Джамбаттиста Базиле - Сказка сказок, или Забава для малых ребят

Однако, продолжая заниматься тем же самым, она вскоре забеременела. Видя, как день ото дня растет живот, Чинциелла сказала садовнику, что если отец откроет ее прегрешение, то она погибла, и надо подумать, как избежать такой опасности. И король-садовник ответил, что не может придумать ничего, кроме бегства, и предлагает Чинциелле укрыться в доме одной его бывшей госпожи, которая предоставит ей некоторые удобства, чтобы родить ребенка.

Чинциелла, видя, как грех гордости, переиграв ее вчистую, бросает ее, как разбитую лодку, с одного рифа на другой, дала себя убедить и покинула дворец, доверившись непредсказуемым объятиям Фортуны. А король, после долгого путешествия, привел ее к себе в дом и, пересказав все дело своей матушке, попросил ее притвориться, будто она ничего не знает, ибо ему хотелось наказать Чинциеллу за ее гордость. И матушка поселила ее в одной из дворцовых конюшен, в последнем убожестве, где и кусок хлеба казался ей великой милостью.

Когда служанки короля пекли хлебы, он велел им позвать Чинциеллу, чтобы она им помогала, а сам в это время, придя к ней в одежде садовника, подговорил ее украсть несколько сдобных колечек, чтобы они могли утолить голод. Бедная Чинциелла, вынимая хлебы из печи, незаметно украла одно колечко, положив его в карман. В этот момент король, неожиданно войдя в пекарню в подобающем ему облике, закричал на служанок: «Кто позволил вам впустить в дом эту дрянную бабенку? Да поглядите, у нее ведь на роже написано, что она воровка! Ну-ка, кто там! запустите ей руку в карман и поймаете с поличным!» Обыскав, нашли при ней улику преступления и устроили ей хорошую головомойку; и весь день до вечера ее преследовали отовсюду насмешки и свистки.

А король, вновь переодевшись, пришел к ней и, видя ее в великом горе от пережитого позора, посоветовал ей не скорбеть об этом, ибо нужда — тиран над людьми, и, как сказал тосканский поэт,

Голод и волка заставляет выйти из леса, что извиняет и ее, даже если она сделала то, что другому не подобало бы делать. И он прибавил, что госпожа занята тем, что разрезает на куски какую-то ткань, и пусть Чинциелла вызовется ей помочь, а при этом украдет неколько кусков ткани, так как скоро придется рожать и понадобится много чего такого.

Чинциелла, которая не умела теперь сказать «нет» мужу (а она считала его своим мужем), пошла наверх к госпоже и вместе с прислугой принялась резать ткань для подвязок, тесемок, чепчиков и передничков. И, между делом похитив отрез ткани, спрятала его под одеждой. Но тут пришел король и, устроив такую же сцену, что и по поводу хлеба, велел ее обыскать. Отрез обнаружили, и Чинциелла, получив новую взбучку, словно намыленная сзади, слетела обратно в конюшню.

А король, переодевшись, сошел туда же и, видя ее в отчаянии, посоветовал ей не скорбеть сверх меры, ибо все дела этого мира суть лишь мнения [533] Огрубленно-пародийная отсылка к изречениям философов Ксенофана и Парменида (VI в. до н. э.), родоначальников школы элеатов. Не будучи, вероятно, знаком с подлинниками их сочинений, Базиле мог знать их по латинским изложениям. ; но пусть она еще раз попытается добыть что-то у хозяйки, поскольку роды уже вот-вот, а теперь как раз представляется удобный случай. «Твоя госпожа, — сказал он, — женит сына на одной иностранной даме и хочет послать ей кое-какие парчовые платья. И, зная, что та дама ростом точно с тебя, она собирается укоротить их, вымерив по тебе. Так что будет легко стянуть хороший отрезок парчи, который ты припрячешь, и мы его продадим, чтобы хватило протянуть какое-то время».

Чинциелла сделала, как ее научил муж, сунув за пазуху отрез парчи в пядь шириной; но пришедший в это время король, устроив целую бурю, велел обыскать ее. Найдя спрятанный отрез, ее выгнали со страшным позором, а он, моментально переодевшись в садовника, сошел к ней в конюшню, чтобы утешить. Итак, одной рукой муча, другой он ласкал ее, ради той любви, что имел к ней, не позволяя дойти до отчаяния.

Теперь бедная Чинциелла думала, что все происходящее с ней — наказание Неба за спесь и гордость; ибо ее, которая отбрасывала, как изношенные тряпки, стольких принцев и королей, теперь считали за жалкую оборванку! Ей, чье сердце было глухо к советам отца, теперь приходилось краснеть, слыша насмешки служанок! От гнева на себя, произведенного стыдом, у нее пришли родовые схватки.

Мать-королева, которой сообщили об этом, взяла роженицу к себе и, выказывая сочувствие к ее положению, уложила ее в постель, вышитую золотом и жемчугами, в комнате со стенами, обитыми золотой парчой; и Чинциелла была ошеломлена тем, как из конюшни могла попасть в королевскую спальню, с навозной кучи — на драгоценное ложе, куда ей вскоре принесли бульона и сладких пирожков, чтобы прибавить сил перед родами.

И, как угодно было Небу, без особенно тяжких трудов она произвела на свет двух прекрасных мальчиков — таких, что свет не видал красивее. Но лишь только она родила, в опочивальню вошел король и закричал: «Да где у вас башка? Или вам вместо нее ослиный потник приделать? Что, эта кровать — для грязной проходимки? Выкиньте ее отсюда вон да палками сзади наподдайте! И очистите комнату дымом розмарина, а то она оставит здесь какую-нибудь заразу!»

Королева-мать, услышав это, сказала: «Больше не надо, больше не надо, сынок! Хватит, хватит уже наказаний бедной девочке! Ты довел ее до черноты ночного горшка, обжигая со всех сторон. И если до сих пор не считаешь себя удовлетворенным за презрение, которое она оказала тебе при дворе ее отца, прими в уплату долга две принесенные ею дивные драгоценности».

С этими словами она велела показать ему детей — истинную красоту этого мира. И при виде чудесных карапузов сердце короля исполнилось нежностью. Обнимая Чинциеллу, он открыл ей о себе, сказав, что все, что он ей сделал, было от негодования за то, что она пренебрегала им, хотя он был ей равен; отныне же и навсегда он делает ее своей госпожой. С другой стороны ее обнимала королева, как свою невестку и дочь. В благодарность за наследников они одарили Чинциеллу столь прекрасными дарами своей любви, что миг ее утешения сладостью победил все былые горести, которые, однако, научили ее держать паруса не слишком высоко, но помнить, что

дочь гордости — погибель.

Итак, рассказы на сегодняшний день закончились, и князь, желая прогнать из сердца грусть, которую доставили ему страдания Чиициеллы, призвал Чикко Антуоно и Нардуччо исполнить разученную ими сцену. Выйдя из-за кустов сада в широкополых шляпах, в черных панталонах с наколенниками [534] Наколенники из густо собранного в сборку накрахмаленного батиста использовали, чтобы закрыть часть ноги между панталонами и укороченными сапогами. , в куртках в прорезную полоску с кружевами, они прочли следующую эклогу: