Джордж Джиссинг - Мученики пера

— Я тоже могу посидѣть лишь нѣсколько минутъ, сказала она Дорѣ съ блѣдной улыбкой, когда Джэсперъ ушолъ. — Я зашла къ вамъ изъ музея.

— Гдѣ опять, какъ я вижу, устали до смерти.

— Нѣтъ, я не работала; я дѣлала только видъ,

что читаю. Моя голова слишкомъ занята личными дѣлами. Слышали вы что-нибудь о завѣщаніи моего дяди?

— Нѣтъ, ничего.

— Я думала, что вамъ писали изъ Ватльборо. Подивитесь: отцу моему ничего не оставлено, а мнѣ оставлено пять тысячъ фунтовъ.

Дора опустила глаза.

— И представьте, продолжала Мэріанъ: — кузина Эми получила десять тысячъ фунтовъ!

— Боже, какую перемѣну это произведетъ въ судьбѣ ихъ семьи!

— Да... И брату ея, Джону, завѣщано шесть тысячъ, а матери ихъ — ничего. Оставлено кое-что и другимъ лицамъ, но главная часть наслѣдства завѣщана городу Ватльборо, на устройство парка и пр. Говорятъ, дядя былъ не такъ богатъ, какъ думали.

— Не знаете-ли вы, получила что-нибудь миссъ Гарроу?

— Она получила домъ въ пожизненное владѣніе и полторы тысячи фунтовъ.

— А вашъ отецъ ничего?

— Ни одного пенни. Вы не повѣрите, какъ это огорчаетъ меня! И какъ это жестоко со стороны дяди! Эми и брату ея шестнадцать тысячъ, а отцу моему — ничего! Вѣдь между ними не было вражды, а дядя зналъ, какъ тяжела жизнь моего отца.

— Что-же говоритъ объ этомъ мистеръ Юль?

— Ничего, конечно; но мнѣ кажется, онъ обиженъ болѣе, чѣмъ показываетъ. Онъ передалъ намъ съ мамой сущность завѣщанія такимъ тономъ, какъ еслибы это дѣло нисколько не касалось его, и ушолъ въ свой кабинетъ. Немного погодя, я вошла къ нему и застала его за работой, словно ничего и не бывало. Я хотѣла сказать ему, какъ мнѣ больно за него, но была не въ силахъ говорить и только расплакалась. Онъ ласково успокоилъ меня, но о завѣщаніи — ни слова. Бѣдная мама въ ужасномъ горѣ за него, какъ ни боялась она, что мы разбогатѣемъ.

— Боялась? повторила Дора.

— Да; она считаетъ себя не созданной для широкой жизни, пояснила Мэріанъ съ грустной улыбкой. — Бѣдная мама! Она такъ добра и такъ скромна!

— Но отецъ вашъ все-таки долженъ быть доволенъ, что вы, по крайней мѣрѣ, получили что-нибудь.

— Можетъ быть; но все-же это не то, что онъ самъ... Я знаю, онъ всегда мечталъ имѣть собственный журналъ, въ родѣ «Study»; я увѣрена, что онъ помѣстилъ-бы свои деньги такимъ образомъ... Но подумайте, какая перемѣна для Рирдоновъ! прибавила Мэріанъ, перемѣняя разговоръ. Навѣрное они теперь опять сойдутся.

— Мы узнаемъ это отъ Джэспера.

Въ это время вернулась Модъ и приняла участіе въ разговорѣ. Дора передала ей все то, что узнала отъ Мэріанъ.

— Но почему-же Мистриссъ Рирдонъ получила болѣе другихъ? спросила Модъ.

— Она была любимая племянница, хотя дядя былъ недоволенъ ея бракомъ съ писателемъ и ничего не далъ ей въ приданое.

— Интересно-бы знать, когда было сдѣлано завѣщаніе, сказала Модъ. — Быть можетъ, дядя наградилъ Мистриссъ Рирдонъ за то, что она разошлась съ мужемъ.

Это замѣчаніе вызвало общій смѣхъ. Вскорѣ послѣ того Мэріанъ простилась съ сестрами и ушла. Проводивъ ее, онѣ переглянулись.

— Пять тысячъ фунтовъ! пробормотала Модъ. Врядъ-ли это будетъ признано достаточнымъ.

— И я тоже сомнѣваюсь. Онъ былъ здѣсь, когда пришла Мэріанъ, но ушелъ прежде чѣмъ узналъ объ этомъ.

— Такъ сходи къ нему, извѣсти.

Дора сдѣлала утвердительный жестъ и, помолчавъ, спросила:

— Говорилъ съ тобою когда-нибудь Джэсперъ о миссъ Рупертъ?

