Борис Верхоустинский - Перед половодьем (сборник)

— Зинаида Павловна! Голубушка! — затараторил фельдшер, не велите казнить, велите миловать; шли с охоты, видим огонек, и заглянули. Хе-хе! А это, позвольте вам рекомендовать, родственничек отца Андрея, студент юридического факультета, Леонид Алексеевич Боярский. Хе-хе! Замечательный стрелок, хотя еще неофит в некотором роде.

Студент поклонился и крепко пожал руку женщины. Однако, глаза у нее славные! Настоящие глаза северянки — голубые, грустные…

— Отлично сделали, что зашли. У нас как раз гости, — карточное сражение. Вы играете?

— О, да! И в стуколку, и в двадцать одно.

— Вот превосходно!

Они поставили ружья в угол прихожей и повесили ягдташи на гвозди. Цезарь давно утек домой, фельдшер о нем не беспокоился.

Хозяйка провела их в столовую. Длинный стол, покрытой белой скатертью, был заставлен пивными и водочными бутылями, на тарелках лежали куски колбас, остатки селедки, холодная телятина, студень. По-видимому, здесь пили долго и много. На полу валялись окурки папирос, это уж было совсем безобразно.

Студент взглянул на учительницу, ее глаза с беспокойством скользнули по опустошенному столу, русые брови чуть-чуть нахмурились. Ага! Ей это пиршество не нравится, — значит, иногда она бывает недовольна своим мужем. Действительно, здесь, как в кабаке.

Игра шла в соседней комнате.

— Зина, кто там?

Голос мужа… Наверное, он в проигрыше и сердит.

Игроки при виде новых гостей поднялись со своих мест. Их было четверо: сам хозяин, чахоточный учитель, с ярким румянцем на щеках, и остриженный наголо; начальник почтовой конторы, широколицый хохол, со стальными очками на пористом носу. Взгляд у него был немножко застенчивый, как у всех близоруких. Третий — ветеринар, маленький человечек с длиннейшими черными усами, которые он часто крутил; наконец, лавочник, почтеннейший Фома Петрович.

Студент со всеми, кроме хозяина, был знаком.

— Леонид Алексеевич! Великолепно! Нашего полку прибыло!

— Очень приятно! Очень приятно! — тряс его руку учитель, — слышал в достаточной мере о вас. А почему нет отца Андрея? Что вы с охоты?.. Очень приятно, присаживайтесь. Господа, сперва только выпить и закусить, устали, поди. Зиночка!

Учительница попросила отведать, чего Бог послал. Все переселились в столовую. Фельдшер категорически отказался от всего, но студент пропустил несколько рюмок вонючей, теплой водки. Голова закружилась.

Разговорились про охоту. Оказывается, учитель любит побродить с ружьишком по лесу, но Зиночка находит, что легко простудиться, и не пускает. Так-таки и не пускает, ничего с ней не поделаешь.

Студент рассказал о своей удаче с вальдшнепом, а почтеннейший Фома Петрович стал сожалеть, что настоящая охота переводится. Где медведи? — тридцать верст вправо, тридцать влево — и ничего. Говорят, в соседней губернии есть, но подумать только — берлога триста рублей… А-а? Триста рублей за берлогу, каково! Нет, зверь перебит — еще отец Фомы Петровича ходил на Топтыгина с рогатиной, а теперь кругом чисто… Тоже и лоси. Разве что в глухих болотах парочка осталась, да и то, чай, стреляная. Кстати, известно ли Леониду Алексеевичу, что подбитый лось плачет настоящими слезами, как умирающий человек?

— А со мной вышел, так сказать, преинтереснейший случай! — начал было фельдшер, но студент его перебил:

— Ну, все-таки еще охота не погибла.

— А со мной вышел преинтереснейший факт, — опять начал фельдшер, до неприличия впиваясь глазами в учительницу. Но студент опять его перебил, а потом перешли играть в карты; так фельдшеру и не удалось рассказать про птицу-чибис.

— Сядьте рядом со мной, вы мне всегда приносите счастье! — попросил он Зинаиду Павловну. Она, робко взглянув на мужа, исполнила его просьбу, села между ним и студентом, но руку положила не на стул студента, а на спинку его стула.

У студента было только десять рублей, тем не менее, когда ветеринар поставил в банк три рубля, и банк вырос до одиннадцати, он пошел по банку, и сорвал. Ха-ха! Теперь у него было много денег, двадцать один рубль. Фельдшер проигрывал. Зинаида Павловна не приносила ему счастья.

Очередь держать банк дошла и до него. Он вынул трясущимися руками из кошелька пятирублевую бумажку.

— Посмотрим! — сказал он, кинув ее на стол, — посмотрим.

Банк начал расти. Ветеринар проиграл, начальник конторы проиграл, Фома Петрович тоже проиграл. Стояло двадцать рублей.

В висках студента застучало, он почувствовал, как кожа его щек покрывается бледностью.

— На то, что зажато в кулаке! — сказал он прерывающимся голосом.

Странная вещь: у него была тройка пик, обыкновенно он не шел на эту карту, но тут он знал, что должен выиграть — и пошел.

— Еще карту!

Фельдшер выкинул ему семерку. Итого было десять очков.

— Еще карту!

Фельдшер выкинул туза червей.

— Двадцать одно! — торжественно процедил сквозь зубы студент, открывая карты. Да, это было именно двадцать одно, полный выигрыш.

Студент разжал кулак, в нем оказалось двадцать рублей. Банк сорван. Нет, Зинаида Павловна не приносила фельдшеру счастья! Незаметно для других она отодвинула стул, — теперь она сидела за фельдшером, обе ее руки лежали на спинке его стула: ведь он, проигрывал…

— В картах не везет, в любви везет! — сострил студент, фельдшер сгорбился, вынул из кармана записную книжку и что-то написал карандашом на вырванном листике.

— Нельзя ли послать домой… к жене? — нерешительно попросил он учителя, тот крикнул прислугу, толстую, деревенскую девушку, — и передал ей записку. «За деньгами!» — торжествующе сообразил студент.

Игра продолжалась. Студент начал проигрывать. Учитель устроил банк и благополучно снял его. Ветеринар тоже снял… Фома Петрович поставил десять рублей, в надежде снять тридцать. Ах, эти лавочники дьявольски любят деньгу… «Много! много!» — запротестовал начальник конторы, но его никто не поддержал.

Прислуга вернулась с пакетом, который она передала фельдшеру. Ну-ка, кто кого? — Новенькие шуршащие кредитки легли грудою перед фельдшером. Ими он будет играть! Часть же денег он спрятал в кошелек.

— По банку!

Увы! Он проиграл.

— Зиночка! — позвал учитель жену. Она знала, что это значит. Муж просил денег; она сходила в спальню и принесла из комода все свое жалованье, полученное накануне, — его же деньги она почему-то не тронула. Пусть лежат. Ей было все равно, проиграет он ее деньги или нет.

И он их проиграл. Да, он их проиграл. В банке лежало около шестидесяти рублей. Лицо учителя стало неприятным. Смертельная бледность граничила с ярко-алыми пятнами нервического румянца. Студент пошел на тридцать рублей — и выиграл.

— Не бейте! — умоляюще прошептала учительница фельдшеру. — Вы проиграете: вы всегда проигрываете после Леонида Алексеевича.