Мазуччо Гуардати - Новеллино

Можно только подивиться мужеству влюбленной девушки, вызванному то ли необыкновенной любовью, то ли безудержной похотью; и поскольку доблесть Правителя была столь большой, что любые ее восхваления были бы явно недостаточны, ибо то, что он сделал, было продиктовано его собственной добротой, а не какой-либо иной причиной, то далее я расскажу о величайшем мужестве, проявленном одной служанкой-арапкой из чистой добродетели и из нежного отношения и заботы о чести ее дорогого хозяина, причем мужества этого вполне бы хватило не то что низкой служанке, но и любому высокому духом мужчине.

Один провансальский рыцарь чрезвычайно любит жену, которая, будучи охвачена похотью, отдается карлику. Служанка-арапка, поймав их, убивает обоих копьем. Муж велит бросить их тела на съедение зверям.

Хотя ты, светлейший синьор мой, еще не перешел от юности к зрелому возрасту, но зная, что твоего обширного ума хватит, чтобы разобраться не только в моих грубых сочинениях, написанных на нашем родном языке, но и вынести справедливое и достойное суждение о сочинениях украшенных и весьма изящных, что пишут другие, решил я не отказываться от того, чтобы, посылая тебе нижеследующую новеллу, сообщить тебе кое-что о некоторых злодеяниях несовершеннейшего женского рода, дабы ты сумел со свойственной тебе осмотрительностью, когда представится случай, успешно избежать всех их интриг и злых козней. Vale.

В благороднейшем городе Марселе, спустя немного времени после пожара, учиненного в нем блаженной памяти славным государем, королем Альфонсом Арагонским [214] Речь идет о пожаре, причинившем большой ущерб Марселю, во время военных действий между Альфонсом I Арагонским и Рене Анжуйским (1409–1480). В 1417 г. Рене был провозглашен королем Сицилии, в 1434 г. он по наследству получил неаполитанский трон, по смерти своего брата Людовика III Анжуйского (1403–1434), но так и не смог его занять. Всю жизнь он скитался по Европе, сопровождаемый небольшим числом придворных, но так и не стал полновластным королем. , жил храбрый рыцарь, богатый, прославленный добродетелями, молодой и изумительно красивый, прозывавшийся мессером Пьетро д’Орлиан. Этот рыцарь сильно влюбился в прекраснейшую девушку, по имени Амброзия, дочь одного видного барона, своего соотечественника, и эта любовь при содействии общих друзей завершилась браком. Рыцарь ввел мадонну Амброзию в свой дом с великим торжеством и пышными празднествами; он одарил ее роскошными нарядами, и она стала ему казаться еще более прекрасной, чем обычно, а ее манеры и движения нравились ему чрезвычайно, и любовь его к ней возросла во много раз, так что, когда он не находился вместе со своей Амброзией, всякое удовольствие и радость превращались для него в наивысшую печаль. И хотя он снабжал ее более, чем следовало, многочисленными богатыми драгоценностями и иными украшениями и окружал ее толпами мужской и женской прислуги, он еще более ублажал ее тем, что особенно нравится женщинам и о чем они умалчивают из благопристойности.

В то время как она вела такую счастливейшую жизнь, не нуждаясь решительно ни в одной, большой или малой, вещи, случилось, что среди прочей домашней челяди, которую рыцарь держал по ее желанию, находился карлик столь ужасной и уродливой наружности, что ее нельзя было сравнить ни с одним человеческим обликом. Этот карлик постоянно доставлял удивительное развлечение мадонне Амброзии, заставлявшей его иногда прыгать вместе с прочей домашней челядью и делать многие другие шутки, которые обычно делают карлики, вследствие чего он всех забавлял и веселил. Во время этих развлечений дама вдруг заметила, что чудовищное животное обладает замечательным хвостом, после чего мадонна Амброзия, хотя и имела столь достойного и прекрасного мужа, любившего ее больше самого себя и обладавшего помимо того, как уже было сказано нами, рядом особенных достоинств и так превосходно с ней обходившегося, однако, учтя то, что двое могут удовлетворить лучше, чем один, а может быть, даже и пресытить ее ненасытную похоть, возымела такое необузданное желание проверить, сумеет ли карлик столь же искусно проделать славонский прыжок на ее нежном теле, как он проделывал его на твердой земле, что она вся таяла от этого желания. И так как редко случается, чтобы вещи, задуманные этим злым родом, не приводились в исполнение при первой возможности, презренная негодница немного времени спустя захотела насытить свою жадную пасть столь мерзкой нищей; и хотя подчас это дикое животное ей сильно докучало, однако, будучи охвачена неудержимым бешенством, она устремляла все свои мысли на то, чтобы ежедневно как можно скорее возобновлять с карликом начатую битву. Пока она таким образом продолжала отдаваться своей отвратительной страсти, случилось, что это заметила старая арапка, жившая очень долго у отца рыцаря, а затем — у него и так сильно его любившая, что всякий ущерб, нанесенный счастью или чести ее господина, был для нее мучительнее, чем потеря собственной жизни. Она решила, если это окажется верным, скорее умереть, чем вынести это; однако, как старая и хитрая женщина, она задумала предварительно во всем удостовериться, а затем уже открыться хозяину.

И вот однажды, когда рыцарь отправился за город, чтобы развлечься охотой, она, полагая, что ее госпожа воспользуется столь удобным случаем для продолжения своей забавы, спряталась под самой ее кроватью, откуда, внимательно наблюдая, услышала, как мадонна Амброзия искусно, под благовидным предлогом, отпустила всю домашнюю челядь, а затем увидела, как она одна с карликом вошла в комнату, закрыла дверь и без всякого промедления, явно не желая терять времени, вскочила на кровать, где они и начали свою обычную работу. Старуха арапка, выйдя из засады и увидя устроенную развратницей новую пляску и то, как дама то и дело скакала верхом на жабе, подобно дубине, была охвачена такой нестерпимой досадой и таким сильным гневом, что, заметив в углу копье с тяжелым железным острием, употреблявшееся рыцарем для охоты на диких кабанов, без долгих размышлений схватила его и, подобравшись незаметно для них к кровати, вне себя от ярости воткнула его в спину своей госпожи и надавила на него с такой силой, что оно пронзило насквозь не только молодую женщину, но и карлика до самой простыни; и, не будучи в состоянии освободиться от копья, они вскоре умерли, лежа в объятиях друг друга.