Эрнст Гофман - Рождественские сказки Гофмана. Щелкунчик и другие волшебные истории

Но Бальтазар, не обращая на него внимания, простер руки вдаль, как бы охваченный бурным стремлением.

– Слушай, слушай, референдарий! – воскликнул он. – Слышишь, какая небесная музыка несется по лесу в шуме вечернего ветра? Слышишь ли ты, что ручей сильнее запел свою песню, что кусты и деревья вторят ему прекрасными голосами?

Референдарий напряг свой слух, желая услышать музыку, о которой говорил Бальтазар.

– В самом деле, – сказал он, – через лес несутся звуки, которые прекраснее и очаровательнее всего, что я только слышал в своей жизни, и глубоко проникают мне в душу. Но это не ветер, не кусты, не деревья так дивно поют, мне кажется, что кто-то вдали точно будто затронул самые низкие тоны гармониума [22] Гармониум (фисгармония) – музыкальный инструмент семейства гармоник, отличающийся наличием фортепианной клавиатуры и напольным или настольным расположением. .

Пульхер был прав. Эти полные, все сильнее и громче дрожавшие аккорды, которые звучали все ближе и ближе, действительно напоминали звуки гармониума, величина и сила которого, вероятно, превосходила все когда-либо виданное и слыханное. Когда друзья прошли дальше, им представилось такое волшебное зрелище, что они остановились, как вкопанные, пораженные удивлением. В некотором отдалении от них медленно ехал через лес человек, одетый почти на китайский лад, только на голове его был широкий берет с красивыми развевающимися перьями. Экипаж напоминал открытую раковину из сверкающего хрусталя, и два высоких колеса были, по-видимому, из того же материала. Когда они вертелись, раздавались те самые дивные звуки гармониума, которые друзья услыхали издали. Два белых, как снег, единорога в золотой упряжи везли экипаж, в котором сидел вместо кучера серебряный фазан, державший в клюве золотые вожжи. Сзади сидел большой бронзовый жук, который хлопал своими блестящими крыльями, вероятно, для того, чтобы прохлаждать удивительного человека, сидевшего в раковине. Проезжая мимо друзей, человек этот приветливо кивнул им. В ту же минуту из сверкающего набалдашника длинной трости, которую держал он в руке, упал на Бальтазара луч, от которого он почувствовал в сердце жгучий удар, глухо ахнул и содрогнулся.

Человек взглянул на него и еще приветливей прежнего поклонился ему и улыбнулся. Как только волшебный поезд исчез в густой роще, все еще издавая нежный отзвук гармониума, Бальтазар бросился другу на шею вне себя от восторга и упоения и воскликнул:

– Референдарий, мы спасены! Вот тот, кто разрушит чары проклятого Циннобера!

– Не знаю, что со мной делается, – сказал референдарий, – не знаю, бодрствую я или сплю, но несомненно, что меня охватывает неведомое чувство блаженства, и надежда и утешение возвращаются в мою душу.

О том, как князь Барзануф завтракал лейпцигскими жаворонками и данцигской водкой, выпачкал себе брюки масляным пятном и повысил тайного советника Циннобера в действительные тайные советники. – Книга с картинками доктора Проспэра Альпануса. – О том, как швейцар укусил за палец студента Фабиана, а на том оказалось платье со шлейфом, из-за которого над ним смеялись. – Бегство Бальтазара.

Не следует умалчивать долее о том, что тот министр иностранных дел, к которому был принят Циннобер в качестве тайного экспедитора, был потомок того самого барона Претекстатуса фон-Мондшейн, который тщетно искал в книгах турниров и в хрониках родословного дерева феи Розабельвэрде. Его звали так же, как и его предка, Претекстатус фон-Мондшейн, он был человек самого тонкого воспитания и тонкого обхождения, никогда не перепутывал почтительных местоимений, писал свое имя французскими буквами и вообще отличался четким почерком и даже работал иногда сам, особенно в дурную погоду. Князь Барзануф, потомок великого Пафнутия, нежно любил его, так как у него на всякий вопрос находился готовый ответ, он играл в свободные часы с князем в кегли, был великий знаток в денежных делах и не имел равных себе в гавоте.

Случилось, что барон Претекстатус фон-Мондшейн пригласил князя на завтрак покушать лейпцигских жаворонков и выпить стаканчик данцигской водки. Когда князь явился к барону, он нашел в приемной, в числе многих приятных дипломатических особ, маленького Циннобера, который, опираясь на свою палку, смотрел на него своими блестящими глазками и, не обращая на него внимания, положил в рот жареного жаворонка, которого только что стащил со стола. Увидев карлика, князь милостиво ему улыбнулся и сказал министру:

– Послушайте, Мондшейн, скажите, что это у вас в доме за красивый и умный маленький человек? Это, вероятно, тот самый, который пишет таким гладким прекрасным слогом и почерком те сочинения, что я получаю от вас с недавнего времени?

– Да, ваше высочество, – ответил Мондшейн, – сама судьба привела мне его, это умнейший и искуснейший работник во всем моем бюро. Его зовут Циннобер, и я особенно рекомендую вашей милости и благорасположению этого прекрасного молодого человека. Он у меня всего несколько дней.

– Вот потому-то именно, – сказал красивый молодой человек, который подошел в это время к говорившим, – если позволено будет мне заметить вашему превосходительству, мой маленький юный коллега еще ничего не сделал. Работы, которые имели счастье быть благосклонно замечены вашей светлостью, сделаны мною.

– Что вам нужно?! – гневно воскликнул князь.

Циннобер подошел прямо к князю и чмокал от жадности и аппетита, пожирая жаворонка. Говоривший был тот самый молодой человек, который писал работы, но князь воскликнул:

– Что вам угодно?! Ведь вы еще даже не брали в руки пера. А то, что вы прямо около меня пожираете жареного жаворонка так, что даже, как я должен заметить, к моей великой досаде, на моих новых брюках появилось масляное пятно, и то, что вы при этом так неприлично чмокаете, да! Все это доказывает вашу полнейшую неспособность к дипломатической карьере. Идите-ка домой и не показывайтесь мне больше на глаза. Пожалуй, можете принести мне какое-нибудь хорошее средство для чистки моих брюк, может быть, тогда я приду в более милостивое настроение!

Затем князь обратился к Цинноберу.

– Такие молодые люди, как вы, достойный Циннобер, – сказал он, – бывают украшением государства и заслуживают особой награды. С этого времени вы действительный тайный советник!

– Весьма благодарен, – заскрипел Циннобер, глотая последний кусок и вытирая свою мордочку обеими руками, – весьма благодарен, буду исполнять свое дело, как умею.

– Гордая самоуверенность, – сказал князь, возвышая голос, – зависит от силы духа, которая должна быть присущей достойному государственному человеку!