Эрнест Хемингуэй - Полное собрание рассказов

– Может, ему надоест? – сказал Гай. – С той стороны у нас шина дрянная.

– Или он соскочит, если она лопнет, – сказал я. – Не захочет пачкать свой дорожный костюм.

– Вообще-то он мне не мешает, – сказал Гай. – Если б только машина так не кренилась из-за него на поворотах.

Лес закончился; дорога, отклонившись от реки, пошла вверх; вода в радиаторе начала закипать; молодой человек с досадой и подозрением смотрел на струю ржавого пара; мотор скрежетал, когда Гай обеими ногами до упора выжимал педаль сцепления; рывками – вверх, вверх, назад-вперед, снова вверх и наконец – ровная поверхность. Скрежет прекратился, и в наставшей тишине слышалось только бурное клокотанье в радиаторе. Мы очутились на вершине последнего холма, над Специей и морем. Отсюда дорога спускалась короткими, лишь чуть скругленными зигзагами. На поворотах наш спутник свешивался в сторону так, что машина с тяжело груженным верхом едва не переворачивалась.

– И ведь не скажешь ему, чтобы он этого не делал, – заметил я Гаю. – Инстинкт самосохранения.

– Великий итальянский инстинкт.

– Величайший итальянский инстинкт.

Поворот за поворотом мы спускались все ниже, утопая в глубокой пыли, пыль оседала на оливковых деревьях. Специя простиралась внизу, вдоль моря. На подъезде к городу дорога выровнялась. Наш попутчик просунул голову в окно.

– Я здесь сойду.

– Останови, – сказал я Гаю.

Мы притормозили у обочины. Молодой человек спрыгнул, подошел к багажнику и отвязал свой чемодан.

– Дальше пойду пешком, чтобы у вас не было неприятностей из-за пассажира, – сказал он. – Мой пакет.

Я отдал ему пакет. Он потянулся к карману.

– Сколько я вам должен?

– Нисколько.

– Почему?

– Не знаю, – сказал я.

– Тогда спасибо. – Молодой человек не сказал «благодарю вас», или «премного вам благодарен», или «тысяча благодарностей» – ничего такого, что прежде было принято произносить в Италии, если вас снабжали каким-нибудь расписанием или объясняли дорогу. Он выбрал самую сухую форму – «спасибо» и подозрительно посмотрел нам вслед, когда Гай тронулся с места. Я помахал на прощанье рукой. Молодой человек был слишком горд, чтобы ответить. Мы двинулись дальше, в Специю.

– Такие юноши в Италии далеко пойдут, – сказал я Гаю.

– Двадцать километров он уже прошел с нашей помощью, – заметил Гай.

Въехав в Специю, мы стали искать, где бы перекусить. Улица была широкая, дома высокие и желтые. Мы двигались к центру вдоль трамвайных путей. На стенах домов красовались стандартные портреты Муссолини с горящим взором, под ними от руки черной краской было приписано: «Vivas!», из нижних точек обеих «v» краска каплями стекла по стене. Переулки бежали к гавани. День был солнечный, и по случаю воскресенья весь народ высыпал на улицу. Мощеные мостовые недавно сбрызнули, и в пыли образовались влажные канавки. Мы ехали, прижимаясь к тротуару, чтобы не мешать трамваям.

– Давай поедим где-нибудь, где попроще, – предложил Гай.

Мы остановились напротив двух ресторанных вывесок на противоположной стороне улицы, я купил газеты. Рестораны располагались дверь в дверь. Женщина, стоявшая на пороге одного из них, улыбнулась нам, мы пересекли дорогу и вошли внутрь.

Внутри было темно, в глубине за столиком сидели три девушки и старуха. За другим столиком, напротив, – матрос. Он не ел и не пил, просто сидел. Дальше, за ним, молодой человек в синем костюме что-то писал. Волосы у него были напомажены и блестели, он был очень элегантно одет и выглядел щеголем.

Свет проникал внутрь через дверной проем и витрины, где были выставлены овощи, фрукты, бифштексы и отбивные. Подошла девушка, приняла у нас заказ, другая встала в дверях. Мы заметили, что под домашним платьем у нее ничего нет. Пока мы читали меню, та, что принимала заказ, обняла Гая за шею. Всего девушек было три, и они поочередно выходили постоять на пороге. Старуха за столом в глубине зала что-то говорила им, и они снова подсаживались к ней.

В зале была еще только одна дверь, которая вела на кухню. Ее прикрывала занавеска. Девушка, принявшая у нас заказ, появилась из этой двери с блюдом спагетти. Она поставила его перед нами, принесла бутылку красного вина и уселась за наш стол.

– Ну вот, – сказал я Гаю, – ты хотел местечка попроще.

– А здесь совсем не просто. Здесь сложно.

– О чем вы говорите? – спросила девушка. – Вы немцы?

– С юга, – сказал я. – Южные немцы – добрые и славные ребята.

– Не поняла, – сказала она.

– Это что, местный обычай? – спросил Гай. – Я обязательно должен позволять ей обнимать меня за шею?

– Конечно, – сказал я. – Муссолини запретил бордели. Здесь – ресторан.

На девушке было цельнокроеное платье. Она навалилась на стол, скрестила руки на груди и улыбнулась. С одной стороны улыбка у нее была привлекательнее, чем с другой, и она старалась поворачиваться к нам лучшей стороной. Обаянию этой стороны способствовало то, что с другой на носу у нее из-за какой-то неприятности образовалась вмятина, как на теплом воске. Нос был очень холодный и твердый, только вдавленный.

– Я тебе нравлюсь? – спросила она Гая.

– Он в восторге от тебя, – сказал я. – Но он не говорит по-итальянски.

– Ich spreche Deutsch [46] Я говорю на немецком (нем.). , – сказала она и погладила Гая по волосам.

– Поговори с дамой на своем родном языке, Гай.

– Откуда ты? – спросила девушка.

– Потсдам.

– Задержишься здесь хоть ненадолго?

– В этой прекрасной Специи? – спросил я.

– Скажи ей, что нам надо ехать, – сказал Гай. – Скажи, что мы больные и у нас нет денег.

– Мой друг – женоненавистник, – сказал я. – Закоренелый немецкий женоненавистник.

– Скажи ему, что я его люблю.

Я сказал.

– Заткнись и давай выбираться отсюда, – сказал Гай.

Дама обвила его шею и другой рукой.

– Скажи ему, что он – мой, – сказала она.

Я сказал.

– Да вытаскивай же ты нас отсюда!

– Вы ссоритесь? – спросила дама. – Вы не любите друг друга?

– Мы немцы, – ответил я с достоинством, – истинные немцы-южане.

– Скажи ему, что он красавчик, – попросила девушка.

Гаю тридцать восемь, и ему льстит, что во Франции его принимают за коммивояжера.

– Ты красавчик, – сказал я.

– Кто это говорит, ты или она? – спросил Гай.

– Она. Я – только твой переводчик. Разве не за этим ты меня с собой взял?

– Хорошо, что она, – сказал Гай. – Жаль, если бы пришлось прямо здесь с тобой расстаться.

– Ну, не знаю. Специя – прелестное местечко.

– Специя, – повторила девушка. – Вы говорите о Специи?

– Прелестное местечко, – сказал я.

– Это моя родина, – сказала она. – Специя – мой дом, а Италия – моя родина.

– Она говорит, что Италия – ее родина.