Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

После этого спича князь выпил рюмку данцигской водки, которую министр сам ему подал, и это было ему очень приятно. Новый советник должен был сесть между министром и князем. Он истребил невероятное количество жаворонков и пил попеременно то малагу, то водку, скрипел и цедил что-то такое сквозь зубы и, едва доставая до стола своим острым носом, страшно вилял своими ручонками и ножками.

Когда кончился завтрак, и князь, и министр воскликнули:

– Что за ангел этот действительный тайный советник!

– Слушай, – сказал Фабиан своему другу Бальтазару, – ты имеешь такой счастливый вид, твои глаза блестят таким небывалым огнем! Ты чувствуешь себя счастливым? Ах, Бальтазар, быть может, ты грезишь в блаженном сне, но я должен тебя разбудить, это долг друга.

– Что с тобой? Что случилось? – спросил пораженный Бальтазар.

– Да, – продолжал Фабиан, – я должен сказать тебе это. Приготовься, мой друг! Подумай, что ни одно несчастие в этом мире, быть может, не поражает так страшно, но ни одно не переносится легче этого. Кандида…

– Боже мой, – в ужасе воскликнул Бальтазар, – что с Кандидой?! Она уехала? Она умерла?

– Успокойся, успокойся, мой друг, – сказал Фабиан, – Кандида не умерла, но для тебя она все равно, что умерла. Узнай, что Циннобер сделан действительным тайным советником и почти жених прелестной Кандиды, которая, не знаю уж отчего, по-видимому, совершенно без ума от него.

Фабиан думал, что Бальтазар разразится ужасными отчаянными жалобами и проклятиями. Вместо всего этого он сказал со спокойной улыбкой:

– Если это не более того, то это еще не такое несчастье, чтобы я мог огорчиться.

– Ты, значит, больше не любишь Кандиду? – с удивлением спросил Фабиан.

– Нет, – отвечал Бальтазар, – я люблю это небесное дитя, эту дивную девушку со всей страстью, со всей мечтательностью, какие только могут наполнять душу юноши! И я знаю, о, я знаю, что Кандида тоже меня любит, и только проклятые чары ее околдовали. Но вскоре я разорву нити этого колдовства, вскоре я уничтожу недоброе начало, которое опутало бедную девушку…

Тут Бальтазар рассказал другу о том необычайном человеке, которого он встретил в лесу в такой странной обстановке. Он закончил тем, что, когда грудь его пронизал луч из набалдашника этого волшебного существа, у него явилась уверенность, что Циннобер никто иной, как колдун, силу которого уничтожил тот человек.

– Ах! – воскликнул Фабиан, когда друг его замолчал. – Как можешь ты, Бальтазар, как можешь ты думать такие безумные и странные вещи? Человек, которого ты считаешь волшебником, есть никто иной, как доктор Проспэр Альпанус, который живет в своем имении близ города. Правда, что про него ходят самые странные слухи, так что можно бы было считать его вторым Калиостро, но он сам в этом виноват. Он любит прикрываться мистической дымкой, принимать вид человека, знакомого с сокровенными тайнами природы, которому подвластны неведомые силы, и имеет при этом самые странные обычаи. Так, например, его экипаж так чудно устроен, что человек с такой огненной и живой фантазией, как у тебя, друг мой, легко может принять его за явление из какой-то безумной сказки. Но послушай. Его кабриолет имеет форму раковины и весь посеребрен, а между колесами есть органчик, который играет сам собой, когда экипаж едет. То, что ты принял за серебряного фазана, был, конечно, его маленький жокей, одетый в белое платье, а лопасти развернутого зонтика ты, конечно, принял за крылья бронзового жука. Своим белым лошадкам он приделал большие рога, что действительно придает им сказочный вид. Но верно то, что у доктора Альпануса есть прекрасная испанская трость с великолепным сверкающим кристаллом в виде набалдашника, о чудесном действии которого рассказывают много сказочного или, лучше сказать, много врут. Сверкание этого хрусталя будто бы не может выдержать ни один человеческий глаз. Если же доктор прикроет его тонким покровом и на него пристально посмотреть, в нем должен появиться, как в зеркале, образ особы, которую носят в сокровенных мыслях…

– В самом деле? – перебил Бальтазар. – Это действительно рассказывают? Что же еще говорят про доктора Проспэра Альпануса?

– Ах, – отвечал Фабиан, – не требуй от меня, чтобы я рассказывал про разные глупые штуки и фокусы. Ведь ты знаешь, что до сих пор есть такие чудаки, которые наперекор рассудку верят во все так называемые чудеса няниных сказок.

– Уверяю тебя, – сказал Бальтазар, – что я вынужден сам присоединиться к числу этих чудаков, лишенных здравого разума. Посеребренное дерево не то, что прозрачный, блестящий хрусталь, органчик звучит совсем не так, как гармониум, серебряный фазан не жокей и зонтик не бронзовый жук. Или тот чудный человек, которого я встретил, не доктор Проспэр Апьпанус, про которого ты говоришь, или доктору действительно подвластны необычайные тайны.

– Чтобы окончательно излечить тебя от твоих странных мечтаний, – сказал Фабиан, – лучше всего будет, если я сведу тебя прямо к доктору Проспэру Альпанусу. Там ты сам убедишься в том, что доктор самый обыкновенный врач и вовсе не разъезжает с единорогами, серебряными фазанами и бронзовыми жуками.

– Друг мой, – сказал Бальтазар, и глаза его засверкали, – ты выразил сокровенное желание моего сердца. Мы с тобой сейчас же отправимся.

Вскоре друзья стояли перед запертой решеткой парка, среди которого стоял загородный дом доктора Проспэра Альпануса.

– Как же мы войдем туда? – сказал Фабиан.

– Я думаю, нужно постучаться, – сказал Бальтазар и взялся за металлическую ручку, которая была приделана у самого запора.

Едва он взялся за ручку, как начался подземный гул, похожий на отдаленный гром, который раздавался, по-видимому, в самых недрах земли. Дверь решетки медленно отворилась, друзья вошли и направились по длинной узкой аллее, обсаженной деревьями, в конце которой виден был дом.

– Уж не чуешь ли ты и здесь чего-нибудь сверхъестественного или волшебного? – спросил Фабиан.

– Мне кажется, – сказал Бальтазар, – что способ, которым открылась решетка, не так уж прост, и, кроме того, не знаю уж отчего, все здесь кажется мне чудесным и магическим. Ну, где это виданы такие великолепные деревья, как в этом парке? И каждое дерево, каждый куст со своими блестящими стволами и изумрудными листьями точно будто принадлежат какой-то незнакомой стране.

Фабиан заметил двух лягушек необычайной величины, которые у самой двери-решетки прыгнули в сторону от друзей, когда они входили.

– Хорош парк, в котором водится такая гадость, – сказал Фабиан и нагнулся, чтобы поднять с земли камешек, которым хотел запустить в веселых лягушек. Лягушки прыгнули в кусты и уставились на него оттуда блестящими человеческими глазами.