Джордж Джиссинг - Мученики пера

— Мнѣ кажется, вы имѣете полное основаніе надѣяться.

— Вѣдь вы не знаете, — по натурѣ я лѣнтяй. Я никогда не сталъ-бы писать ради того только, чтобы сказать что-нибудь; я могу писать только изъ-за денегъ. Всѣ мои планы и усилія направлены только къ одному, — къ деньгамъ. И я никогда не поставлю добровольно никакого препятствія на моемъ пути къ матеріальному успѣху.

— Желаю вамъ достигнуть вашей цѣли, сказала Мэріанъ, не поднимая глазъ и не улыбаясь.

— Благодарю васъ; но это похоже на отпускную. Во всякомъ случаѣ, я надѣюсь, что мы разстаемся друзьями.

Мэріанъ проводила его до прихожей и вернулась на нѣсколько минутъ въ кабинетъ, прежде чѣмъ войти къ матери.

Эдвинъ Рирдонъ принялся наконецъ за работу какъ слѣдуетъ, задавшись цѣлью написать каждый день опредѣленное число страницъ. Работая такимъ образомъ, онъ могъ кончить свою книгу къ Рождеству. Онъ не надѣялся получить за нее болѣе семидесяти-пяти фунтовъ, но и эта сумма позволила-бы ему уплатить за четверть года квартирную ренту и дать себѣ отдыхъ хотя на короткое время. Безъ возможности отдыха, для него все будетъ кончено; ему придется или искать дру-

гого рода заработка для содержанія семьи, или покончить съ жизнью и со всѣми ея обязанностями. Мысль объ этомъ послѣднемъ средствѣ часто мелькала теперь въ его умѣ. По ночамъ онъ рѣдко спалъ долѣе двухъ-трехъ часовъ подрядъ, а часы безсонницы были ужасны. Бой городскихъ часовъ съ болью отзывался въ его мозгу, и чѣмъ ближе къ утру, тѣмъ было страшнѣе, такъ-какъ приближалось время снова сѣсть за ненавистную полосу бѣлой бумаги, съ обязанностью непремѣнно исписать въ день четыре полосы. Легкое дыханіе Эми возлѣ него, прикосновеніе ея тѣла наполняли его подъ-часъ мучительнымъ страхомъ. Мысль, что она разлюбила его, тяжелымъ камнемъ давила его грудь.

Лучше всего было-бы для него и для всѣхъ, еслибы онъ умеръ естественною смертью. Мистриссъ Эдмондъ призрѣла-бы дочь и внука, и конечно, Эми не замедлила-бы найти себѣ второго мужа, — надежнаго, не такого, какъ онъ. Самому себѣ онъ казался непростительнымъ эгоистомъ.

Убить себя?.. Не здѣсь, конечно, а гдѣ-нибудь подальше, такъ, чтобы тѣло трудно было найти, а сомнѣнія въ смерти не оставалось. Эми легче перенесетъ это горе, чѣмъ предстоящую ей жизнь съ такимъ мужемъ. Ночь за ночью обдумывалъ онъ этотъ планъ, пока благодѣтельный сонъ не смыкалъ подъ-утро его вѣкъ.

Совѣтъ Мильвэна оказался напраснымъ: сенсаціонное заглавіе ни къ чему не послужило; оно вызвало въ умѣ автора только смутные образы, которыхъ онъ не былъ въ состояніи оформить. Онъ писалъ повѣсть въ свойственномъ ему родѣ, съ несложной фабулой, которую трудно было растянуть на три тома даже со всѣми нынѣшними типографскими ухищреніями.

