Асорин - Асорин. Избранные произведения

На поверхности пруда и в широкой чаше фонтана плавают желтые листья. О благородные силуэты вековых черных кипарисов на синеве неба! И мерные удары колокола в далеком соборе, нарушающие тишину, отчего она становится еще ощутимей… «Вожделенное место для усталого человека», — сказал поэт. В этой пустынности и тишине, в этом духе постоянства и устойчивости есть некие тонкие узы, объединяющие нас с Европой. Так пусть же каждый день в один и тот же час оказывается на нашем столе увесистый пакет с письмами, газетами, книгами, журналами. Книгами и журналами, чудесно пахнущими свежей типографской краской. Кастилия и Европа (Страна Басков и Европа; Каталония и Европа…).

Мы спускаемся вдоль Ботанического к книжной ярмарке. Уже несколько лет книжную ярмарку устраивают позади сада, у его длинной решетчатой ограды; а прежде она размещалась перед министерством общественных работ, где открывается вид на ламанчскую равнину. В Ботаническом, между могучих каменных деревьев, кое-где возвышаются черные кипарисы, а внизу, на равнине, виден холмик с часовней. Книжная ярмарка — это пятнадцать — двадцать деревянных балаганов. Здесь собрана вся скука, вся серость, вся пошлость совершенно бесполезных книг. Поразительно, сколько глупейших книг издается!

Вот они, наваленные грудами на дощатых прилавках, смотри, разглядывай. Каждый из этих жалких томиков воплощает, по крайней мере, некий один момент жизни человеческой. То, что сейчас кажется нам никчемным, в какое-то мгновение вдохновляло чей-то ум. А что мы знаем о руках, листавших страницы этой бездарной книжонки? Да ведь и нам самим где-нибудь в деревенской глуши, лишенным наших любимых книг, изголодавшимся по чтению, разве не доставило бы приятности чтение вот такой глупенькой книжечки? В какой-то мере, и в немалой, книга — это собственная наша мысль. Возможно, что многие книги с ярмарки могли бы оказаться нам полезными. И быть может, на этой грубой бумаге с расплывчатыми буквами мы найдем простую, естественную мысль никому не известного человека, который в один прекрасный день сел писать, не обладая никакими познаниями. В селениях Кастилии — как и в других местах — было немало таких людей, которые когда-то что-то писали, и никто об этом знать не знает. Порой их мысль выражена в форме аффектированной и темной — влияние великих писателей! — но иногда бывает изложена просто и прозрачно, с чистотой и прозрачностью горного ручья. И однажды осенним утром, роясь на ярмарочных прилавках, мы нашли одну из таких книг.

Лучистое, приятное утро. Осень… Осень, спустившаяся на Гвадарраму, на Гредос, на селения и дома Кастилии. В притихшем саду с платанов и акаций облетают желтые листья. Кипарисы, как всегда, неподвижны. Воздух дивно прозрачен. Почта только что доставила на наш письменный стол увесистый пакет с книгами, газетами, журналами…

Найденная нами на ярмарке книга озаглавлена так: «Патриотические мысли и благочестивые беседы, коими сельский священник, истинный друг отечества, наставляет своих прихожан. Беседы ведутся зимними вечерами у горящего очага. Собеседники — священник, цирюльник, ризничий, стряпчий и дядюшка Качарро». Произведение состоит из двух томиков, оба напечатаны в один год (1791), оба в Мадриде. Автор книги — дон Хасинто Бехарано Галавис-и-Нидос. Свое имя Бехарано на титульном листе сопровождает следующими званиями: приходский священник церкви Сан Мартин в городе Аревало епископата Авилы; кандидат на место постоянного каноника в кафедральных соборах страны — в Сан Исидро эль Реаль в Мадриде, на кафедру в университете в Саламанке, где он был замещающим преподавателем и ассистентом…

Да не введут читателя в заблуждение все эти титулы — впрочем, довольно скромные и легковесные, — и не будем воображать, будто наш сочинитель пишет свою книгу где-то в Мадриде или в Саламанке, сидя у себя дома в просторном монастырском кресле, после того как побывал в нескольких дружеских компаниях или же порылся в книжной лавке. О нет! Мир Мадрида, Саламанки нынче от нас далек; далеки увлекательные собрания книг и приятные компании; далека легкая, беспечная болтовня в толпе горожан, занятых тем же, чем ты, либо направляющихся по делам. Нынче, в те дни, когда наш автор пишет свое сочинение, он находится в маленьком городке, почти деревне, провинции Авила. Сам городок расположен на дне глубокой долины, солнце тут с трудом преодолевает высокую горную гряду, и лучи его скользят по кровлям домов. В этом крохотном городке ужасно холодно. «Что до тепла, — пишет наш автор на странице 5 первого тома, — то на избыток его я никогда не сетовал, как и на недостаток средств обогревания, хотя живу в Риофрио» [65] Риофрио ( исп. ) — холодная речка. . Иными словами — хотя этот городок самое холодное место в мире. Далее — ради чего и пишутся эти страницы — мы увидим, как Бехарано, наш почтенный священнослужитель, делает подробное и красочное описание Риофрио в провинции Авила.

Как очутился здесь дон Хасинто Бехара́но Галавис-и-Нидос? На титульном листе книги сказано, что в то время, когда его сочинение печатается, автор уже служит священником прихода церкви Сан Мартин в городе Аревало той же провинции Авила. Итак, нашему Бехарано Галавису удалось сбежать из Риофрио. А когда же автор был замещающим преподавателем в Саламанке и участвовал в конкурсе на место каноника в мадридском Сан Исидро? Было ли это в промежутке между службой в одном и в другом приходе? Из его сочинения явствует, что пребывание в Мадриде и Саламанке предшествовало ссылке в крошечный захолустный городок. О, как теперь далек тот мир! Как сладостны и мучительны, мучительны и вместе сладостны воспоминания о дружеских кружках в Мадриде и Саламанке и об увлекательных и поучительных посещениях книжных лавок и библиотек! Ныне Хасинто Бехарано живет вдали от любимых им городов, вдали от дружеских компаний — столь милых его сердцу, о чем мы узнаем впоследствии; он сюда заброшен, он затворен, заточен в этом городке в самом сердце сьерры. Удастся ли ему когда-нибудь отсюда выбраться? И какую позицию избрать? Отчаиваться, изливаться в жалобах и делать бесполезные гневные жесты — или же выказывать мудрое, тихое смирение перед суровой и неумолимой необходимостью? Как поступить: исполниться презрением человека высшего сорта ко всем этим неотесанным мужланам, которые его окружают и с которыми он вынужден каждый день общаться, — либо разумно с ними поладить, не требуя от необразованного бедняги, чтобы он был Вивесом или Эразмом, стараясь, да, да, стараясь извлечь из общения с ними всю возможную пользу, ценя проницательность их природного ума и прощая незнание тривиума и квадривиума?