Джордж Джиссинг - Мученики пера

— Слушай, Эдвинъ, отчего ты всегда принимаешь этотъ обезкураженный тонъ? Онъ такъ непріятно дѣйствуетъ на меня.

— Правда, что я легко обезкураживаюсь, но противъ этого у меня есть Эми.

— Да, но...

— Но?

— Эми существуетъ не затѣмъ только, чтобы поддерживать въ тебѣ хорошее расположеніе духа.

Она сказала это шутливо, съ милой улыбкой, какъ бывало въ ея дѣвическую пору.

— Сохрани меня Богъ отъ такой мысли! Я пошутилъ. Но что-же дѣлать, если я не могу быть веселымъ? Ты сердишься на меня?

— Немножко... И отчего тебѣ унывать именно теперь? Нѣсколько недѣль тому назадъ это было еще понятно, но теперь... Вѣдь написалъ-же ты томъ, — напишешь и еще.

Рирдонъ понялъ, что Эми не такая жена, съ которою мужъ можетъ дѣлить всѣ свои заботы.

— Твоя правда, милая, сказалъ онъ. — Оставимъ эти мрачные разговоры. Почитай мнѣ. Я такъ давно не слышалъ твоего чтенія.

Но Эми отговорилась усталостью.

— Я такъ много возилась съ Вилли. Лучше ты прочти мнѣ еще изъ Гомера.

Онъ взялъ книгу, но неохотно. Съ тѣхъ поръ какъ родился ребенокъ, ихъ вечера утратили свою прежнюю интимную прелесть. Эми вѣчно возилась съ ребенкомъ, а потомъ чувствовала себя уставшей. Малютка сталъ между отцомъ и матерью, какъ и всегда бываетъ въ бѣдныхъ семьяхъ. Рирдонъ полушутя замѣтилъ это женѣ.

— Отчего не заведутъ въ Лондонѣ общественныхъ яслей? сказалъ онъ. — Вѣдь это чудовищно, что образованная мать должна превращаться въ няньку.

— Я никогда не отдала-бы своего ребенка въ общественныя ясли. Я не тягощусь уходомъ за нимъ. Когда ты будешь получать по триста фунтовъ за романъ, ребенокъ не будетъ брать у меня такъ много времени, прибавила она шутливо.

— По триста фунтовъ! повторилъ онъ, покачавъ головой. — Хорошо-бы, еслибы это было возможно.

— Но будто это много? Полсотни романистовъ, которыхъ мы можемъ назвать, не отдали-бы своего романа за триста фунтовъ.

— Ну, все равно. Опротивѣли мнѣ эти фунты! устало проговорилъ Рирдонъ, наклонившись на спинку стула жены и прижавшись щекой къ ея щекѣ. — Любишь ты меня еще немножко, Эми?

— Гораздо больше чѣмъ «немножко».

— Несмотря на то, что я сталъ писать такую пустельгу?

— Развѣ этотъ романъ такъ плохъ?

— Отчаянно. Мнѣ стыдно будетъ видѣть его въ печати.

— Отчего-же это? Отчего?

— Лучше не могу. Значитъ, ты не настолько любишь меня, чтобы примириться съ этимъ?

— Еслибы не любила, то скорѣе примирилась-бы. Что скажутъ рецензенты? Подумать страшно!

— А чортъ съ ними!

Лицо его потемнѣло.

— Слушай, Эми: обѣщай мнѣ не читать ни одной рецензіи объ этомъ романѣ. Я и самъ не стану читать. Не стоютъ онѣ ни одного твоего взгляда. Обѣщай! Для меня будетъ нестерпимо знать, что тебѣ извѣстно, какъ меня осмѣиваютъ.

— Я готова не читать; но вѣдь друзья твои, знакомые прочтутъ, а это хуже.

— Пускай ихъ читаютъ и говорятъ, что хотятъ! Развѣ ты не можешь утѣшиться увѣренностью, что я не заслуживаю презрѣнія, хотя и пишу плохіе романы?

— Но другіе не такъ посмотрятъ.

— Забудь о другихъ, сказалъ онъ, взявъ ея руки и крѣпко сжимая ихъ. — Развѣ мы не все другъ для друга? Развѣ ты стыдишься за меня какъ человѣка?

— О, конечно, нѣтъ. Но я чувствительна къ людскому мнѣнію.

— Ну, такъ тебя заставятъ стыдиться за меня. Какъ-же иначе?

