Асорин - Асорин. Избранные произведения

И вот уже начинаются современные постройки: скучные, вульгарные, размалеванные дома, пыльные магазины, мощенные розоватой плиткой прихожие с кирпичными стенами. Кое-где, среди однообразия недавно сооруженных домов, выделяется старинный дворянский особняк; старомодные выступающие вперед его балконы кажутся мрачными рядом с современными плоскими балкончиками; филигранная резьба герба из серого камня распласталась меж двумя зелеными жалюзи. По улицам расхаживают, кутаясь в толстые шарфы, кашляя и перхая, духовные особы, на углу, таинственно шепча, собираются кучки набожных прихожанок, движутся повозки, ослы везут поблескивающие сельские орудия, идут крестьяне в длинных бурых кафтанах. Двери домов открыты настежь. Внутри видны красные кирпичи прихожих, белеет мебель соснового дерева Вдоль тротуаров куропатки в клетках, выставленных на песок, клюют свой корм. А в клетках, подвешенных к дверным косякам, заливаются игривыми арпеджиями канарейки.

Дом был окончен в праздник Майского Креста. На фасаде, меж двумя деревянными балкончиками, выведен большой барельефный крест. Прихожая вымощена красным кирпичом. Стены — белые. Цоколь — цвета густого индиго — окаймлен черною полосой. Напротив входной двери висит доска для нарядной утвари. И на фоне белой стены блестят, искрятся, золотятся маленькие жаровенки, шоколадницы, грелочки, лампочки с конусными абажурчиками, сковородочки с длинными ручками, подставочки…

Прихожая разделена широкою аркой. На ней вверху и сбоку «ветка». «Ветка» — это тонкий, вращающийся стержень, увенчанный букетиком цветов из кованого железа. Четыре лилии и одна роза среди бутонов и листьев изящно склоняются над подвешенным к стержню белым фонарем.

За аркой, по левую сторону, одна ступенька ведет к двери, окрашенной в темно-красный цвет. Дверь состоит из выпуклых филенок — квадратных, прямоугольных и в виде буквы «Т», расположенных так, что в центре получается греческий крест. Рядом с врезным замком железный засов — черное ажурное обрамление красиво выделяется на темно-красном фоне. Сама дверь отделана широкой рамкой, по которой пущена резьба в виде мелких листочков. Это дверь в залу. В зале стоят стулья с желтой обивкой, украшенной черным шнуром, широкое соломенное канапе, стол. На стенах красуется галерея апостолов — старинные, грубо раскрашенные эстампы: Sanctus Joanes [4] Святой Иоанн ( лат. ). , держащий чашу, из которой выползает змея; Sanctus Mattheus [5] Святой Матфей ( лат. ). , погруженный в чтение книги; Sanctus Bartholomeus [6] Святой Варфоломей ( лат. ). с острым ножом; Sanctus Petrus, Sanctus Paulus, Sanctus Simon [7] Святой Петр, Святой Павел, Святой Симон ( лат. ). … Над канапе висит картина маслом: в широкой черной раме монах с красивой бородой, в низко надвинутом капюшоне, держа обеими руками посох, глядит печальным взором. Внизу надпись: S. Franciscus de Paula; vera effigie ex prototypo, quod in Palatio Vaticano servatur desumpta [8] Св. Франциск де Паула; верная копия с оригинала, который хранится в собрании Ватиканского дворца ( лат. ). … На столе лежат три тома ин-фолио и уложенные в аккуратный ряд крупные, душистые плоды айвы. В глубине залы, за ширмами с белыми занавесочками, — альков.

Направо от прихожей — кухня с большим колпаком над плитой. По двум сторонам, вдоль стен — низкие лавки. Рядом с каждой лавкой шкаф, где хранится кухонная утварь. В мягкой полутьме свет, проникающий сквозь большое отверстие дымохода, белесыми бликами ложится на каменные плиты очага.

Рядом с дверью, ведущей во внутренний дворик, мерцают в глубине ниши для глиняной посуды синие, зеленые, желтые, красные изразцы с изящными арабесками. Большой кувшин на массивной подставке выставляет напоказ широкую алую кайму вокруг своего горла. И в солнечных лучах, струящихся сквозь круглое окошко над дверью, сверкают поливные блюда, пузатые кувшины, белые миски, зеленоватые графины.

Мирный этот уголок дышит сладостным покоем. Слышится серебристый звон молоточков в соседней кузнице. На одном конце стола с гнутыми ножками сидит Пуче и неспешно беседует с сидящей на другом конце стола и внимательно слушающей его Хустиной. В затененных недрах кухни что-то булькает в горшке, будто жужжит назойливая муха, и из-под крышки вырывается белый пар.

Так и сидят они — Пуче и Хустина. Пуче — старый священник с тощим телом и изможденным лицом. В его речах мягкость ревностного визионера, а в жестах покорность судьбе человека зрелого, закаленного в горестях. Он скорее шепчет, чем говорит, слова его звучат нежно, кротко, смиренно, обволакивая и внушая. Тихо и напевно они живописуют блаженство жизни совершенной, обличают убожество житейской суеты, напоминают о неизбывной трагедии земных скорбей, ласкают обещанием вечного счастья смятенной душе… Пуче говорит тихо, вкрадчиво, но вот мало-помалу в словах прибавляется силы, в интонациях — страсти, в периодах — широты, закругленности. И в какой-то миг бурно вырывается на волю неукрощенный зверь, и смиренный духовник воспламеняется огнем древнего еврейского пророка.

Хустина — изящная белокурая девушка. Сквозь ее прозрачную кожу просвечивает сеть тонких голубоватых жилок. Горящие глаза обведены темными кругами. Светлые, вьющиеся пряди выбиваются на черную накидку, которая у шеи слегка стянута, а на спину падает широкими складками.

Хустина внимательно слушает Пуче. Чистая, пылкая душа, которую легко склонить к самоотречению или ввергнуть в отчаяние, благоговейно внимает словам наставника и размышляет.

Пуче говорит:

— Дочь моя, дочь моя! Жизнь печальна, скорбь неизбывна, зло беспощадно. В неуемной суете житейской нас снедает тревога о будущем. Отсюда гнев, всепожирающее честолюбие, угодливое лицемерие, алчная непоседливость людей, скитающихся по земле. Иисус сказал: «Взгляните на птиц небесных: они не сеют, не жнут, не собирают в житницы; и Отец ваш Небесный питает их…» Человечество гибнет от собственной суетливости. Знание печалит его, жажда богатства распаляет. Так, жалкое, полное отчаяния, оно стенает от нескончаемых скорбей.

— Забота о завтрашнем дне омрачает нас, делает молчаливыми, — тихим, глуховатым голосом говорит Хустина.

Пуче, выждав с минуту, продолжает:

— Пташки небесные и полевые лилии счастливей человека. Напрасно человек терзает себя. «Ибо завтрашний день сам будет заботиться о своем: довольно для каждого дня своей заботы». Простота исчезла из наших сердец. Царство небесное принадлежит простодушным. «И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в царство небесное».

Звучит серебристый перезвон молотков в соседней кузне. Хустина и Пуче долго молчат. Затем Пуче восклицает: