он внезапно почувствовал себя счастливым. На ветвях поблескивали капли недавнего дождя, отовсюду слышались тихие шорохи, словно деревья дышали. Он прошел мимо каменной чаши фонтана с застойной водой.

Открыл калитку и пошел по одинокой тропинке через безлюдный сад к своему дому. Глубоко вздохнул. Темнота скрывала улыбку на его лице. Небо казалось огромным куполом, охранявшим его возвращение.

Когда поезд вошел в крытую галерею и за арками под стук колес замелькало озеро, Трави поднялся с деревянного сиденья.

Кивнув старушке с корзиной, сидевшей напротив, он вышел в коридор вагона и подошел к окну. Но не успел он прильнуть к стеклу, как поезд после поворота стал тормозить и остановился в Лиерне.

Он сошел с высоких ступеней, пересек пути и направился к выходу. С покатой площади он увидел блестевшее внизу среди сосен озеро и отражавшиеся в воде горы. Солнце уже припекало.

Он пошел вправо, к трактиру на невысоком холме с деревянными столиками под открытым небом. Выбрал столик и сел на скамью. Утирая пот, прислушался к ударам шаров в тишине — неподалеку кто-то играл в бочче [3] Итальянская национальная игра, разновидность кеглей. , — всплескам воды под веслами и эху голосов, долетавших с озера.

— Неплохо здесь, правда? — сказала ему женщина, приблизившись с подносом.

Она поставила на стол пиво и бутерброд.

— Вы из Милана?

— Нет.

— Странно, а я приняла вас за миланца.

— Почему?

— Больно светла ваша кожа, — кивнула она на мускулистую, едва тронутую загаром руку, видневшуюся из-под засученного рукава. — У нас нет здесь таких белокожих.

Вытащив из фартука ключ для бутылок, она резким движением сорвала пробку, отлетевшую в траву. Потом налила пиво в кружку, тут же наполнившуюся пеной до краев.

— Горожане, хоть они и не часто сюда приезжают, меняются на глазах, — добавила она, подбоченившись и гордо оглядывая окрестности, словно они принадлежали ей одной. — А вы куда направляетесь?

— Приехал сюда. Кстати, — отодвинул он кружку, — не знаете ли вы, где мастерская механика, который продает подержанные велосипеды?

— Оньи, что ли?

Женщина вопросительно на него посмотрела.

— Кажется. Говорят, он прекрасный мастер?

— Да. — Она оперлась руками на стол. — В этом деле нет ему равных.

— Мне сказали, что из старых частей он мастерит велосипеды, — продолжал Трави. — Да еще какие!

— Да, и это верно.

Трави отпил из кружки.

— При желании он мог бы наладить целое производство, — добавила женщина.

— А что ему мешает?

— Идеи. — И, пристально посмотрев на Трави, пояснила: — Политические.

— Вот как?!

— А вы не знали?

— Нет.

Поколебавшись, женщина нагнулась и прошептала ему на ухо:

— Он красный.

— Коммунист?

— Да, но славный человек.

Трави поставил кружку на стол.