Нам Као - Избранное

— Опять пьян! — заорал на него советник. Он всегда начинал в таких случаях с крика, чтобы прощупать противника, узнать, что у того на уме.

Одним прыжком Ти Фео очутился рядом с советником, выпучил глаза и угрожающе потряс кулаком.

— Капли во рту не было! Просто желаю в тюрьму — и все!.. А не отправите, так я… я… — Ти Фео сунул руку в один карман, потом — в другой, выхватил ножик и вскинул его над головой, — прирежу кого-нибудь, и, может быть, не одного, — прошипел Ти Фео сквозь зубы. — Тогда уж волей-неволей придется отправлять меня в тюрьму…

И Ти Фео принялся с вызывающим видом полосовать ножиком поверхность дорогого полированного стола. Советник громко рассмеялся, — ничем он не гордился так, как своим уменьем смеяться в нужную минуту, — совсем как Цао Цао [8] Цао Цао (155—220) — китайский полководец, поэт, позже император, основатель династии Вэй; в романе «Троецарствие» образ Цао Цао — воплощение хитрости и жестокости. . Потом встал и похлопал Ти Фео по плечу.

— А ты, смотрю, горяч! Что ж, раз тебе так хочется зарезать кого-нибудь, за этим дело не станет… Сержант Тао задолжал мне пятьдесят донгов. Попробуй-ка получить их. Будет тебе за это сад!

Сержант в отставке Тао, человек солидный и состоятельный, получал приличную пенсию, имел кучу друзей и родственников, пользовался в деревне большим влиянием и потому уже доставлял кучу неприятностей советнику Киену. Давным-давно этот Тао занял у советника полсотни донгов, а теперь наотрез отказывался платить потому, что сын советника, видите ли, став старостой, не соизволил сделать ему по этому случаю никаких подношений. Это надо же так обнаглеть! При одной мысли о сержанте Тао советника начинала душить ярость. Но здесь он был бессилен — солдат Тьык, его верный слуга и единственный человек, которого можно было бы натравить на сержанта, помер год назад. И вот теперь судьба посылала советнику Ти Фео. Отчего же не попробовать? Управится Ти Фео с сержантом — прекрасно! А сломает себе на этом деле шею — тоже хорошо! Все советнику на руку.

Ти Фео, не раздумывая, зашагал прямо к дому сержанта и еще по дороге принялся поносить его на чем свет стоит. В другое время это могло бы печально кончиться, потому что сержанту ничего не стоило убить человека. Но, к счастью для него, а скорее к счастью для Ти Фео, в этот день сержант лежал в горячке и не мог подняться. Возможно, он вовсе не слышал, как Ти Фео ругает его, потому как пребывал в беспамятстве. А жена сержанта Тао, едва завидев пьяного Ти Фео, сразу догадалась, зачем он пожаловал, и, даже не спросив мужа, поспешила выслать советнику злосчастные пятьдесят донгов с одним из слуг. Таковы женщины: спокойствие им дороже всего. Любой ценой они желают прежде всего избежать скандала. Впрочем, жене сержанта была хорошо известна история этих денег. Да и что значат полсотни донгов для их семьи? Скандал мог бы обойтись куда дороже!

Так Ти Фео совсем неожиданно оказался победителем. Его прямо распирало от гордости. «Кто из здешних может тягаться со мной?» — думал он. Советник тоже остался доволен. Шутка ли сказать! Без всякой тяжбы ему удалось заполучить свои кровные денежки. Ти Фео тут же был вознагражден: советник дал ему целых пять донгов и сказал:

— Ты заслужил все пятьдесят, но я не даю тебе их сразу, ведь за три дня все спустишь… Вот тебе на вино, а на остальные купи у меня сад, ведь без земли не прокормишься, сам говорил. Верно?

Ти Фео кланялся и благодарил. А через несколько дней советник велел передать Ти Фео жалкую хижину и участок в несколько шао [9] Шао — единица площади, равная 360 квадратным метрам. на берегу реки — этот участок в свое время был у кого-то конфискован за неуплату налога. Вот так у Ти Фео на двадцать восьмом году жизни появился наконец свой дом.