— Не лучше-ли совсѣмъ не писать, Эдвинъ, чѣмъ писать плохія вещи? сказала она помолчавъ. — Лучше-бы поискать другихъ средствъ къ жизни.

— Не сама-ли ты настаивала, чтобы я написалъ глупый сенсаціонный романъ?

Она покраснѣла и сдѣлала нетерпѣливое движеніе.

— Сенсаціонный романъ можетъ и не быть глупымъ. И потомъ, въ случаѣ неудачи, люди скорѣе извинили-бы тебя, еслибы ты пробовалъ свои силы въ новомъ для тебя родѣ.

— Люди... все люди!

— Нельзя-же жить отшельниками, Эдвинъ, хотя мы и близки къ этому.

Онъ промолчалъ, боясь сказать что-нибудь рѣзкое, и въ раздраженіи сѣлъ къ своему письменному столу, дѣлая видъ, что намѣренъ приняться за работу.

— Не вѣрится мнѣ, Эдвинъ, чтобы твой романъ былъ плохъ, сказала Эми. — Не можетъ быть, чтобы при такомъ трудѣ вышелъ такой результатъ. Пойдемъ, милый, ужинать.

Далеко не съ легкимъ сердцемъ принялся Рирдонъ на слѣдующее утро за работу. Замѣчанія Эми еще болѣе отбили у него охоту писать завѣдомо плохую вещь. Въ довершеніе несчастія, онъ простудился. Уже нѣсколько зимъ подрядъ его мучили непрерывныя инфлюэнцы, горловыя боли и ревматизмы.

Онъ черезъ силу примостился къ своему письменному столу, но написалъ всего четверть страницы. На другой день Эми не позволила ему встать; онъ совсѣмъ расхворался. Ночью онъ бредилъ своимъ романомъ и перепугалъ жену.

— Такъ нельзя, сказала она ему поутру; — ты долженъ отдохнуть день или два, иначе ты схватишь воспаленіе мозга.

— Научи, какъ иначе?

Дѣйствительно, объ отдыхѣ нечего было и толковать. Дня два Рирдонъ не могъ писать, но душевное состояніе его стало отъ этого только хуже. Онъ походилъ на мертвеца, когда снова сѣлъ за бѣлый листъ бумаги. Второй томъ обыкновенно пишется легче перваго, но Рирдону писалось труднѣе. Необходимость растянуть романъ на три тома вынуждала наполнять второй безсодержательными разговорами, писать которые было для Рирдона истинною мукой.

А деньги таяли и таяли, несмотря на всю разсчетливость Эми. Ни малѣйшаго предмета роскоши не входило болѣе въ домъ; даже необходимые предметы одежды не покупались.

Въ концѣ ноября Рирдонъ сказалъ женѣ, что онъ оканчиваетъ второй томъ.

— А черезъ недѣлю у насъ не останется ни одного шиллинга, объявила она.

До этой минуты она не говорила съ нимъ о деньгахъ, опасаясь, что забота снова лишитъ его возможности писать; но теперь необходимо было обсудить положеніе дѣлъ.

— Черезъ три недѣли я могу кончить, сказалъ онъ съ несвойственнымъ ему хладнокровіемъ. — Тогда я пойду къ издателямъ и попрошу аванса подъ рукопись прежде чѣмъ они прочтутъ ее.

— А нельзя-ли сдѣлать это съ двумя первыми томами?

— Невозможно. Просить подъ неконченную книгу, да еще такую...

На лбу его стояли капли пота.

— Тебѣ помогли-бы, еслибы знали твое положеніе, тихо произнесла Эми.

— Можетъ быть; но нельзя-же требовать, чтобы издатели помогали всякому бѣдняку. Нѣтъ, лучше я продамъ кое-какія книги. Я могу пожертвовать полсотнею томовъ изъ наименѣе нужныхъ мнѣ.

Эми понимала, чего это будетъ стоить ему, и ей стало жаль его.

— Эдвинъ, позволь, я схожу съ двумя томами къ издателямъ и попрошу...

— Ты? Нѣтъ, низачто! И что пользы? Они отвѣтили-бы тебѣ, что, при такомъ сомнительномъ достоинствѣ двухъ первыхъ томовъ, они не могутъ дать и одной гинеи до окончанія романа. Нѣтъ, голубка моя, лучше продать книги. Черезъ три недѣли я кончу романъ, и если букинистъ дастъ три-четыре фунта, — вѣдь ты извернешься съ ними пока?