Дэвид Марксон - Любовница Витгенштейна

Ну, или даже в некоторых автомобилях, когда я включала зажигание, а кнопка пуска кассетной деки оказывалась нажатой.

Услышать в таких обстоятельствах Кэтлин Ферриер, исполняющую оперу Винченцо Беллини, это, разумеется, совсем не то же самое, что принять сознательное решение послушать Кэтлин Ферриер, исполняющую оперу Винченцо Беллини.

Хотя сейчас мне все-таки вдруг пришлось задуматься, действительно ли то, что я знаю о Брамсе, было написано на оборотной стороне конвертов грампластинок.

Например, о его отношениях с Жанной Авриль или, скажем, с Кэтрин Хепбёрн.

Или, если уж на то пошло, откуда я знаю, что Бетховен иногда исписывал нотами стены своего дома, если не мог быстро отыскать бумагу?

Или что Георг Фридрих Гендель однажды пригрозил сопрано выбросить ее из окна, потому что она отказывалась петь арию так, как он ее написал?

Или что, когда Чайковский впервые дирижировал оркестром, он был уверен, что у него отвалится голова, и потому держался за голову одной рукой в течение всего концерта?

Ну, или, если взять совсем другой пласт, то стал бы кто-нибудь, составляющий тексты для таких конвертов, упоминать о том, что Брамс, как известно, носил в кармане конфеты, чтобы раздавать их детям, когда он посещал дома, в которых были дети?

Разумеется, человек, составлявший такие тексты, ни за что не написал бы, что одним из детей, которым Брамс иногда давал конфеты, вполне мог оказаться Людвиг Витгенштейн.

Возможно, я не упоминала, что одним из детей, которым Брамс иногда давал конфеты, вполне мог оказаться Людвиг Витгенштейн.

Но, честное слово, Брамс часто бывал в доме Витгенштейнов в Вене, когда Людвиг Витгенштейн был ребенком.

Итак, если правда, что Брамс был известен тем, что носил в кармане конфеты, чтобы раздавать их детям, когда он посещал дома, в которых были дети, то вполне вероятно, что Людвиг Витгенштейн был одним из детей, которым он давал конфеты.

Более того, вполне возможно, что именно это было на уме у самого Витгенштейна спустя все эти годы, когда он сказал, что не нужно много денег, чтобы подарить хороший подарок, но нужно много времени.

Я имею в виду, что если человек, которому Витгенштейн хотел подарить подарок, был ребенком, то он, естественно, мог решить этот вопрос в точности так, как это обычно делал Брамс.

Однако никто не прогуливается по Кембриджу с конфетами в кармане, чтобы дать их Бертрану Расселу или Альфреду Норту Уайтхеду.

Впрочем, сейчас можно было бы пожалеть, что вчера Витгенштейн не пришел в подвал помочь мне с этим словом Dasein.

Ну или даже с тем другим словом, «бриколаж», которое крутилось в моей голове, когда я проснулась в то утро.

Или же с целым предложением, которое я повторила про себя, наверное, раз сто, чуть позже, о мире, который представляет собой все, что имеет место быть.

Разумеется, если Витгенштейн действительно был так умен, как считалось, то он наверняка смог бы сказать мне, имело ли это какой-либо смысл.

С другой стороны, как я опять-таки читала однажды о Витгенштейне, он размышлял так напряженно, что можно было увидеть, как он это делает.

И, конечно, я бы не хотела настолько сильно утруждать человека.

Хотя о чем это сейчас почему-то напомнило мне, так это о том, что я все-таки действительно знаю одну вещь о Мартине Хайдеггере.

По правде говоря, я понятия не имею, откуда знаю ее, хотя, несомненно, это тоже из какой-то сноски. Я знаю, что когда-то Мартин Хайдеггер владел парой ботинок, которые прежде принадлежали Винсенту Ван Гогу, и надевал их, когда отправлялся гулять по лесу.

Между прочим, я ни секунды не сомневаюсь в этом факте. Тем более что именно Мартин Хайдеггер, возможно, сделал то самое заявление, довольно давно упомянутое мною, о том, что тревога является основополагающим настроением существования.

Поэтому что его наверняка восхитило бы в Ван Гоге, так это то, как Ван Гог мог заставить даже пару ботинок излучать тревожность.

Даже если была лишь мизерная вероятность того, что та пара ботинок, которую когда-то носил Ван Гог, была той же самой парой, которую он однажды нарисовал, разумеется.

Если только, конечно, в тот день он не рисовал в одних носках.

Или не позаимствовал у кого-нибудь вторую пару ботинок.

А если поразмыслить как следует, то, возможно, это были ботинки Кьеркегора, о которых я думала и которыми когда-то владел Ван Гог.

На самом деле я редко читаю сноски.

Хотя, безусловно, это отчасти из-за возраста, который иногда стирает некоторые различия.

А к настоящему времени вполне уже могла возникнуть и проблема гормонов, а также климакса.

Более того, вся эта история могла быть как-то связана с тем, что кто-то сидел на одном из стульев Паскаля.

А что я на самом деле собиралась теперь сказать, так это то, что мне были знакомы имена писателей и на обложках некоторых других книг из коробки, а не только тех семи книг Мартина Хайдеггера.

Например, Йоханнес Китс.

Хотя там был также перевод «Анны Карениной», увидев который, я распознала само название.

Это просто потому, что данное название на немецком языке, кажется, практически идентично названию на английском.

Но в связи с этим я нахожу интересным, что если бы экземпляр той книги был самим оригиналом, а не переводом, то я вообще не смогла бы понять смысл названия.

Когда говоришь, что не способен прочесть ни слова по-русски, в твоих словах даже больше правды, чем когда признаёшься, что не способен прочесть ни слова по-немецки, разумеется.

Несмотря на то, что практически каждое второе слово в немецком языке похоже на Bronte. Или Dürer.

Хотя в коробке также было несколько вещей, которые я никоим образом не могла идентифицировать.

Я имею в виду, что там было несколько книг, на обложке которых я не могла разобрать ни названий, ни имен авторов.

Однако все те книги определенно не были переведены с английского языка, на котором писало большинство знакомых мне авторов, а были изначально напечатаны на немецком.

С другой стороны, это едва ли следует понимать так, что я не знакома с некоторыми немецкими писателями.

Разумеется, я знакома, например, с Фридрихом Ницше.

Ну, или с Гёте.

Хотя, говоря, что я знакома с кем-то из этих авторов, я не обязательно имею в виду, что я особенно хорошо знакома с ними.

На самом деле, говоря, что я знакома с ними, я даже не обязательно имею в виду, что прочла хотя бы одно слово, написанное кем-либо из них.

Вообще-то суть этого знакомства сводится, возможно, просто к тому, что я читала оборотные стороны конвертов грампластинок.

Например, оборотную сторону конверта пластинки «Так говорил Заратустра» Рихарда Штрауса.

Или пластинки «Рапсодия для альта».