Сиро Алегрия - В большом чуждом мире

Лист этой бумаги велик и широк, в левом верхнем углу — герб республики, а наискосок идет красная полоска. Прекрасный перуанский герб, символ высокого духа, никогда еще не бывал в таком поругании. По всей стране красуется он на бесчисленных, неисчислимых, несчетных документах, у адвокатов и стряпчих, в конторах и в учреждениях, в простых судах и военных, в префектурах, во дворцах и в хижинах. «Подайте прошение па гербовой бумаге», — слышим мы то и дело, и от столицы до захолустья все покрыто, как снегом, гербовыми бумагами. Хлеба может не быть, но бумага есть. Это — национальное бедствие. На этой бумаге словами кодексов записана большая часть тяжкой истории Перу. Другая, меньшая, написана пулями и кровью. О, священное право закона! О, великая страна порядка! Народ — словно вольный стрелок на ничейной земле, а вы бьете его с обеих сторон и всегда побеждаете.

Злокозненный Иньигес с коварным наслаждением стрелял из своей бумажной крепости. Дон Альваро знал, с кем имеет дело. К тому же Паук был сыном мелкого землевладельца, разоренного некогда сеньорами Кордова. Когда отец его впал в нищету, ему пришлось оставить учение; и потому он особенно рьяно защищал врага своих врагов. Он знал: победи Аменабар, земли он ему все равно не отдаст. Но с него было достаточно, что тот унизит его обидчиков. Как он и думал, дон Альваро сразу приступил к делу. Час был уже поздний, и помещик без дальних слов увел стряпчего в глубину тихого пыльного дома.

— Вот что, Иньигес, — властно начал он, когда они уселись друг против друга. — Прежде всего надо сбить спесь с Бисмарка Руиса. Но ему покровительствуют эти Кордова, да и вообще, чтобы мне насолить, они непременно поднимут шум в столичных газетах. Что вы посоветуете?

— Хе-хе… — захихикал адвокат, хилый, длиннорукий и долговязый, как настоящий паук. — Недурно бы его обставить… Сами знаете, что он за птица, любит поразвлечься. Его бы можно… вы меня понимаете…

— Да, это можно. Однако у него на меня зуб. И знаете, почему? Когда он несколько преуспел, ему удалось попасть в наше общество. Таланта у него мало, а гонору много. Сын мой Оскар, бо-оль-шой лоботряс, сдружился с ним по питейной части, и он было подумал, что дело на мази. Но я не так прост, я его в дом не пустил, а за мной — и весь наш круг. С тех пор он меня и не терпит. Я-то над ним смеюсь, а все же, сами знаете, всякий враг опасен… Вот он и хочет взять реванш.

— Хе-хе… Слышали, он влюбился в эту бесстыдницу Мельбу?.. Она водится с сестрицами Пименталь. Ваш сынок тоже с ними дружен…

Дон Альваро хлопнул себя по широкому лбу.

— Вы правы, мой друг. Да, это путь… К счастью, и Оскар здесь, он вечно торчит в городе. А еще что вы думаете делать?

— Дражайший дон Альваро, я вам уже говорил: надо бы согнать с земли всю общину. Кому они нужны, темные индейцы? Юридически это возможно, основания есть…

— Нет, не стоит. Повторяю, мы не грабим, а требуем своего. Согласен, эти индейцы никому не нужны, им бы самим лучше попасть в руки активных, полезных людей. Однако дон Сенобио Гарсиа заверил меня, что, кроме тех земель, на которые мы претендуем, там у них одни камни. Мы недурно поладим — индейцы будут работать на меня за то, что я их оставил на их земле. Они мне нужны на шахте, я приглядел участочек на том берегу реки. Возьму их землю и выйду прямо к владельцу тех земель, где серебро. У него колоны работают. Он мне продаст поместье, или я с ним потягаюсь. Если же Руми захватить целиком, как вы советуете, будет большой шум. А я ведь подумываю пройти в сенат, и шума мне не нужно. В столице департамента выходит газета «Ла Вердад», ее издают эти болтуны, защитники индейцев. Им только и дела, что нападать па приличных людей вроде нас. Но если у меня все будет пристойно, я отбиться сумею. Если же сгоню их всех, хотя бы и по закону, это назовут грабежом. Надо соблюдать приличия, иначе в сенат не пройдешь… Когда у меня будут и Руми, и это поместье, я займусь шахтой, более того — я буду сильней всех в провинции, а то и в департаменте. И стану сенатором. Тут-то, мой друг, придет черед и этим Кордова. Я ничего не забываю… Это священный сыновний долг. К тому же стране нужны деловые люди, у которых не разленишься. На попущениях далеко не уедешь. Работа и еще раз работа! А чтобы народ работал, он должен полностью зависеть от таких людей, у которых не разленишься…

— Вот именно. Ваша решимость особенно похвальна, поскольку вы один, а их — четверо.

Дон Альваро, воодушевившись было своими проектами, поник и пригорюнился, вспомнив о родне.

— Да, не везет мне… Взять хотя бы Рамиро. Еще в школе все учился и учился, а стал каким-то акушером. Вырождается наш род… Элиас и того хуже, доктор истории и словесности… И это мои братья! Их и мужчинами не назовешь. Вас тянет к свободной профессии? Что ж, стали бы адвокатами, да такими, чтобы Верховный суд у вас по струнке ходил. А сестра Луиза! В Париж укатила!.. Пишет мне, что хочет непременно подцепить итальянского князя. Я ей посылаю три тысячи в месяц, но ей все мало. Хоть бы замуж не вышла, а то эти князья пожить любят, еще меня порастрясут. С детьми мне больше повезло. Оскар, правда, не у дел, зато Фернандо неплохой хозяин, и девицы не дуры, я им приищу хороших женихов. И никаких этих наук! Пять классов кончил, и пожалуйста: сын — работай, дочка — веди свой дом. Отец был неправ, переучил он братьев. Нам нужны люди практические. Вот младшего, Пепито, я учиться пошлю. Будет адвокат, а это дело с будущим, с большим будущим…

— Вот именно! — вдумчиво подтвердил Паук.

— Заговорился я, Иньигес, очень уж я вам доверяю. Знаете поговорку: «Адвокату и врачу не лги!» А вообще-то я не из пугливых, мне что четверо, что десятеро. Словом, полагаюсь на вас…

Дон Альваро сжал кулаки и снова обрел воинственный вид.

— Польщен, дражайший дон Альваро, весьма польщен. А теперь, с вашего разрешенья, мне нужны люди. Мы с вами говорили, что ваши земли доходят до так называемой лощины. Чтобы объяснить, почему там индейцы, мы скажем, что община незаконно использует вашу землю, намеренно путая названия. Мы скажем, что лощиной Руми называется другое место, у Червяка, а следовательно— община самовольно расширила свои владения. Мы скажем, что нынешний ручей Червяк назывался прежде ручьем Ужак, и лощина Руми — это место между скалами, на пути к Мунче, которое летом высыхает. Мы потребуем вернуть нам земли до истинной лощины Руми.

— Великолепная мысль!

— Кроме того, надо ночью снять межевые камни между ручьем и так называемой Вершиной и заявить, что общинные земли — те, что лежат вокруг Янаньяуи. Так мы их и добьем… Я изучил дело вдоль и поперек и потому так подробно все излагаю вам. Теперь мне нужны свидетели.

Большие глаза дона Альваро засверкали от радости.