— Кажется, нѣтъ. Не помню.

— Знаешь-ли, что онъ говоритъ? — Что онъ не давалъ Мэріанъ никакого повода смотрѣть на него иначе, какъ на добраго пріятеля.

— Право? Ужь не миссъ-ли Рупертъ имѣетъ счастіе пользоваться его предпочтеніемъ?

— Кто его разберетъ! Онъ говоритъ, что ей подъ-тридцать, что она некрасива, но очень богата. Стыда нѣтъ у этого Джэспера!

— Я полагаю, что мы обязаны предостеречь Мэріанъ, замѣтила Модъ. — Иначе мы какъ-будто помогаемъ обманывать ее. Джэсперъ поступаетъ безчестно въ этихъ дѣлахъ.

Дора спѣшила пойти къ брату, чтобы застать его дома. Но она не успѣла сдѣлать и двадцати шаговъ, какъ встрѣтила его на улицѣ.

— Я боялся, что Мэріанъ еще у васъ, сказалъ онъ, смѣясь. — Ну, что?

— Зайдемъ къ намъ; на улицѣ неудобно разговаривать.

Но у него не хватало терпѣнія ждать.

— Говори; все равно. Получила она что-нибудь?

Дора, не отвѣчая, ускорила шаги.

— Ничего? А отецъ ея — получилъ?

— Отецъ — ничего; а она... пять тысячъ фунтовъ.

Джэсперъ шолъ опустивъ голову и ничего болѣе не говорилъ, пока не вошолъ въ комнаты. Модъ небрежно поздоровалась съ нимъ.

— А Мистриссъ Рирдонъ получила что-нибудь? спросилъ онъ.

Дора отвѣтила.

— Десять тысячъ фунтовъ! недовѣрчиво повторилъ онъ и вдругъ громко расхохотался. — Стало быть, Рирдонъ избавленъ отъ трущобъ и отъ писарской конторки! Радуюсь за него, сердечно радуюсь! Конечно, мнѣ было-бы пріятнѣе, если-бы Мэріанъ получила десять тысячъ, а онъ пять, но все-же это преостроумная игра судьбы. Теперь недостаетъ только, чтобы онъ отказался воспользоваться деньгами своей жены. Это было-бы похоже на него.

Поостривъ на эту тему, онъ подошелъ къ окну и задумался.

— Напьешься ты чаю съ нами? спросила Дора.

Онъ согласился, но чай прошолъ почти въ

молчаніи. Всѣ трое были заняты своими мыслями. Уходя, Джэсперъ спросилъ сестеръ, скоро-ли онѣ ждутъ опять Мэріанъ; Дора отвѣтила, что не знаетъ.

Вернувшись домой, Джэсперъ тотчасъ сѣлъ за статью для одного журнала, которую онъ началъ утромъ. Но мысли его шли вразбродъ и онъ никакъ не могъ сосредоточиться. Онъ былъ еще слишкомъ молодъ, чтобы вполнѣ владѣть искусствомъ сочинять механически; онъ еще долженъ былъ сосредоточиваться на своемъ предметѣ. Раза три онъ срывался со стула, начиналъ ходить по комнатѣ большими шагами, но опять садился и съ напряженіемъ воли схватывался за перо. На бумагѣ не прибавлялось однако ни одной путной фразы. «Нѣтъ, нужно принять какое-нибудь рѣшеніе, сказалъ онъ себѣ; — иначе я не буду въ состояніи работать». Онъ сѣлъ въ кресло и началъ курить одну папироску за другой. Но и это не помогло. Тогда онъ надѣлъ пальто, взялъ шляпу и зонтикъ и пошолъ бродить по мокрымъ отъ дождя улицамъ.

Поведеніе Альфреда Юля послѣ того, какъ судьба такъ жестоко обманула его разсчеты, могло-бы сбить съ толку посторонняго наблюдателя. Черезъ день по возвращеніи изъ Ватльборо, онъ началъ обращаться съ женой и дочерью съ несвойственною ему мягкостью. За столомъ онъ разговаривалъ — вѣрнѣе, говорилъ монологи о литературныхъ дѣлахъ, пересыпая ихъ остротами, которыя могла оцѣнить одна Мэріанъ. Онъ обратилъ вниманіе на слѣды переутомленія на ея лицѣ и посовѣтовалъ ей отдохнуть нѣсколько недѣль за новыми романами. Мрачная холодность, съ которою онъ передалъ своей семьѣ сущность духовнаго завѣщанія брата, какъ-будто смягчилась отъ сочувствія жены и дочери, и онъ казался теперь только проникнутымъ грустью, покорностью судьбѣ.