Георгий Караславов - Избранное. Том первый

Другое дело, думал Юрталан, если бы Стойко знал толк в машинах или хотя бы имел желание их изучить. Юрталан послал бы его в город, он бы пообтесался немного, попривык к ним, освоился. И тогда уж коли выкладывал бы Юрталан деньги, так знал бы по крайней мере на что. Но Стойко был необразованный, туповатый, не умел даже винт завинтить. «И откуда только взялся такой чурбан? — злился Юрталан. — Научился пахать да копать, с тем и остался, нет чтоб разобраться малость в технике, освоить другое какое дело!..» Оставалась одна надежда — Алекси. «Его я пошлю учиться по механической части, — дал себе зарок Юрталан, — там теперь заработать можно…»

Молотилка не выходила у него из головы, и он не заметил, что уже рассвело, что ветви большого вяза порозовели и аисты с радостным курлыканьем зашевелились в высоком гнезде, хлопая крыльями. Кое-где на гумнах уже насадили снопы, и дикани стрекотали монотонно и глухо. На улицах тарахтели повозки, во дворах хрюкали свиньи, кукарекали петухи, восторженно кудахтали хохлатые сытые куры. Юрталан ничего не видел, ничего не слышал, он забыл даже про табак, до того размечтался об этой молотилке. Жена прервала его размышления. Она вдруг появилась из-за скирды с метлой и мотыгой в руках.

— Ты еще не ушел? — воскликнула она, удивленно глядя на мужа.

— А что такое? — спросил он, поморщившись.

— Ничего. Думала, ты уже ушел. И Стойко спрашивал про тебя.

— Он еще здесь шляется? Когда же он с места сдвинется, когда пахать начнет…

— Ушел он, не обижай его. Еще затемно ушел.

— Ах, черт побери, ведь я опоздал! — спохватился Юрталан.

— Куда еще опоздал?

— Да собирался поглядеть на кукурузу у Эминагова ключа!

— А куда тебе спешить?

— Не по жаре же идти!.. — проворчал он и торопливо зашагал к дому.

Когда Юрталан вышел, засунув за пояс краюху хлеба в набросив на плечи безрукавку, калитка медленно приоткрылась, и во двор просунулась крупная небритая голова в грязной, вытертой папахе.

— Что это тебя принесло, Делчо, в такую рань? — шутливо спросил Юрталан.

— Плохи дела, Тошо, ох, плохи! Недаром говорится: где тонко, там и рвется.

Делчо, сыну известного в селе музыканта-волынщика деда Адама Сертлиева, в это утро было не до шуток. Он и прежде, случалось, заглядывал к Юрталану, но тогда он спрашивал, не найдется ли какой работенки для него и для его ребят.

— Что такое? Что у тебя стряслось? — участливо спросил Юрталан.

— С просьбой я к тебе, Тошо: дай мне тысячу левов.

— Тысячу левов? Что ты мелешь?

— Тысячу, Тошо. Сегодня вол пропорол моего Колю. Димо-фельдшер перевязал его и велел в город везти, к доктору. А оттуда, если доктор скажет, в Пловдив…

— Тысячу левов в такое трудное время! — воскликнул обиженно Юрталан. — Да что я вам — банк?

— Не банк, а денежки водятся. Меня вот хоть банком назови, все равно ни гроша дать не смогу, — ответил Делчо, печально покачав головой.

— Почему в кооперации не попросишь?

— Сын у меня умирает, а ты ни свет ни заря посылаешь меня в кооперацию! — с сердцем сказал Делчо, укоризненно глянув на Юрталана. — Батрачил он и заработал малость, да вот у Балю, его хозяина, тоже, слышь, нет сейчас денег.

— Чтоб ему пусто было, — криво усмехнулся Юрталан. — Подожди-ка, у жены ведь были кой-какие деньги, давал я ей на днях. Если не успела потратить, я тебе помогу. Почему не помочь? — Он медленно повернулся и неторопливо пошел в дом, глубоко задумавшись о чем-то.

Делчо сел на камень у ворот и, глядя на узкую, костистую спину Юрталана, с угрозой прошептал:

— Это у тебя-то, у тебя-то нет денег! Схватить вот тебя за горло, так наверняка золото изо рта полезет.

Юрталан долго пропадал где-то. А может, так казалось Делчо, потому что телега, на которой лежал его раненый сын, уже ушла и ему предстояло догонять ее.

— Вот, нашлась тысчонка на твое счастье, — еще издали похвалился Юрталан. — Только того… отдай, смотри, как воротишься.

— Известное дело…

Делчо протянул руку за деньгами, но Юрталан еще крепко держал новенькую бумажку.

— Вот еще что, — медленно проговорил он, — на днях моя очередь молотить, — так ты поможешь немного… Услуга за услугу, так ведь?

— Тут и говорить не о чем! Все как есть к тебе придем!..

Над землей струился зной ясного летнего дня, заливал примятое жнивье и редкие участки паров, угасая в зелени кукурузных полей, чуть тронутой желтизной. Тут и там срезали верхушки, и над оголенными, усыпанными зерном початками, клонящимися над глубокими межами, мелькали белые платки, сверкали серпы, порой звучали песни, монотонные и печальные.

Чернозем, утоптанный у края дороги, был весь в трещинах, как будто земля, измученная страшным зноем, жаждущая дождя, собиралась вздохнуть. Над холмами сплетались первые дрожащие потоки марева, и нивы пропадали, терялись, подернутые бескрайней и неуловимой пеленой, простиравшейся от голубоватых вершин Стара-Планины до фиолетовых очертаний Родоп.

На извилистых проселочных дорогах скрипели возы, нагруженные снопами. Снопы были с самых дальних полей и доставлялись в последнюю очередь. Юрталан то кивал старательным хозяевам, то махал им рукой, крича:

— Бог в помощь! Бог в помощь!

А встретив кого познакомей, с кем хотелось поговорить, ненадолго останавливал его, угощал сигаретой и, кивая в сторону груженого воза, спрашивал:

— Хороша пшеница?

— Так, средняя.

Усталый, вспотевший, добрался он до Эминагова ключа и бросился в тень одинокого куста шиповника. Когда-то — он хорошо помнил — этот источник был большим и прозрачным родником. Его заключил в трубу и выложил водоем тяжелым тесаным камнем некий Эмин-ага. Никто не помнил благородного турка — все турки выселились из этой местности давно, еще во время сербско-болгарской войны 1885 года, — но имя неизвестного благодетеля так и осталось в названии источника и окрестных полей. Во время первой мировой войны этот источник был разрушен; однажды ночью сельский староста увез камни, и ключ теперь слезился, как мутный, гноящийся глаз. Две-три жабы барахтались в его позеленелой воде, по мелкому дну ползали черви, водяные насекомые.

Юрталан нагнулся, и хоть поморщился, но все же попил воды. У водоема не было ни кружки, ни баклаги, — всё крали и ломали эти проклятые люди. Грубо выругавшись, он поднялся и пошел к своему полю, которое начиналось от Орлова дуба и спускалось до Змеиного дола.

На здешнюю кукурузу он возлагал в этом году главные свои надежды. Она была посеяна немного позже, чем на остальных участках, но потому ли, что почва была влажная или погода оказалась для нее подходящей, — трудно сказать, — уродилась она на диво. Зеленые верхушки срезать еще было рано, можно было подождать с неделю. Как раз к этому времени Юрталан перевезет вику.