Асорин - Асорин. Избранные произведения

Асорин возвращается один по извилистой дороге. День угасает. Унылую равнину окутывает туман. А в небе медленно плывет похожее на фантастический корабль огромное красное облако.

Юсте скончался, падре Ласальде перевели в коллегию в Хетафе, Хустина ушла в монастырь. И Асорин, погруженный в печальные размышления, сидит один в своей комнате, то беря в руки книгу, то откладывая. Из ума у него не идет воспоминание о Хустине, она стоит перед его глазами, он видит ее бледное лицо, большие глаза, черный плащ, развевающийся при ходьбе. И слышит ее волнующий, нежный, почти беззвучный голос. В таком скорбном оцепенении Асорин сидит долгие часы или бродит по уэрте — одинокий, удрученный, похожий на романтического чудака.

Время от времени по утрам, возвращаясь с обедни, является Илуминада — крепкая, сильная, властная, здоровая. И в доме слышится ее смех, она ходит по комнатам, там что-то переставит, здесь поболтает с прислугой, жизнерадостно подчиняя всех своей непререкаемой воле. Асорину приятно видеть ее. Илуминада — это свободная стихия Природы, вроде струящейся и журчащей воды, вроде воздуха. Рядом с нею Асорин чувствует себя беспомощным и думает, что не смог бы противиться ее желаниям, что у него не хватило бы энергии сдержать или хотя бы нейтрализовать ее энергию. «А в конце-то концов, что за беда! — думает Асорин. — В конце-то концов если у меня нет воли, значит, ее воля, которая потянет меня на буксире, окажет мне этим огромную услугу, будет жить половину моей жизни, то есть поможет мне жить… В мире есть люди, которым назначено жить половину, третью часть, четвертую часть жизни; и есть, напротив, другие, которым назначено прожить две, четыре, восемь жизней… Наполеон, верно, прожил их сорок, пятьдесят, сто… Ну и понятно, что излишек жизни, который им достается, то есть то, что превышает одну жизнь, „законную“ долю, они берут из того, чего не доживают люди, живущие меньше, чем одну жизнь… Вот я один из таких, я живу в полжизни, и, возможно, что Илуминада живет в полторы жизни, то есть одну свою и половину, причитающуюся мне… Этим я объясняю влияние, которое она на меня оказывает. И если бы я на ней женился, психологическое единство было бы полное — я продолжал бы жить в полжизни, как до сих пор, а она продолжала бы оказывать мне огромную милость, величайшую из возможных, — помогала бы мне жить, жила бы за меня».

Асорин улыбается. А в прихожей Илуминада, здоровая, уверенная, властная, пышущая жизнью, шумит, спорит, приказывает, жизнерадостно подчиняет всех своей непререкаемой воле.

В одиннадцать часов сестра трапезница звонит в серебряный колокольчик. И в длинной галерее появляются монахини. Одна за другой заходят они в трапезную. Трапезная — просторная зала с белыми стенами. На длинных столах для каждой монахини лежат две салфетки — одна развернутая, другая сложенная, — деревянная ложка и белая кружка талаверского фаянса. Между каждыми двумя приборами — керамическая уксусница и фаянсовая тарелочка для костей.

Стоя на коленях, монахини читают «De profundis» [38] «Из глубин» ( лат. ) — начальные слова заупокойной молитвы. . Затем поднимаются и, чинно засунув руки в рукава, стоят, пока дежурная в эту неделю чтица благословляет пищу. Аббатиса усаживается, вслед за нею, в порядке старшинства, садятся остальные монахини. Нынче суббота. Аббатиса легко ударяет по столу ножом. Входят послушницы. Каждая с назначенной ей епитимьей: у одних завязан рот, у других на глазах повязка из соломы, у третьих висит на шее большой кирпич. Все они опускаются в трапезной на колени, и старшая произносит: «Благослови, мать аббатиса». Аббатиса, благословив, приказывает: «Говори». И послушница начинает: «Признаемся в грехах наших Господу Богу нашему и Пресвятой Марии как главной нашей настоятельнице, а также вашему преподобию и всей святой общине, во многих провинах наших и нарушениях устава и благонравия, коему нас обучают, и особенно в лености и неохоте вставать к заутрене, причине сей епитимьи; почему и молим мы прощения у Господа Бога нашего и у вашего преподобия». Аббатиса мягко их журит и отпускает: «Ступайте с Богом и снимите с себя епитимью». Послушницы целуют ей ноги со словами: «Да будет так ради любви к Господу» — и выходят из трапезной. Затем, сняв повязки и кирпичи, возвращаются.

Помощница аббатисы начинает чтение. И по знаку аббатисы сестры, перекрестив салфетку, усаживаются за стол. Появляется повариха, неся большой поднос с мисками, она ставит перед каждой монахиней ее миску. Монахини принимаются за еду. Время от времени раздается легкий стук по столу, тогда сестра трапезница проворно подает требуемое.

После окончания трапезы четыре послушницы собирают посуду и опорожняют в большие корзины тарелочки с отбросами. Затем аббатиса делает знак, чтение прекращается. Помощница запевает: «Tu aulem Domine miserere nobis» [39] Ты же, Господи, смилуйся над нами ( лат. ). . Монахини отвечают: «Deo gratias» [40] Благодарение Богу ( лат. ). . И, поднявшись и поцеловав стол, выходят.

Из трапезной монахини идут в сад. Сад старый, одичавший. В центре, окруженный гигантскими кипарисами, журчит фонтан в большой мраморной чаше. На фоне буйной зелени движущиеся туда-сюда белые ряски похожи на огромных мотыльков. Над густыми кронами сияет лазурное небо.

Минуты проходят в мирной тишине. Под кипарисом читает книгу монахиня. В ветвях кипариса заводит рулады птица. Монахиня поднимает глаза и отрешенно смотрит на нее. Книга выпадает из ее рук. На первой странице крупными угловатыми буквами она пишет: «В пользовании сестры Хустины от Очищения, да сделает ее Господь праведной и примерной монахиней».

Хустина бледна, она сильно исхудала, кисти рук прозрачны, в глазах неутоленная жажда…

К вечеру, когда звонят на молитву о душах чистилища, монахини расходятся по своим кельям, а вдоль длинных коридоров ходит сестра, возглашая нараспев: «Помните, матери и сестры, ради любви к Господу Богу нашему, о благословенных душах чистилища и о тех, кто погряз в смертном грехе». Монахини подходят к дверям своих келий. Стоя на пороге, каждая набожно читает в ответ молитву; сестра, стоя на коленях, кропит ее иссопом, затем просит еще помолиться за тех, кто погряз в смертном грехе. Эту молитву монахиня произносит про себя. Сестра шепчет: «Да будет так ради любви к Господу», — и идет дальше.

Стоя неподвижно в дверях, Хустина тоже произносит шепотом молитву за закоснелого в грехе. За какого же грешника в тайниках души своей возносит молитву Хустина?

В полночь по темным галереям звенит колокольчик. Монахини идут на хоры. У дверей окунают пальцы в святую воду: «Aqua benedicta sit mihi salus» [41] Да будет святая вода мне во спасение ( лат. ). . Хоры просторные, вдоль стен длинные широкие скамьи орехового дерева, посредине высится пюпитр с огромными томами, по четырем углам четыре плошки с негашеной известью для очищения воздуха. Служки начинают «инвитаторий». И среди мирной ночной тишины резкие, визгливые, звенящие голоса летят по обширному нефу, поднимаются к стрельчатым сводам, теряются в боковых капеллах, где мерцают огоньки.