Впрочем, Ти Фео всегда был человеком без возраста. Никто, в том числе и он сам, не знал, сколько ему лет. Может, тридцать восемь или тридцать девять. А может, уже далеко за сорок. На вид невозможно определить — Ти Фео выглядел не молодым и не старым. Лицом он напоминал какое-то животное, а по морде животного, известно, не скажешь, сколько ему лет. Землисто-серое, вечно опухшее лицо Ти Фео было все в шрамах. Видать, он не раз резался осколками бутылки, чтобы собрать вокруг себя народ. Он не помнил, сколько учинил за свою жизнь скандалов и драк, сколько нанес ударов ножом, скольких людей искалечил в угоду своему хозяину.

Бесконечные пьянки, дебоши, скандалы и поножовщина заполняли всю его жизнь, ничего, кроме них, в его жизни не было. Он даже не знал, сколько лет прожил на свете, в какой год и в какой месяц родился, потому что ни в каких книгах это не было записано.

В официальных донесениях вышестоящим властям он обычно значился бродягой, скитающимся неизвестно где и в деревне уже многие годы не проживающим. Ти Фео еще смутно помнил, что, когда угодил первый раз в тюрьму, ему было двадцать, а когда вышел оттуда, ему, кажется, было двадцать пять. После этого для него больше не существовало ни дней, ни месяцев, потому как он вечно был пьян. Пьяным ходил, пьяным спал, пьяным просыпался, пьяным бился головой о стену, царапал себе лицо, выкрикивал отвратительные ругательства и угрозы и снова начинал пить, чтобы еще больше захмелеть… Он никогда не был трезв настолько, чтобы задуматься о своей жизни, и, видимо, даже не подозревал, что стал настоящим проклятьем для всех жителей деревни Вудай, их злым демоном. Разве знал он, сколько раз нарушал мирный крестьянский труд, сколько семей лишил счастья и радости, сколько слез пролили из-за него честные люди? Да и откуда ему было знать об этом, если он всегда был пьян и, выполняя чужую волю, никогда не задумывался над тем, что делает. Все боялись его и, встречаясь с ним на дороге, спешили отвернуться. С уст его то и дело срывалась отвратительная брань, часто без всякого повода. Во хмелю люди обычно поют, а Ти Фео ругался. К своему несчастью и на горе окружающим, петь он не умел. И в тот памятный вечер он тоже ругался…

Он ругал небо и людей. Ругал деревню. Ругал каждого, кто не хочет ругаться с ним. Задыхаясь от злобы, проклинал того, кто произвел его на свет, где никому нет до него никакого дела. Именно это и бесило его больше всего. Но что толку ругаться, когда рядом никого? И он решил во что бы то ни стало сорвать злобу на первом попавшемся. Не важно на ком… Сейчас он расквитается с людьми, сейчас он отомстит. Свернет на ближайшую тропинку, зайдет в первый попавшийся дом и начнет все крушить и ломать или кататься по земле. Вот и тропинка. Сюда, скорее…

Но в этот момент выплыла луна, круглая и большая, и залила своим серебристым светом дорогу. А на дороге смешно прыгало что-то черное и уродливое. То вправо метнется, то влево, то сожмется, то снова распластается, то вдруг разорвется на мелкие части прямо под ногами. Что это? Ти Фео остановился и стал смотреть. Вдруг он расхохотался. Он хохотал до колик в животе, до полного изнеможения, и брань, которую он только что извергал потоками, казалась волшебной музыкой по сравнению с этим диким хохотом. Уродливое существо на дороге оказалось его тенью. Ти Фео долго хохотал, совершенно позабыв о мести, и не заметил, как миновал тропинку, на которую собирался свернуть. Теперь перед ним была уже другая тропинка, и она вела к дому Ты Данга, деревенского знахаря, старика с жиденькой бороденкой. Ти Фео вдруг почувствовал непреодолимое желание ворваться в его лачугу и вдребезги разбить его дан [10] Дан — музыкальный инструмент, похожий на балалайку. . Знахарь не только людей врачевал, но еще и свиней кастрировал. Даже визг свиньи под ножом было легче слышать, чем треньканье старого дана, струны которого перебирал старик, услаждая свой слух по вечерам.