Джордж Джиссинг - Мученики пера

— Не буду, разумѣется. Но какъ-же... Вѣдь эти дѣвицы навѣрное будутъ писать Мэріанъ о своемъ братѣ?

— Вѣроятно, къ сожалѣнію.

— Можетъ быть онъ-то и просилъ ихъ начать съ нею переписку?

— Въ этихъ дѣлахъ никакую женщину не перехитришь, промычалъ Альфредъ, улыбаясь.

Жена не поняла его замѣчанія и на лицѣ ея явилось обычное напряженно-вопросительное выраженіе.

— Противъ этого ничего не подѣлаешь, продолжалъ Юль. — Если у него серьезныя намѣренія, то пускай выжидаетъ случая.

— Какъ жаль, что Мэріанъ имѣетъ такъ мало хорошихъ знакомыхъ! замѣтила мать.

— Что пользы говорить объ этомъ? Не перемѣнишь. Да и врядъ-ли Мэріанъ чувствуетъ себя несчастной.

— Не велико и счастье.

— Ты полагаешь?

— Увѣрена.

— Вотъ если я сдѣлаюсь редакторомъ «Study», тогда многое перемѣнится, хотя... Впрочемъ, что толковать о томъ, чего нельзя передѣлать. Не пой ей, что она несчастна, сдѣлай милость. Пусть она думаетъ о своей работѣ; это самое лучшее для нея.

— Пожалуй что такъ.

— А объ остальномъ я самъ подумаю.

Мистриссъ Юль ушла и сѣла за шитье. Намеки «хотя» и «чего нельзя передѣлать» были ей очень хорошо понятны: они значили, что будь она женщина образованная, дочь ея не была-бы лишена подходящаго общества. Альфредъ всегда стыдился за жену при постороннихъ и не могъ скрыть этого чувства. Да и Мэріанъ присутствіе такой матери не можетъ не стѣснять. И всегда будетъ такъ. Положимъ, что мистеръ Мильвэнъ посѣтитъ ихъ: — что онъ подумаетъ, увидѣвъ у Мэріанъ такую мать?

И бѣдная женщина роняла слезы на шитье.

Трудно было ожидать, чтобы такой болтунъ, какъ мистеръ Куэрмби, не разгласилъ о предполагаемыхъ намѣреніяхъ Раккета. Слухъ, что Альфредъ Юль замѣститъ Фэджа въ редакціи «Study», быстро распространился, и Юль сдѣлался предметомъ вниманія со стороны нетолько старыхъ друзей, но даже и неизвѣстныхъ ему лицъ. Однако, недѣля уходила за недѣлей, а Раккетъ не подавалъ и признака жизни. Въ концѣ октября появилось объявленіе, что преемникомъ Фэджа будетъ не Юль, а одинъ молодой ученый, бывшій соредакторъ одной провинціальной газеты, не имѣвшій въ лондонскомъ литературномъ мірѣ ни друзей, ни враговъ.

Тайный голосъ уже и раньше говорилъ Юлю, что въ настоящее время на редакторскія мѣста не попадаютъ такіе люди, какъ онъ; но хотя онъ и старался увѣрить себя, что ни на что не разсчитывалъ, однако, когда Куэрмби явился къ нему послѣ того съ вытянутымъ лицомъ, у Юля сорвались съ языка слова, которыхъ тотъ долго потомъ не могъ забыть. Съ этого времени Альфредъ Юль замкнулся въ мрачное молчаніе.

Нѣтъ, такимъ бѣднякамъ какъ онъ, не имѣющимъ общественныхъ связей, не достается подобное счастье! Къ тому-же онъ старъ. Въ литературѣ, какъ и въ другихъ профессіяхъ, наплывъ молодыхъ силъ еле оставляетъ ветеранамъ даже и тотъ клочокъ, который они отвоевали себѣ тяжелымъ трудомъ всей жизни.

Однако, Куэрмби болталъ не на вѣтеръ: Раккетъ дѣйствительно подумывалъ пригласить въ редакторы Альфреда Юля, видя въ немъ прямой контрастъ Фэджу, котораго къ тому-же онъ хотѣлъ уколоть выборомъ его врага; но его убѣдили въ непрактичности такой мѣры.