Съ недѣлю все шло гладко, но затѣмъ, — какъ и предвидѣлъ авторъ, — наступилъ кризисъ. Появились обычные симптомы умственнаго переутомленія. Въ головѣ бродило пять-шесть сюжетовъ романовъ, которые онъ замышлялъ давно, когда только-что началъ писать. Онъ ухватывался за который-нибудь изъ нихъ, обдумывалъ, развивалъ свой планъ день-два легко, почти довольный собою; характеры, положенія, мотивы, — все было тщательно обдумано; оставалось только сѣсть и писать. Но написавъ главу или двѣ, онъ вдругъ находилъ весь планъ плоскимъ, безцвѣтнымъ; говорилъ себѣ, что слѣдовало приняться не за этотъ, а за другой сюжетъ. Новый планъ овладѣвалъ его умомъ, манилъ его, заставлялъ бросать уже написанное и приниматься за другое въ увѣренности, что теперь-то онъ попалъ на настоящій путь. Но черезъ нѣсколько дней повторялась та-же исторія; онъ хватался то за одно, то за другое, и дѣло не подвигалось ни на шагъ. Повременамъ Рирдонъ доходилъ до отупѣнія, голова его наполнялась туманнымъ, безформеннымъ хаосомъ; онъ вслухъ разговаривалъ самъ съ собою, не сознавая этого. Иногда, на улицѣ, у него вырывались короткія фразы, говорившія о мучительной заботѣ, наполнявшей его умъ. «Ну, что-же теперь? Положимъ, онъ... Нѣтъ, это не годится».

Но кризисъ миновалъ, и онъ опять началъ исписывать одну полосу бумаги за другою, съ облегченіемъ вздыхая по окончаніи каждой полосы. День его былъ строго распредѣленъ по часамъ, и малѣйшее нарушеніе этого порядка выбивало его изъ колеи. Въ рабочіе часы Эми не смѣла входить къ нему въ кабинетъ, какъ-бы ни было ей нужно сказать ему что-нибудь.

Описанія мѣстности, анализъ характеровъ и мотивовъ требовали умственнаго напряженія, на какое онъ, въ своемъ настоящемъ состояніи духа, не былъ способенъ; поэтому онъ по возможности придерживался разговоровъ: этимъ и мѣсто быстрѣе наполнялось, и голову не нужно было ломать. Болтать можно было о всякихъ житейскихъ пустякахъ.

Однажды вечеромъ онъ отворилъ дверь кабинета и позвалъ Эми. Она была занята съ ребенкомъ, но немного погодя явилась. На лицѣ ея было написано ожиданіе новыхъ жалобъ, но вмѣсто того мужъ радостно сообщилъ ей, что первый томъ конченъ.

— Слава Богу! вскричала она. — Ты будешь еще работать сегодня?

— Не думаю... Не придешь-ли посидѣть со мною?

— Хорошо, только дай уложить Вилли; онъ что-то безпокоенъ.

Рирдонъ придвинулъ къ камину кресло и постарался забыть, что ему остается еще написать два тома. Для полноты удовольствія, онъ досталъ съ полки томъ «Одиссеи» и открылъ его наугадъ.

Какъ освѣжаютъ душу эти благородные, гармоничные гекзаметры! Вотъ это писалось не по стольку-то страницъ въ день!

Немного погодя, вернулась Эми.

— Хочешь послушать? спросилъ онъ съ веселой улыбкой и перевелъ ей прозой нѣсколько строфъ изъ того мѣста, гдѣ Одиссей обращается къ Навзикаѣ.

— Помнишь, какъ я читалъ тебѣ это въ первый разъ?

— Какъ не помнить! Мы были одни въ гостинной; я велѣла всѣмъ сидѣть въ столовой. Помнишь, какъ я смѣялась надъ тѣмъ, что ты всегда носишь въ карманѣ маленькій томикъ?

Голосъ ея звучалъ весело и мягко. Рирдону пришло въ голову, что онъ не былъ-бы такимъ мягкимъ и гибкимъ, еслибы жена слушала его жалобы, и эта мысль заставила его помолчать.

— Нехорошая привычка! сказалъ онъ, глядя на нее съ неопредѣленной улыбкой. — У практичныхъ людей не бываетъ такихъ привычекъ.

— У Мильвэна, напримѣръ, подсказала жена.

Рирдонъ уже не въ первый разъ замѣчалъ, что

она что-то часто поминаетъ имя Джэспера.

— Ты это въ презрительномъ смыслѣ? спросилъ онъ.

— Я?.. Отчасти да. Но вотъ ты такъ всегда говоришь о Мильвэнѣ презрительно.

— Я хотѣлъ только сказать, въ раздумьи проговорилъ Рирдонъ, — что мои библіографическія привычки не сулили мнѣ успѣха какъ романисту.

— Въ ту пору ты этого не думалъ.

— Нѣтъ, вздохнулъ онъ. — По крайней мѣрѣ. я еще надѣялся.

Эми нетерпѣливо скрестила пальцы.