Эрскин Колдуэлл - Мальчик из Джорджии

Мама выпрямилась и заплетающимися шагами двинулась к нам.

— Моррис, — слабым голосом проговорила она. — Что же это, Моррис?

Папа вернулся к телочке и протянул ей пучок тимофеевки.

— Знаешь, Марта, как чудно получилось, — сказал он. — Пошел я утром на Терновую речку, сидел - сидел с удочкой — хоть бы раз клюнуло. Решил, надо уходить, соберусь как-нибудь в другой день. На обратном пути вижу полоску тимофеевки. Трава замечательная! Я взял да и нарвал несколько пучков, так она мне понравилась. Потом вышел на дорогу, оглянулся, а за мной идет телочка, Видно, отбилась от стада. Иду дальше — про нее и не думаю; потом уж около самого дома оглянулся еще раз: а она все плетется позади. Подошел к сараю — она за мной. Ну что ж, думаю, дай-ка угощу ее той самой тимофеевкой, которая мне так понравилась. Правда, чудно получилось?

— Вильям, — сказала вдруг мама, поворачиваясь и глядя на меня. — Ступай в дом, закрой двери и спусти занавески на окнах. И сиди там, пока я тебя не позову.

Если мама так прогоняла меня, значит, она собиралась дать хорошую взбучку моему старику. Мне, бывало, не хочется оставлять его одного, когда мама начинает злиться, но приходилось делать, как было велено.

Кончив говорить со мной, мама повернулась и посмотрела на Хэнсома, который сидел на заборе. Хэнсом мигом спрыгнул вниз, не дожидаясь ее окрика.

— Хэнсом, уйди куда-нибудь и сиди там, пока я за тобой не пришлю.

Хэнсом тут же пошел к огороду.

— И если тебя будут спрашивать про телку, Хэнсом Браун, чтобы ты и пикнуть не смел, — сказала мама. — А то начнешь врать по своему собственному почину. Держись от людей подальше, пока я за тобой не пришлю. Слышишь, Хэнсом?

— Слышу, мис’Марта, — ответил он.— Я так и сделаю. Я всегда стараюсь делать так, как вы мне велите или как мистер Моррис велит.

Хэнсом ушел на огород, а я спрятался за забором.

— Ну, Моррис, — начала мама, круто поворачиваясь к моему старику. — Как ты теперь будешь оправдываться? Ведь с тех пор как ты свел телку у Джима Уэйда, времени прошло порядочно, небось, успел придумать какую-нибудь небылицу? А что хуже всего? То, что ты несчастного не­смышленого негра, Хэнсома Брауна, запутал в свои во­ровские дела да еще заставил его врать!

— Стой, Марта, подожди, — сказал мой старик. — Ты уж очень торопишься. Эта телка сама сюда пришла. Зачем винить меня, если она...

— Зачем винить тебя, если ты нарвал чужой травы, привязал ее к удочке и всю дорогу размахивал этой травой перед самым носом у телки и заманивал ее все дальше и дальше!

Мой старик стоял с глупым видом, придумывая, что бы такое ответить, и удивляясь, откуда мама знает про тимо­феевку и про все остальное.

Мама строго уставилась на него, но больше ничего не сказала. Потом она посмотрела на телочку, которая все еще жевала тимофеевку.

— Телке, видно, понравилось за мной идти, иначе ни­как этого не объяснишь, — сказал мой старик. — Ты посуди сама, зачем бы ей...

— Как только стемнеет, Моррис, возьми веревку и от­веди телку назад, на выгон, откуда она украдена. И если тебе кто-нибудь встретится по дороге — негр или белый, все равно, — спрячься в кусты и пережди, пока не пройдут. Я не хочу, чтобы люди знали, что ты украл телку и привел ее домой средь бела дня.

Мой старик оглянулся и посмотрел на телочку, а те­лочка подняла голову и посмотрела на него. Она долго смотрела на моего старика, не переставая жевать тимофе­евку.

— А какая она хорошенькая, правда, Марта? — сказал папа, поглаживая телку по носу и по шее.— Красавка! Ах, ты Красавочка!

Телка повернула голову и посмотрела на маму. Тогда мама подошла к ней и погладила ее по носу. Телочка смотрела маме прямо в лицо, и мама, видно, тоже не могла оторваться от нее.

Они долго стояли так и смотрели друг другу в глаза, а мой старик вынул тем временем из-за пазухи еще одну порцию тимофеевки.

— Красавка, — сказала мама, беря тимофеевку у него из рук и протягивая телке. — Как подумаешь, что ее надо отвести на выгон, так даже грустно становится. Будет стоять там... по ночам холодно, а в дождливые дни и вовсе не сладко.

Папа сел под куст сирени и стал смотреть на маму и на телку. Теперь вид у него был совсем спокойный.

— Красавка,— сказала мама, поглаживая телочку по носу и по шее.— Ах, ты Красавочка!

Сразу же после завтрака мама вышла на улицу и отправилась к миссис Хауард поговорить о собрании сикаморского женского клуба «Усовершенствование», и по­следний ее наказ перед уходом относился к Хэнсому Брау­ну, чтобы он перемыл и вытер всю посуду, прополоскал кухонное полотенце и повесил его сушить на солнце и чтобы все это было сделано до ее возвращения. В тот день Хэнсом считал себя свободным от работы, хотя с тех пор как он поступил к нам одиннадцатилетним мальчиш­кой, у него не было ни одного свободного дня, потому что каждый раз что-нибудь да мешало ему уйти со двора и проболтаться в городе до вечера. Хэнсом не любил торо­питься с уборкой, что в будни, что в свой свободный день, — да, по правде говоря, для него все дни были оди­наковы, и, зная это, он всегда находил какой-нибудь пред­лог, чтобы оттянуть мытье посуды как можно дольше. В то утро, сразу же после маминого ухода, Хэнсом объ­явил, что ему хочется есть, отправился на кухню и изжа­рил себе целую сковороду свиной печенки.

Мой старик лежал врастяжку на ступеньках заднего крыльца. Он говорил, что гораздо лучше себя чувствует весь остальной день, если ему удается соснуть утром после завтрака, и пользовался каждым таким случаем. Хэнсом ел печенку не спеша, зная, что после еды надо будет при­ниматься за мытье посуды. Он все еще сидел у плиты, низко нагнувшись над сковородой, когда на переднем крыльце кто-то постучал в дверь. Так как и папа и Хэнсом были заняты, я сам пошел посмотреть, кто это к нам сту­чится.

Войдя на передний двор, я увидел незнакомую девушку лет восемнадцати - девятнадцати, которая стояла, при­жавшись лицом к проволочной сетке двери, и заглядывала в комнату. Она держала в руке квадратную рыжую сумку вроде небольшого чемоданчика, шляпы на ней не было, и ее длинные каштановые волосы вились по плечам колечками. Я видел эту девушку первый раз в жизни и сразу же решил, что она, верно, кого-нибудь разыскива­ет в городе. Я стоял и смотрел на нее до тех пор, пока она не взялась за щеколду, пробуя открыть дверь.

— Вам кого нужно? — спросил я, подойдя к крыльцу и остановившись у нижней ступеньки.

Девушка круто повернулась ко мне.

— Здравствуй, мальчик, — сказала она, подходя к лестнице. — Твой папа дома?