Несмотря на притворное равнодушіе, съ которымъ Альфредъ Юль сообщилъ женѣ и дочери о своей неудачѣ, тѣ сейчасъ смекнули, какихъ послѣдствій имъ надо ожидать. Слѣдующій мѣсяцъ былъ мукой для всей семьи. Семейный обѣдъ проходилъ въ мрачномъ молчаніи; съ женой Юль почти совсѣмъ не говорилъ; съ дочерью только обмѣнивался дѣловыми фразами. Лицо его сдѣлалось жолтымъ и у него возобновились страшныя головныя боли. Жена, знавшая по опыту, какъ неумѣстны и напрасны были-бы попытки утѣшенія, предпочитала молчать. Мэріанъ тоже не рѣшалась заговорить о случившемся; но разъ вечеромъ, уходя изъ кабинета отца, который позвалъ ее къ себѣ по дѣлу, она, желая ему доброй ночи, прижалась щекой къ его щекѣ. Эта непривычная ласка, которою дочь выразила ему свое сочувствіе, произвела на него какое-то странное дѣйствіе; онъ въ первый разъ почувствовалъ потребность открыть ей свою душу.

— Жизнь моя могла-бы сложиться совсѣмъ иначе, началъ онъ вдругъ, словно продолжая начатый разговоръ. — Когда ты будешь размышлять о моихъ неудачахъ, — а тебѣ, конечно, часто случается дѣлать это теперь, когда ты понимаешь вещи, — когда ты будешь размышлять о нихъ, то не забывай, какія препятствія стояли на моемъ пути. Я не хотѣлъ-бы, чтобы ты считала твоего отца тупицей, неспособнымъ имѣть успѣхъ. Возьмемъ хотя-бы этого Фэджа. Онъ женился на дѣвушкѣ хорошаго круга, принесшей ему связи и вліяніе. Не будь этого, онъ никогда не сдѣлался-бы редакторомъ «Study»; лично онъ не имѣлъ никакихъ данныхъ для этого. Но онъ имѣлъ возможность давать обѣды; онъ и жена его бывали въ обществѣ, ихъ всѣ знали, о нихъ говорили. А я? Я живу какъ сурокъ въ норѣ и чувствую себя дико, когда мнѣ случается попадать въ общество людей, съ которыми мнѣ ближе всего было-бы водить знакомство. Имѣй я случай лично встрѣчаться съ Раккетомъ и подобными ему людьми, обѣдать съ ними, приглашать ихъ обѣдать къ себѣ, быть членомъ ихъ клуба и тому подобное, — я былъ-бы не тѣмъ, что я есть. Уже въ то время, когда я былъ редакторомъ «Balance», мнѣ представлялся случай занять подобающее мнѣ положеніе въ обществѣ; но для этого нужно было держать открытый домъ, а возможно-ли это было для меня?

Мэріанъ молчала, не поднимая головы. Она понимала, что въ словахъ отца есть доля правды, но ее шокировало, что онъ говоритъ это ей. Казалось, онъ самъ понялъ, какъ тяжело ей слушать обвиненія ея матери, такъ-какъ онъ вдругъ прервалъ свое изліяніе и со словами: «Доброй ночи!» отпустилъ дочь.

Придя въ свою комнату, она разрыдалась. Такими жалкими казались ей въ эту минуту всѣ члены ея семьи! Со времени послѣдней поѣздки въ деревню, она стала болѣе прежняго тяготиться своимъ одиночествомъ. Въ долинахъ Финдена ей какъ видѣніе мелькнуло счастье, котораго молодость ея была вправѣ требовать у судьбы; но видѣніе разсѣялось и, вѣроятно, никогда болѣе не повторится. Она не женщина, а читающая и пишущая машина. Приходитъ-ли это когда-нибудь въ голову ея отцу? Одинъ-ли онъ страдаетъ отъ ихъ бѣдности?

У Мэріанъ не было ни одного друга, которому она могла-бы открыть свою душу. Дѣвицы Мильвэнъ писали ей вторично, но могла-ли она быть съ ними откровенна? Изъ ея письма онѣ могли только заключить, что она вся поглощена своими литературными трудами и вполнѣ довольна своею судьбой. Кому могла она повѣрить тоску, глодавшую ея душу отъ сознанія пустоты и одиночества своей личной жизни? И въ будущемъ предвидѣлось то-же самое...

Въ ноябрѣ начались дожди и туманы, но Мэріанъ продолжала по-прежнему ходить въ Британскій музей и работать тамъ вмѣстѣ съ другими литературными работниками. Изрѣдка позволяла она себѣ пройтись по заламъ читальни, украдкой оглядывая лица присутствующихъ; но то лицо, которое она надѣялась увидѣть, ни разу не попадалось ей на глаза.